заметив намерения выжить у самого преступника.
Алекс больше прочего хотел говорить об искусстве, литературе, просил Роберта читать к их очередному свиданию ту же книгу, что и он, чтобы они могли обсудить свои впечатления.
«Мне хватает историй в повседневной жизни, – сказал однажды Роберт. – Книги – для развлечения, я не хочу обсуждать проблемы несуществующих людей».
Однако он не возражал и слушал, когда Алекс пересказывал ему сюжет, – или из жалости, зная, что другого шанса выговориться у него нет, или подсознательно чувствовал, что этот созидательный опыт может ему пригодиться (теперь я знаю, как читает эту книгу психопат?).
Алекс проследил глазами за другом, когда тот молча садился напротив. С самого звука открывающейся двери эта встреча не походила на другие.
– Привет.
– Привет, – чуть более живо, чем нужно, ответил Алекс.
– Как дела?
– Хорошо. Я прочитал «Камеру обскура». А что сделал ты? – попытка разрядить обстановку была немного вызывающей.
– Хочу тебя спросить. – Он сделал паузу, осмотрев потолок и стены на предмет камер. Их было четыре – в каждом углу. Избежать этого было невозможно, поэтому он стал говорить еще тише: – Как ты думаешь, каким будет типичный портрет женщины, которая способна убить человека?
– Я думаю, это любая обычная женщина. Или любая необычная женщина. Такая же, как и любой мужчина. При чем тут вообще пол? Каждый человек способен убить. Вопрос в том, убивает он или нет.
– Наверное, да. А если я поставлю вопрос так: как выглядит женщина, которая вот-вот убьет кого-то?
– Так, как свойственно для ее характера. Она будет выглядеть соответственно эмоциям, которые испытывает. Намерение убить у каждого человека проявляется разными эмоциями. У некоторых схожими: замкнутость и отчуждение от жертвы, но никогда нельзя знать это наверняка. Если только это не последние три секунды перед убийством в порыве гнева. Но тогда есть только три секунды, чтобы уловить намерение.
Роберт молчал, погрузившись в свои мысли.
– Если ты хочешь узнать что-то конкретное, тебе придется рассказать мне.
– Вполне конкретное. Но я не могу рассказать. Город маленький. Здесь камеры, и если вдруг кто-то будет просматривать запись и окажется знаком с этим расследованием, то он может все испортить своим вмешательством.
– Как хочешь.
– Ладно, предположим, есть человек, который внезапно оказывается рядом с местом преступления.
– Как банально. Вернулся посмотреть? – Алекс усмехнулся.
– И зачем-то говорит, что был неравнодушен к жертве.
– Это настолько классика, что скорее просто совпадение.
– А потом оказывается, что для жертвы были приготовлены две ловушки. Одна рассчитана на случайное везение, вторая – чтобы наверняка. Если первая не сработает. И вторая – очень специфична. Настолько специфична, что лишь несколько человек в городе могли быть к этому причастны.
– Понятно. Значит, человек рядом с местом преступления – один из причастных. Вероятность крайне мала. Если только он… Я так не могу. Если только ОНА не хотела быть пойманной, то это не она.
– Зачем ей может хотеться быть пойманной?
– Если она в отчаянии и на самом деле не хотела убивать и жаждет наказания. Или если она устала.
– Устала от чего?
– Нет, это совсем глупо, я даже не буду это говорить. Я думаю так: есть три варианта. Падшая личность, которой хочется прекратить свое существование. Глупая личность, которая вообще ничего не продумала. Но это вряд ли, если запасной вариант, как ты говоришь, специфичен. И третий – жажда славы.
– Ага, но нет. Третий – настолько типичен, что нет.
– Не исключай его. Человек может быть весьма скромным и скрытным. Именно такие испытывают нехватку выразительных средств, чтобы потешить свое эго.
– Я склоняюсь к первому варианту.
– Или она не виновна, и ты зря ее мучаешь.
От нахлынувшего потока мыслей Роберт не мог усидеть на месте. Он встал и принялся ходить по комнате.
– Может, стоит оставить беднягу в покое, если ты не уверен?
– У меня предчувствие.
– О! Перед этим я бессилен.
– А что, если она не в себе?
– А тебе часто встречались такие?
– Один раз. – Его шаг ускорился.
– И кто же это был?
– Я не могу тебе сказать.
– Посмотри правде в глаза, Берт. Хватит обманывать меня и себя.
Роберт старался не смотреть на собеседника. Если он посмотрит, то его слова станут правдой и полтора года работы уйдут в пустоту. Не только полтора года работы, но и его вера в людей.
– Я не зря это делал.
– Прости, дружище, но я нормальный. Я абсолютно нормальный. И я сижу здесь и буду сидеть, пока не сдохну от скуки или от электрического стула, потому что я сделал это сознательно.
– Ты был не в себе, ты не можешь быть таким!
– Могу. Перестань отрицать. – Алекс встал и преградил ему путь. – Люди – говно.
Роберт попытался его оттолкнуть, то не смог.
– И в голове у них может быть все что угодно.
Роберт попытался отойти, но Алекс возникал на его пути быстро, со всех сторон.
– И в любой момент. – Внезапно Алекс с силой и ловкостью хищника схватил его за шею и прижал к стене. – Они могут перемениться и попытаться тебя убить.
Зрачки Роберта расширились, но он не сопротивлялся.
– Не веришь? – спросил Алекс. – Не веришь, что я могу сделать это снова, несмотря на всю доброту, которую ты ко мне проявил?
Раздался громкий звонок, как будто заорал огромный металлический ребенок, и в открывшуюся дверь ввалился охранник, держа перед собой электрошокер.
– Нет, – ответил Роберт.
Охранник был в нескольких сантиметрах от них, Алекс уже отпустил жертву.
– Не надо! – крикнул Роберт, но опоздал на какую-то долю секунды. Алекс неестественно задергался и распластался на полу. Когда судороги прошли, на его лице осталась ехидная, злая улыбка.
– Вам лучше уйти, – сказал охранник.
– Пока, Алекс.
– Роберт, я не стану тебя убивать, честно! Ты мне не веришь? – Он смеялся.
8
Роберт сел на последний поезд до города, ему предстояли два часа раздумий под мерное постукивание колес. Он думал о своих университетских годах в институте психоанализа и о Габриэле Стокманне. Этот чудаковатый джентльмен с не менее чудаковатым именем был его кумиром в течение первых и последних двух лет обучения. Он всегда носил старенький твидовый костюм, который, скорее всего, стирал очень часто, потому что пахло от него приятно – книгами и немного формальдегидом.
Держался он очень уверенно и, казалось, досконально понимал все возможные процессы, происходящие в мозгу человека. Еще он возлагал надежды на юного Роберта, который отвечал ему взаимно – восхищением и готовностью помочь: перенести книги из кабинета в кабинет, подготовить аудиторию и прочие хозяйственные дела. Иногда Роберту даже позволялось проверять вместе с Габриэлем работы своих сокурсников, задерживаясь после учебы.
За это время образ Габриэла стал несокрушимым в сознании Роберта. Тем более ужасным оказалось его разочарование в профессоре, когда он понял, что Стокманн просто человек и, может быть, ничем не лучше самого Роберта. Он увидел в своем преподавателе отражение всех своих недостатков, и ему стало ужасно стыдно. Стыдно за то, что он так
