Гамаш, терзая свой мозг, смотрел на умирающее пламя в камине. Он спрашивал себя, не слишком ли он упорствует, не пытается ли исключить иной напрашивающийся вывод.
– Да что тут голову ломать? Это сделал Питер Морроу. Больше некому.
Гамашу не нужно было поднимать глаза – он и так знал, кто это говорит. Тыква на обложке «Хэрроусмит кантри лайф» обрела голос.
Клара смотрела на свое отражение в окне кухни Джейн и видела призрачную, испуганную женщину. Ее гипотеза была логична.
«Забудь об этом, – говорил ей внутренний голос. – Это не твое дело. Пусть полиция строит гипотезы. Бога ради, помалкивай». Это был такой соблазнительный голос, обещавший мир и спокойствие, продолжение ее прекрасной жизни в Трех Соснах. Не послушайся она этого голоса – и ее нынешняя жизнь будет уничтожена.
«Что, если ты ошибаешься? – нашептывал ей голос. – Ведь это может нанести ущерб многим людям».
Но Клара знала, что не ошибается. Она боялась потерять эту жизнь, которую так любила, этого человека, которого любила.
«Он впадет в бешенство. Будет все отрицать, – громко кричал запаниковавший теперь голос в ее голове. – Он собьет тебя с толку. Заставит тебя стыдиться того, что тебе в голову пришла такая мысль. Лучше ничего не говорить. Ты можешь потерять все, а не приобретешь ничего. И никому нет нужды знать. Никто никогда не узнает, что ты ничего не сказала».
Но Клара знала: этот голос лжет. Он ей всегда лгал. Клара это знала, и это знание так или иначе уничтожит ее жизнь.
Гамаш лежал в кровати и разглядывал «Ярмарочный день». В его голове крутились разговоры и обрывки разговоров, а он рассматривал стилизованные фигуры людей, животных и вспоминал, кто что говорил в то или иное время на протяжении последних двух недель.
Иветт Николь была права. Наиболее вероятным подозреваемым является Питер Морроу, но против него не было улик. Гамаш знал, что наилучшая возможность поймать Питера за руку – это установить факт его манипуляций с картиной и завтрашняя экспертиза. «Ярмарочный день» был для них дымящимся пистолетом в руке преступника. Но по мере, того как он разглядывал лица на картине, у него родилась еще одна мысль, такая неожиданная, что он и допустить ее не мог. Он сел на кровати. На убийцу Джейн Нил указывает вовсе не то, что есть на этой картине. Наоборот, на него указывает то, чего на картине нет. Гамаш вскочил с кровати и быстро оделся.
Клара сквозь дождь почти ничего не видела, но хуже всего был ветер. «Кайл» превратил осенние листья, такие прекрасные на деревьях, в маленькие ракеты. Они метались вокруг нее, залепляли лицо. Она защищала рукой глаза, наклонялась против ветра, спотыкалась на неровной земле. По ее плащу хлестали листья и ветки, пытаясь добраться до ее кожи. Если это не удавалось листьям, то вода была куда как успешнее. Она просачивалась в рукава, забиралась под воротник, забивалась в нос, била по глазам, стоило ей открыть веки. Но она уже почти добралась.
– Я уже начал беспокоиться. Думал, ты придешь раньше, – сказал он, шагнув ей навстречу, чтобы обнять.
Клара отступила – и обнять не получилось. Он посмотрел на нее удивленно и обиженно. Потом взглянул на ее сапоги – с них на пол стекали вода и грязь. Клара проследила за направлением его взгляда и машинально сняла сапоги, почти улыбаясь естественности этого действия. Наверное, она ошибается. Наверное, она может снять сапоги, сесть и ничего не говорить. Нет, слишком поздно. Ее губы уже начали двигаться.
– Я думала. – Она замолчала, не зная, что сказать или как сказать это.
– Я знаю. У тебя это на лице написано. И когда ты поняла?
«Значит, – подумала Клара, – он и не собирается ничего отрицать». Она не знала, как к этому относиться – с облегчением или с ужасом.
– Во время приема, но тогда я еще не поняла до конца. Мне нужно было время подумать, сообразить.
– Ты поэтому сказала «она», когда говорила о фальсификаторе?
– Да. Я хотела выиграть немного времени, может, даже сбить полицию со следа.
– Со следа ты сбила меня. Я решил, что это без задней мысли. Но потом, в гостинице, я видел, как ты думаешь. Я слишком хорошо тебя знаю. И что мы теперь будем делать?
– Мне нужно убедиться, что это и в самом деле твоя работа. Я думала, что обязана тебе этим, потому что люблю тебя.
Клара словно онемела, у нее было такое чувство, будто ее душа отделилась от тела.
– И я тебя люблю, – произнес он голосом, который вдруг показался ей угрожающим. Всегда ли так оно было? – И ты мне нужна. Сообщать об этом полиции не обязательно. Никаких улик у них нет. Даже завтрашняя экспертиза ничего не даст. Я был осторожен. Если я что-то решаю, то делаю это наилучшим образом. Но ты и сама это знаешь.
Она это знала. И подозревала, что он прав. Полиции вряд ли удастся его обвинить.
– Почему? – спросила она. – Почему ты убил Джейн? И почему ты убил свою мать?
– А ты бы этого не сделала?
Бен улыбнулся и двинулся к ней.
Гамаш разбудил Бовуара, и теперь они вдвоем молотили в дверь дома Морроу.
– Ты что, ключ забыла? – проворчал Питер, отпирая дверь. Увидев Гамаша и Бовуара, он недоуменно уставился на них. – А где Клара?
– Об этом мы у вас хотели спросить! Нам необходимо поговорить с ней. Немедленно.
– Я оставил ее в доме Джейн. Но это было, – Питер посмотрел на часы, – уже час назад.
– Времени, чтобы найти сумочку, более чем достаточно, – сказал Бовуар.
– Не было у нее сумочки. Она просто нашла предлог, чтобы уйти в дом Джейн, – объяснил Питер. – Я это знал, но решил, что она хочет побыть одна, подумать.
– И она еще не вернулась? – спросил Гамаш. – И вы не начали беспокоиться?
– Я всегда беспокоюсь за Клару. Стоит ей выйти из дома, как я начинаю беспокоиться.
Гамаш развернулся и поспешил через лесок к дому Джейн.
Клара пришла в себя от пульсирующей боли в голове. По крайней мере, она решила, что пришла в себя. Все вокруг было черно. Ослепляюще темно. Она лежала лицом на полу и вдыхала землю. Земля, влажная от дождя, впиталась в ее кожу. Промокшая от дождя одежда прилипла к телу. Ее тошнило, бил озноб – от холода она не могла сдержать дрожь. Где она? И где Бен? Она поняла, что руки связаны у нее за спиной. Она была в доме Бена. Значит, сейчас она у него в подвале. Ей помнилось, что ее тащили, и она то теряла сознание, то приходила в себя. И еще она помнила Питера. Она слышала Питера. Нет, она чувствовала его запах. Питер был где-то рядом. Питер ее тащил.
– Значит, ты пришла в себя?
Бен стоял над ней с фонариком.
– Питер? – слабым голосом позвала Клара.
Бену вроде бы это показалось забавным.
– Хорошо. Именно на это я и наделся. Но у меня для тебя плохие новости, Клара. Питера здесь нет. Да что говорить, я думаю, эта ночь для тебя полна плохих новостей. Догадайся, где мы.
Когда Клара не ответила, Бен медленно повел лучом фонарика по стенам, потолку, полу. Кларе не нужно было много времени. Она, вероятно, знала и прежде, но ее мозг отказывался принять это.
– Ты их слышишь, Клара?
Бен снова замолчал, и Клара, конечно, услышала. Шуршание. Скольжение. Она ощущала их запах. Терпкий, болотистый запах.
Змеи.
Она в доме Тиммер. В подвале Тиммер.
– Но хорошая новость в том, что тебе не придется долго из-за них беспокоиться. – Бен поднял фонарик так, чтобы было видно его лицо. Клара заметила, что на нем одна из курток Питера. – Ты пришла сюда и свалилась с лестницы, – сказал он убедительным голосом, словно ждал, что она поддержит его. – У Гамаша, может, и будут подозрения, но больше ни у кого. Питер меня никогда не станет подозревать. А все остальные знают, какой я добрый человек. А я и есть добрый. Этот случай не в счет.
Он отвернулся от нее и пошел к деревянной лестнице, от луча фонарика на земляном полу плясали фантастические тени.
– Электричество было выключено, ты споткнулась и упала. А я сейчас ремонтирую ступеньки – они старые, все сгнили. Сколько просил мать починить их, но где уж – она готова была удавиться, а с денежками ни за что бы не рассталась. И вот теперь ты платишь за это трагическую цену. А если Гамаш не купится на это, то я набросал достаточно улик, чтобы подозрение пало на Питера. Я думаю, на тебе сейчас столько волокон с его пиджака, что ошибиться невозможно. А часть из них ты даже вдохнула. Они найдут их при вскрытии. Ты поможешь осудить собственного мужа.
Клара, извернувшись, приняла сидячее положение. Она видела, как Бен что-то делает на лестнице, и понимала, что у нее остаются минуты, может быть, секунды. Она попыталась разорвать бечевку, связывающую ее руки. К счастью, Бен стянул их не туго. Наверное, не хотел, чтобы остались следы. Но это означало, что она может ослабить веревку, хотя совсем освободиться ей не удалось.
– Что ты там делаешь?
Бен направил луч фонарика на Клару, которая откинулась назад, чтобы скрыть свои манипуляции. Ее спина коснулась стены, и что-то проскользнуло по ее волосам и шее. Потом исчезло. «О боже. Святая Мария». Как только луч фонарика ушел в сторону, Клара принялась изо всех сил работать руками, торопясь спастись не столько от Бена, сколько от змей. Она слышала их скользкие движения по балкам и вентиляционным шахтам. Наконец она сорвала путы и бросилась в темноту.
