Щелчок, гудок, потом:
— Мэрилин, это Бэз. У меня есть билеты в филармонию на среду. Позвони мне, если свободна. Не позднее понедельника, ладно?
Кассета крутилась, и Уиллис продолжал записывать.
— Мэрилин, я ненавижу твой ответчик. Это Чип, позвони мне, ладно?
Щелчок, гудок... кто-то повесил трубку.
— Терпеть этого не могу, — сказала Мэрилин. Опять щелчок, опять гудок.
— Мэрилин, это опять Диди. Где тебя носит? Звонки шли один за другим. «Очень занятая дама», — подумал Уиллис.
И затем где-то среди всех этих голосов...
— Мэрилин... ты мне нужна... я... я...
Резкий вдох...
Затем такой звук, как будто трубка ударилась о что-то твердое...
Послышались звуки, как будто кого-то рвет...
Щелчок, гудок, и опять череда вызовов.
— Мэрилин, это Диди. Я звоню тебе все выходные. Может быть, ты все же позвонишь мне?
— Мэрилин, это Элис, это Чип (и я по-прежнему ненавижу твой автоответчик), это Бэз (опять про концерт в филармонии), это Сэм, это Джейн, это Энди...
Среди звонивших ни одного Тома, Дика или Гарри.
Карелла вынул листок, который она дала им, и спросил:
— Вы уверены, что это все мужчины, с которыми вы встречаетесь?
— Да, на настоящий момент, — ответила Мэрилин.
— А остальные? — спросил Уиллис.
— Какие остальные?
— Которые звонили.
— Просто приятели.
— Но с ними у вас ничего нет?
— Нет.
— Это был голос МакКеннона? — спросил Карелла. Она ответила не сразу. Затем сказала: «Да» — и опустила взгляд.
Карелла закрыл свою книжку.
— Возможно, нам понадобится связаться с вами в будние дни. Вы не могли бы дать нам свой рабочий телефон?
— Я сейчас не работаю, — ответила она.
Уиллису казалось, что его лицо ничего не выражает, однако Мэрилин, очевидно, что-то заметила.
— Это не то, что вы думаете, — тут же добавила она.
— А что я думаю? — поинтересовался он.
— Вы думаете: дорогой, хорошо обставленный дом — наверное, у нее богатенький покровитель — этакий па-пик. Вы ошибаетесь. У меня действительно есть папочка, нефтепромышленник в Техасе, и он не позволит, чтобы его единственная дочь умирала бы с голода в этом большом противном городе.
— Понятно.
— Ну что ж, простите, что заняли у вас так много времени, — сказал Карелла. — Вы нам действительно очень помогли...
— Чем же? — спросила она, провожая их до дверей. На улице было холодно, дул пронизывающий противный ветер.
Они называли это 24-24.
Схема относилась к делам об убийстве, когда особенно важны для расследования были двадцать четыре часа до смерти человека и двадцать четыре часа после нее.
Сутки накануне смерти имели огромное значение, поскольку все то, что делал покойный, куда он ходил, с кем встречался, все это могло быть каким-то образом связано с его смертью. Официально Джером МакКеннон считался жертвой, даже если и проглотил никотин по своей собственной воле. Сутки после смерти имели смысл лишь в том случае, если речь шла об убийстве, поскольку время работало против детективов, и по мере того, как шло время, след становится все бледнее и бледнее, давая убийце больше шансов. В полиции считалось, что если в течение недели не удается найти надежную зацепку, то дело можно спокойно отправлять в «Папку нераскрытых преступлений». Эта папка являлась кладбищем многих расследований.
Над делом МакКеннона работали всего два детектива. Это убийство не относилось к разряду особо выдающихся, таких, которыми заполнялись полосы местных газет. Убитый являлся не слишком известной личностью, никаких необычных обстоятельств с этим делом связано не было, обычное бытовое убийство в городе, плодившем подобные преступления в огромных количествах. Да, яд, действительно, оказался весьма необычным орудием убийства, однако даже это не наводило на мысль о чем-либо экзотическом. Средства информации были полны сообщениями о сенсационных убийствах, а поскольку данный случай не представлял пример того, что копы называют «гладиаторской привлекательностью», то в газетах и телевизионных новостях ему было уделено самое незначительное внимание. Лишь во вторник один из комментаторов утренней программы, который уже полгода обрушивался на курение, как на одно из величайших зол, поскольку именно полгода назад сам бросил курить (известно, что самыми фанатичными праведниками становятся раскаявшиеся грешники), — использовал этот случай для иллюстрации высказывания «никотин — это яд», однако это был глас вопиющего в пустыне.
Дело имело значение только для Уиллиса и Кареллы, да и то лишь потому, что им выпало дежурить в тот день, когда пришел вызов. Оба без восторга относились к сильно— и быстродействующим ядам. Подобный яд сразу наводил на мысль о самоубийстве. Однако им платили за то, чтобы они расследовали дело, которое вполне могло оказаться убийством. Но никотин действовал в течение минут, даже секунд, а Джером МакКеннон умер от отравления никотином, и поэтому сейчас необходимо работать по схеме 24-24, и сделать это как можно скорее, поскольку если кто-нибудь и капнул ему никотин в стакан с пивом или заставил проглотить яд, то с каждой секундой, с каждым движением часовой стрелки этот тип получал преимущество.
Их было всего двое.
24 часа до смерти оказалось не так-то легко проследить — в квартире МакКеннона они не нашли никакого еженедельника с записями деловых и прочих встреч. Однако Мэрилин Холлис сообщила, что он работал вице-президентом по маркетингу в фирме «Истек Системз» на авеню Джей, поэтому Карелла направился прямо туда.
Уиллис занялся списком из трех человек, предоставленным Мэрилин. Фактически, он уже работал над той частью схемы, которая называлась «24 после». Мэрилин заверила их, что никто из этих людей не знает МакКеннона: «У меня нет привычки рассказывать Тому и Дику о Гарри». Однако множество убийств, совершенных в этом городе, происходили на почве ревности. Муж кидался с ножом на любовника жены. Парни убивали своих девушек или их новых друзей, а то и обоих сразу. Парни убивали своих дружков или их матерей. Сочетания были самыми невероятными; ревность — это зеленоглазое чудовище — при малейшей провокации прибегало к жестокости и насилию.
Если у Мэрилин было три приятеля, не считая МакКеннона, то существует вероятность того, что одному из них не понравились отношения между ней и МакКенноном, и он решил их прекратить. Вероятность эта была весьма незначительной, что Уиллис прекрасно понимал. Однако в схеме «24 после» необходимо хоть за что-то зацепиться.
Первым в списке значился Нелсон Райли. Это с ним она провела выходные. Но если Райли уезжал с Мэрилин, то он никак не мог находиться в городе и отравить МакКеннона — никотин действует в течение нескольких минут. Детективам оставалось лишь поверить Мэрилин на слово. Уиллис позвонил Райли, назвался и сказал, что будет у него через полчаса.
Нелсон Райли оказался высоким мужчиной лет сорока с копной рыжих волос, рыжими, закрученными вверх усами, зелеными глазами, широкими плечами и грудью, с крепкими лапищами уличного драчуна. Он был художником, и студия его находилась в мансарде одного из домов на Карлсон-стрит, ближе к центру. По стенам студии были развешаны огромные полотна, освещенные холодноватым зимним светом, проникающим сквозь мансардное окно. Невысокая, не достигающая потолка стена отделяла студию от жилого помещения. Через щель Уиллис заметил еще не прибранную постель с водяным матрацем.
Картины, развешанные по стенам, были выполнены в реалистической манере. Виды города, обнаженные натуры, натюрморты. Одна из обнаженных натур чрезвычайно напоминала Мэрилин Холлис. На мольберте стоял неоконченный натюрморт с арбузом. Краски на палитре Райли, лежавшей на высоком столике рядом с мольбертом, были преимущественно красных и зеленых тонов. Его джинсы и футболка, равно как и громадные ручищи, были перепачканы краской. Уиллис подумал, что он не слишком обрадовался бы, встретив Райли где-нибудь в пустынной аллее в безлунную ночь. Даже если у того и душа художника.
— Так в чем дело? — спросил Райли.
— Мы ведем расследование возможного самоубийства человека по имени МакКеннон.
Уиллис пристально посмотрел в глаза собеседнику. И не увидел даже намека на то, что имя покойного ему знакомо.
— Вы его знаете?
— Никогда не слышал, — сказал Райли. — Не хотите кофе?
— Спасибо, — ответил Уиллис.
Он прошел за Райли в довольно большую комнату, где кроме кровати с водяным матрацем находились комод, раковина, холодильник, стенной шкафчик для посуды, торшер, кухонный столик со стульями и электроплитка на заляпанном красками столике. Холодный мартовский ветер бился в небольшое окошко возле изножья кровати. Райли налил воды в чайник и поставил его на плитку.
— У меня только растворимый, — сказал он. — Не возражаете?
— Растворимый — это отлично, — ответил Уиллис.
