– Присаживайся скорее, – Гуров налил вина Георгию. – Как тебе продукт?
– Вах! – Георгий в знак восторга поцеловал кончики сжатых пальцев. – Честно скажу – нечасто такое мясо встречаю. Да, такую скотину умеют только в Аргентине выращивать.
Гуров снисходительно улыбнулся.
– Вот и не угадал. А скотинка-то наша, отечественная.
Георгий так расстроился, что даже вино пить не стал, стакан на стол поставил.
– Э, слушай, не может такого быть! Я всю жизнь с мясом работаю, могу отличить продукт не глядя, только по одному его запаху.
Крячко вяло кивнул.
– Подумаешь, я тоже могу. Например, тухлое от свежего.
– А я свежее от свежего отличить могу! – горячился Георгий. – Головой отвечаю, это чистая Аргентина! Мраморная говядина, «Черный Ангус».
Гуров успокаивающе похлопал горячего хлопца по плечу.
– Расслабься, Георгий. Мясо наше. Могу сертификат подвезти. Вот, дожили, научились кое-чему. Не токмо лаптем щи хлебаем. Нет, сама скотинка, может, и аргентинской породы, но паслась и забита в нашей Раше. На комбинате «Агронавт».
– Серьезно? – Георгий все еще не мог поверить сказанному.
– Сто пудов.
Хозяин развел руками.
– Ну, Лев Иванович, если бы я тебя не знал или от кого другого услыхал, то подумал бы – розыгрыш или провокация. Дай-ка по старой дружбе адресок этого комбината.
Гуров взялся за стакан с вином. Мясо ели молча, закусывали зеленью. Говорить во время поглощения такого блюда было бы кощунством. Если и случались перерывы, то лишь для того, чтобы выпить. Только после окончания еды разговор за столом возобновился.
– Мы с господином полковником Крячко завтра на этот комбинат в командировку летим, – сообщил Гуров хозяину. – Там на месте и обмозгуем, как тебе прямые поставки наладить.
– Вот спасибо, дорогой! – расцвел Георгий. – Да за такое дело вы со Станиславом у меня самыми дорогими гостями будете!
Гуров покачал головой:
– Достаточно, если будешь принимать нас как простых ВИП-персон. Помоги лучше до дому добраться, а то мы тут у тебя немного набрались.
Георгий отправил с сыщиками своего человека, который на машине Гурова развез их по домам и вернулся обратно на такси. От денег категорически отказался. Правда, большая часть мяса осталась ему.
Перед тем как расстаться, Крячко с печалью заметил Гурову:
– Георгий тоже моего отчества не знает. А твое знает.
И, сокрушенный, скрылся в своем подъезде.
Вечером того же дня далеко от Москвы, в Мясникове, городской отдел милиции затаился в тревожном ожидании и тщетной надежде. Как свинарник перед Новым годом – авось пронесет.
Начальник городского отдела полковник Павел Федорович Балашов чувствовал себя женихом на чужой свадьбе. То есть когда морду пока еще бить не начали, но ждать осталось недолго.
Перед полковником сидели задержанные по подозрению в убийстве господина Фердыщенкова работники склада № 13 Анатолий Катин и Иннокентий Филимонов. Лучших кандидатов на роли убийц невозможно было бы заполучить даже путем клонирования.
Но при этом полковник Балашов прекрасно понимал, что судьба обоих подозреваемых будет решаться не в его кабинете, не в прокуратуре и даже не в городском суде, а высоко наверху. Так высоко, куда ему, полковнику Балашову, не то что доступ заказан, но и подглядывать запрещено. И если там у них наверху что-то пойдет не так, то козлом отпущения сделают самого Балашова. Поэтому полковник глядел сейчас на арестованных с пониманием и состраданием. Впрочем, им от этого легче не становилось.
– Ну что, душегубцы, сами признаемся в злодейском преступлении или придется вас уговаривать? – поинтересовался Павел Федорович с добрым ленинским прищуром.
Конечно, добровольное признание, полученное без всякого принуждения, решило бы многие вопросы. Только где ж его возьмешь-то – без принуждения? А с другой стороны, любой дурак знает, что у нас в милиции не бьют. Дилемма, блин! Слово иностранное, по-русски значит – куда ни кинь, все равно не докинешь.
Душегубцы помалкивали и признаваться не торопились. Зачем же выполнять за мента его работу? Они вообще на полковника не реагировали. Типа – комеки. Ну, это те, которые в коме. Может, со страху, а может, просто от огорчения. Потому что не повезло. Оказались не в то время не в том месте, да еще в отягчающем состоянии алкогольного опьянения.
Конечно, взяли их чуть ли не с поличным. Но только «чуть» ни в Москве, ни в Мясникове за доказательство не считается. Любой малограмотный адвокат эту версию разнесет в жидкий пух и щепки. Потому что у следствия не факты, а сплошные предположения.
Следователь городской прокуратуры Светлана Александровна Загорская тоже присутствовала в кабинете Балашова. Несмотря на молодость, она целиком разделяла взгляды старого опера. Когда ее наставник, опытный прокурорский следователь-важняк Вершинский, вдруг неожиданно, в самый неподходящий сезон, ушел в отпуск, а прокурор города Редько поручил дело об убийстве Фердыщенкова именно ей, вчерашней стажерке, она сразу догадалась, что из прокуратуры ее, считай, уже уволили. Поэтому и не переживала особенно. Но, конечно, и не радовалась.
Вот и сидели они все в кабинете Павла Федоровича донельзя огорченные, каждый со своей бедой. Наконец полковнику это надоело, и он отправил задержанных в камеру. Прессовать их сейчас у него не было ни желания, ни сил. Устал, да и поразмыслить немного не помешало бы. Так сказать, определиться с направлением – куда дальше плыть.
Задержанных увел в камеру прапорщик Дынин. Он служил в должности младшего оперуполномоченного, в отделе выполнял обязанности балашовского адъютанта и водителя. В миру Дынин отзывался на кличку Младший Оборотень.
Балашов ворчал:
– Ты, Светка, девка молодая, красивая. Блондинка опять же. Из следаков выгонят, в любое место устроишься. Хоть в стриптиз, хоть в местную Думу. А вот я старый, неприятный, не блондин и не брюнет. И даже не седой, а просто лысый. Куда тут денешься? Тем более мне прямо сказали – если раскрою дело, то на пенсию генеральскую звезду кинут. Заманчиво. Осталось всего ничего – взять и раскрыть.
Следователь Загорская закурила.
– Смотри, дядь Паша, как бы тебя самого не кинули. Вместе с пенсией. От этого повешенного президентского друга за версту помойкой несет.
Балашов не то закряхтел, не то заскрипел шарнирами. Ясно было, что страдает он не физически, а морально.
– Ты знаешь, Светка, я иногда отцу твоему завидую, царствие ему небесное. Ведь если бы тогда я справа стоял, а он слева, то его пуля мне бы досталась. И не было бы у меня сейчас этого геморроя.
– Брось ты, дядь Паша, эти суеверия. Отца бы убили, если бы он даже у тебя за спиной стоял. Такая, видно, судьба. Давай лучше думать, как из этой помойки выбираться будем.
Полковник нервно побарабанил пальцами по крышке стола.
– А что тут думать? С нас будут требовать результата. Допустим, убийцы какие-никакие у нас имеются. Теперь мотив. Могли его эти алкаши замочить на почве личной неприязни? Запросто. Хорошо бы нам журналиста этого, Гербера, захомутать. Твой прокурор Редько хочет, чтобы убийцами была только пара алкашей. А друзья убитого из «Ассоциации» и «Агронавта» не прочь прицепить к ним журналиста. То, что он выполнял задание «Союза импортеров», – установленный факт. Но, понятно, задание у него было чисто журналистское. А из него хотят наемного киллера сделать. Курам на смех!
Следователь Загорская взяла лежавшие перед полковником бумаги и полистала.
– Тут написано, что журналист Гербер принес водку со снотворным и напоил сотрудников склада Катина и Филимонова. Для чего? Получается, для того, чтобы спокойно убить Фердыщенкова и спрятать в одной из камер холодильника номер тринадцать его труп?
Балашов криво усмехнулся.
– Ага, а потом устроил диверсию, оставив холодильник без электричества. Благодаря чему, собственно, труп Фердыщенкова и был обнаружен. Он что, сумасшедший? Сам прячет, сам же и найти помогает. Нет, цель у него была ясная – обесточить предприятие, чтобы привлечь к нему внимание общественности и официальных органов. Замутить воду и попробовать выудить жареную рыбку. Неучтенку обнаружить, левак, пересортицу. Но уж никак не труп, это и козе понятно. А то ведь, если по такой логике рассуждать, можно договориться до того, что это сам Фердыщенков совершил самоубийство, лишь бы насолить конкурентам из «Союза импортеров». Бред.
– Бред, – согласилась Загорская. – Поэтому Редько и возражает против привлечения журналиста. Но возражает очень тихо, так как губернатора этот бред вполне устраивает. Тот в лепешку готов расшибиться, лишь бы «Ассоциации» угодить. А если телега не пройдет, то отдуваться все равно не ему придется. На нас с тобой и свалит.
