Она сидела так близко к оконному стеклу, что всякий раз, когда она говорила, на нем проступало туманное пятно. Харри сел сзади и положил ей руку на спину. Уловил легкую дрожь и понял, что сестра вот-вот заплачет.
— Как только поймаю этих нехороших людей. Тогда сразу же и вернусь.
— Это…
— Нет, это не он. Им я займусь потом. Ты говорила сегодня с папой?
Она качнула головой. Харри вздохнул.
— Если он не будет звонить тебе, позвони ему сама, прошу тебя. Ты можешь сделать это для меня, Сестрёныш?
— Папа никогда не разговаривает, — прошептала она.
— Папе плохо, потому что умерла мама.
— Но это было так давно.
— Вот и настало время заставить его снова говорить, Сестрёныш, и ты должна мне в этом помочь. Поможешь? Правда?
Она повернулась к нему, не говоря ни слова, обняла его и уткнулась лицом в его шею.
Он погладил ее по голове, чувствуя, как рубашка становится мокрой от ее слез.
Чемодан собран. Харри позвонил доктору Эуне и объяснил, что едет в служебную командировку в Бангкок. Больше ему сказать было нечего, и он вообще не понимал, зачем звонит. Может, потому, что приятно позвонить кому-нибудь, кому интересно, где это ты пропадаешь? Харри даже подумал, а не звякнуть ли и официантам в «Шрёдер».
— Возьми с собой шприцы с витамином В, которые я тебе дал, — сказал Эуне.
— Зачем?
— Они облегчат тебе жизнь, если захочешь оставаться трезвым. Новая обстановка, Харри, это, знаешь ли, хороший повод.
— Я об этом подумаю.
— Хватит уже думать, Харри.
— Да знаю я. Вот поэтому мне и не нужны шприцы.
Эуне закряхтел. Это была его манера смеяться.
— Из тебя бы комик вышел, Харри.
— Я на правильном пути.
Парнишка, один из обитателей дешевого пансиона, стоял у стены, дрожа от холода в своей тесной детской курточке и дымя окурком, и глядел, как Харри затаскивает чемодан в багажник такси.
— Уезжаете?
— Именно так.
— На юг?
— В Бангкок.
— Один?
— Ага.
— Say no more… [4]
И он подмигнул Харри, подняв кверху большой палец.
Харри взял билет у дамы за стойкой регистрации и обернулся.
— Харри Холе? — У мужчины были очки в стальной оправе, и он грустно улыбался.
— А вы?
— Дагфинн Торхус из МИДа. Мы хотели пожелать вам счастливого пути. А также удостовериться, что вы понимаете… всю деликатность задания. Все произошло очень быстро.
— Спасибо за заботу. Я понял, что моя задача — найти убийцу, не вызывая огласки. Мёллер уже проинструктировал меня на этот счет.
— Отлично. Главное — это секретность. Никому не доверяйте. Не полагайтесь на людей, которые будут выдавать себя за сотрудников МИДа. Может статься, что они на самом деле, ну, к примеру, из газеты «Дагбладет».
Торхус открыл рот, словно собираясь рассмеяться, но Харри понял, что он говорит серьезно.
— Журналисты из «Дагбладет» не носят значок МИДа на лацкане пиджака, господин Торхус. Или плащ, когда на дворе январь. Я, кстати, понял из документов, что вы будете моим контактным лицом в министерстве.
Торхус кивнул, словно бы сам себе. А потом, выставив вперед подбородок, заговорил вполголоса:
— Скоро ваш рейс, так что долго я вас не задержу. Но постарайтесь услышать то, что я вам скажу.
Он вынул руки из карманов пальто и скрестил их на груди.
— Сколько вам лет, Холе? Тридцать три? Тридцать четыре? Вы все еще способны сделать карьеру. Я навел о вас справки. Вы талантливы, вас ценит начальство. И покровительствует вам. Все так и будет продолжаться, пока дела идут хорошо. Но едва вы дадите маху, как тут же окажетесь в дерьме, и тогда вы можете увлечь за собой и вашего патрона. Тут вы, и обнаружите, что так называемые друзья вдруг подевались кто куда. Так что если быстро бегать не получается, то попытайтесь, во всяком случае, удержаться на ногах, Холе. Для общего блага. Поверьте, это добрый совет старого конькобежца. — Он улыбнулся одними губами, в то время как глаза его изучающе смотрели на Харри. — Знаете что, Холе, меня всегда охватывает чувство обреченности, когда я оказываюсь в аэропорту Форнебю. Обреченности и отступления.
— Да что вы говорите! — сказал Харри и подумал, успеет ли купить пива в баре до вылета. — Да ладно. Здесь можно ощутить и кое-что хорошее. Обновление например.
— Хочется надеяться, — сказал Торхус. — Хочется надеяться.
Харри Холе поправил солнечные очки и взглянул на вереницу такси возле международного аэропорта Дон Муанг. Казалось, он попал в ванную, где только что выключили горячий душ. Он уже знал: от высокой влажности никакие ухищрения ни черта не помогают. Пусть себе пот стекает по телу, просто надо думать о чем-нибудь другом. Хуже со светом. Сквозь дешевый заляпанный пластик очков он бил в остекленевшие от алкоголя глаза, вызывая очередной приступ головной боли, до поры тихонько пульсировавшей в висках.
— 250 baht or metel taxi, sil?
Харри пытался понять, что хочет сказать стоящий перед ним таксист. Перелет оказался сущим адом. В аэропорту Цюриха продавались только немецкие книжки, а в самолете показывали «Освободите Вилли-2».
— Лучше по счетчику, — сказал Харри.
Разговорчивый датчанин, сидевший рядом с ним в самолете, ничуть не смутившись тем фактом, что Харри был в стельку пьян, засыпал его советами о том, как избежать обмана в Таиланде, — тема поистине неисчерпаемая. Датчанин придерживался мнения, что все норвежцы — очаровательные простофили, а потому святой долг каждого датчанина — предостеречь их от надувательства.
— Ты должен везде торговаться, — поучал его датчанин. — Это главное, понял?
— А что будет, если я не стану торговаться?
— Тогда ты разоришь всех нас.
— Как то есть?
— Из-за тебя взлетят цены, и в Таиланде все станет дороже для тех, кто приедет после нас.
Харри внимательнее взглянул на собеседника. Бежевая рубашка «Мальборо», новенькие кожаные сандалии. Надо бы еще выпить.
— Сюрасак-роуд, сто одиннадцать, — сказал Харри, и шофер, улыбаясь, поставил чемодан в багажник и распахнул дверь такси: Харри забрался внутрь, заметив, что руль находится справа. — У нас в Норвегии переживают, что англичане не хотят отказываться от левостороннего движения, — проговорил он, пока они тряслись по шоссе. — Но недавно я услышал, что, оказывается, тьма народу ездит по левой, а не по правой стороне. Знаете, кто это?
Шофер посмотрел в зеркальце и улыбнулся еще шире:
— Сюрасак-роуд, yes?
— Китайцы, потому что в Китае левостороннее движение, — пробормотал Харри, радуясь, что дорога разрезает туманный, уставленный небоскребами ландшафт, словно прямая серая стрела. Потому что еще парочка крутых виражей — и омлет от «Свисс Эйр» вылетит на заднее сиденье.
— Почему счетчик не включен?
— Сюрасак-роуд, пятьсот батов, yes?
Харри откинулся на сиденье и посмотрел на небо. Вернее, он поднял глаза, но никакого неба не было видно, только мутная поволока, подсвеченная невидимым солнцем. Вот он, Бангкок, «город ангелов». Ангелы носили марлевые маски и, разрезая воздух ножом, пытались вспомнить, какого цвета было небо в прежние времена.
Должно быть, он уснул, а когда открыл глаза, такси стояло. Он приподнялся на сиденье и увидел, что вокруг полным-полно машин. Лавчонки, открытые прилавки и мастерские лепились друг к другу вдоль тротуаров, кишащих народом, причем у всех прохожих был такой вид, будто они точно знают, куда направляются. И очень туда спешат. Шофер открыл окно, и к звукам радио примешалась городская какофония. В раскаленном салоне пахло выхлопом и потом.
— Пробка?
Шофер с улыбкой покачал головой.
На зубах у Харри заскрипело. Что он там такое читал про свинец, который мы вдыхаем: он рано или поздно оседает в мозгах? И от этого мы становимся склеротиками. Или психами?
Вдруг, словно по мановению волшебной палочки, машины снова двинулись с места, между ними, словно яростные насекомые, засновали мотоциклы и мопеды, отчаянно бросаясь наперерез в полнейшем презрении к смерти. Харри насчитал четыре вполне аварийные ситуации.
— Даже странно, что никого не задели, — сказал Харри, чтобы сказать хоть что-нибудь.
Шофер взглянул в зеркальце и расплылся в улыбке.
— Задели. И не раз.
Когда они наконец остановились возле Управления полиции на Сюрасак-роуд, Харри уже решил про себя, что город ему не нравится. Надо будет сделать дело, стараясь поменьше дышать, и первым же самолетом, какой будет, вернуться домой в Осло.
