Высокий мужчина, которого звали Юхан Экберг, смотрел на Валландера. Коротко постриженные волосы — казалось, что он сошел с одной из афиш. Шорты цвета хаки и белая майка. На руках татуировки. Накачанные мышцы. Валландер понял, что перед ним культурист. Глаза Экберга неотрывно на него смотрели.
— Что именно вас интересует?
Валландер вопросительно указал на один из стульев. Хозяин кивнул. Валландер сел, но Экберг остался стоять. Валландер думал о том, что может, Экберг еще и не родился, когда Харальд Бергрен воевал на своей отвратительной войне в Конго.
— Сколько вам лет? — спросил он.
— И вы приехали из Сконе, чтобы задать этот вопрос?
Валландер отвечал Экбергу с нескрываемым раздражением.
— И этот тоже, — ответил он. — Если вы не будете отвечать на мои вопросы, мы прекратим беседу. И тогда нам придется отправиться в участок.
— Меня подозревают в каком-то преступлении?
— А что, на это есть основания? — ответил в том же тоне Валландер. Он знал, что нарушает все существующие правила поведения полицейского.
— Нет, — ответил Экберг.
— Тогда начнем сначала, — сказал Валландер. — Сколько вам лет?
— Тридцать два.
Валландер был прав. Экберг родился через год после того, как самолет Хаммаршёльда разбился недалеко от Ндолы.
— Я приехал сюда, чтобы поговорить с вами о шведских наемниках, — сказал он. — Вы открыто заявили о себе, и потому я здесь. Вы даете объявления в «Терминаторе».
— Не думаю, что это противозаконно. Я также имею дело с «Combat & Survival»[8] и с «Soldier of Fortune».[9]
— Я не говорил, что это противозаконно. Разговор пойдет заметно быстрее, если вы будете отвечать на мои вопросы, а не задавать свои.
Экберг сел и закурил. Валландер обратил внимание, что он курит сигареты без фильтра. У него была бензиновая зажигалка типа тех, что Валландер видел в старых фильмах. Юхан Экберг вообще казался ему человеком из другого времени.
— Шведские наемники, — повторил он. — Когда все началось? С войны в Конго в шестидесятые?
— Немного раньше, — ответил Экберг.
— Когда?
— Например, с Тридцатилетней войны.
Валландер не понял, шутит ли он. Но потом он подумал, что не стоит поддаваться впечатлению от его внешнего вида или зацикленности на 50-х. Если есть страстные любители орхидей, то почему Экберг не может быть человеком, знающим почти все о наемниках? К тому же, из школьного курса истории Валландер смутно помнил, что армии в Тридцатилетней войне состояли именно из солдат, воюющих за деньги.
— Начнем со времени после Второй мировой войны, — сказал Валландер.
— В таком случае начинать надо с самой Второй мировой войны. Некоторые шведы добровольно участвовали в войне на стороне тех или иных войск. Были шведы и в немецкой форме, и в русской, а также в японской, американской, английской и итальянской.
— Мне кажется, что быть добровольцем и наемником — не одно и то же.
— Я говорю о воле сражаться. В Швеции всегда были люди, готовые идти под пули.
Валландер почувствовал в его словах какую-то беспомощную браваду, часто свойственную людям, слепо убежденным в величии Швеции. Он кинул быстрый взгляд на стены — на случай, если он вдруг не заметил нацистской символики. Но ничего такого он не увидел.
— Оставим добровольцев, — сказал он. — Наемники. Люди, которые продают себя.
— Иностранный легион, — ответил Экберг. — Классическая точка отсчета. Шведы в нем были всегда. Многие лежат, погребенные в пустыне.
— Конго, — произнес Валландер. — Это отдельная история, верно?
— Там было немного шведов. Но некоторые из них всю жизнь сражались за Катангу.
— Кто?
Экберг удивленно на него посмотрел.
— Вам нужны имена?
— Пока нет. Я хочу знать, что это были за люди.
— В прошлом военные. Кто-то искал приключений. Кто-то был убежден в правоте дела. Среди них были и полицейские, уволенные со службы.
— В правоте какого дела они были убеждены?
— Они боролись с коммунизмом.
— Убивая невинных африканцев?
Экберг опять насторожился.
— Я не обязан отвечать на вопросы, касающиеся политических убеждений. Я знаю свои права.
— Меня не интересуют ваши убеждения. Я хочу знать, что это были за люди. И почему они стали наемниками.
Экберг настороженно смотрел на него.
— Зачем вам это надо? — спросил он. — Это мой последний вопрос, и на него я хочу услышать ответ.
Сказав правду, Валландер ничего не терял.
— Возможно, что кто-то, в прошлом наемник, имеет отношение, по крайней мере, к одному убийству. Поэтому я задаю эти вопросы. И потому ваши ответы могут оказаться важными.
Экберг кивнул. Он понял.
— Хотите что-нибудь выпить? — спросил он.
— Например?
— Виски, пиво?
Было только десять утра. Валландер покачал головой. Хотя он был бы не прочь выпить пива.
— Нет, спасибо, — сказал он.
Экберг встал и скоро вернулся со стаканом виски.
— Чем вы занимаетесь? — спросил Валландер.
Ответ Экберга удивил его. Меньше всего он ожидал услышать такое.
— У меня консалтинговая фирма по подбору персонала. Я занимаюсь в основном тем, что разрабатываю методы решения конфликтов.
— Любопытно, — сказал Валландер. Он был все еще не вполне уверен, что Экберг с ним не шутит.
— Кроме этого я держу портфель акций, и в настоящий момент они приносят мне прибыль. Доход у меня сейчас стабильный.
Валландер решил, что Экберг говорит правду. Он вернулся к теме наемников.
— Как случилось, что вы стали интересоваться наемниками?
— Они представляют то лучшее, что есть в нашей культуре, но что, к сожалению, исчезает.
Валландера покоробил его ответ. Самое ужасное, что Экберг, казалось, искренне верил в то, что говорил. Валландер не понимал, как такое возможно. В его голове быстро пронеслось, что Экберг, вероятно, не единственный шведский бизнесмен, носящий такие татуировки. Мог ли кто-нибудь предположить, что финансистами и экономистами будущего станут культуристы, держащие у себя в гостиных настоящие музыкальные автоматы?
Валландер вернулся к теме разговора.
— Как вербовали людей для войны в Конго?
— В некоторых барах в Брюсселе и даже в Париже. Никакой огласки. Кстати, так делают и до сих пор. Особенно после того, что случилось в Анголе в семьдесят пятом году.
— А что случилось?
— Некоторые наемники не вернулись вовремя. В конце войны они попали в плен. Новое правительство начало судебный процесс. Большинство из них были приговорены к смертной казни и расстреляны. Все это было очень жестоко. И совершенно бессмысленно.
— За что их приговорили к смерти?
— За то, что они были наемными солдатами. А какая разница? Солдат всегда наемник.
— Но ведь они не имели никакого отношения к войне? Они же пришли со стороны. И воевали, чтобы заработать.
Экберг проигнорировал комментарий Валландера. Как будто это было ниже его достоинства.
— Они должны были вовремя выбраться из зоны военных действий. Но в боях потеряли двух своих военачальников. А самолет, который должен был забрать их, приземлился не в том месте, в саванне. Все складывалось крайне неудачно. В плен взяли примерно пятнадцать человек. Большая часть сумела выбраться. Многие из них дошли до Южной Родезии. Под Йоханнесбургом есть памятник тем, кого казнили в Анголе. На его открытие съехались наемники со всего мира.
— Среди расстрелянных были шведы?
— Это были в основном англичане и немцы. Родственникам дали сорок восемь часов на то, чтобы забрать их тела. Приехали очень немногие.
Валландер думал о памятнике под Йоханнесбургом.
— Другими словами, между наемниками всего мира существует большая общность?
— Каждый отвечает сам за себя. Но общность есть. Без нее нельзя.
— Наверное, многие становятся наемниками именно поэтому? Потому что ищут общности?
— На первом месте деньги. Потом — риск. И потом — общность. В таком порядке.
— Так правда состоит в том, что наемники убивают за деньги?
Экберг кивнул.
— Естественно. Наемники никакие не чудовища. Они обычные люди.
Валландер испытывал все большее отвращение. Но он понимал, что Экберг верит в каждое свое слово. Такого убежденного человека он не встречал уже очень давно. Ничего чудовищного в этих солдатах, готовых убить кого угодно за приличную сумму денег, нет. Напротив, это выражение их человечности. Так считал Юхан Экберг.
Валландер достал копию фотографии и положил ее перед собой на стеклянный стол. Затем пододвинул ее Экбергу.
— У вас тут повсюду киноафиши, — сказал он. — А вот это — настоящий снимок. Сделанный в стране, которая тогда называлась Бельгийское Конго. Больше тридцати лет назад. Еще до вашего рождения. На ней три наемника, один из которых — швед.