– Ты работаешь в организации, которая может запрятать кого угодно и где угодно, но заталкиваешь нас в чужую квартиру, даже не проверив, уехали хозяева или нет?!
– Я больше не верю в возможности моей организации. Я разочаровалась. Этот трюк с пустой чужой квартирой в подъезде – моя идея. Самый лучший вариант спрятаться, при условии, что о моих намерениях не знают коллеги. Бывают проколы. В таких случаях показываешь удостоверение и говоришь, что квартира требуется на некоторое время для проведения особо важной операции.
– Но мы-то хотя бы не зря прятались? Не зря ворвались к старикам и напомнили им сладостное время погромов их молодости?!
– Не зря. Почему ты шипишь?
– Я не шиплю! – шипит Далила. – Я шепчу! У меня ребенок спит на руках, твой ребенок, кстати!
– Я ошиблась, приходили не за мной, – Ева открывает дверь квартиры и отдает девочку Январю. – Кто может, идет спать немедленно.
– А отчитаться по проделанной работе? – интересуется Январь. – Я не зря провел время. Я знаю, как тебе заплатят за выполненное по заказу через Интернет убийство.
– Я не убивала Карпелова! – тихо и зло говорит Ева.
– Тем более это интересно. Представь! На него поступил заказ, ты взяла заказ себе. Человек, которого ты должна убить, умирает случайно. А ты получаешь за эту случайность деньги. По факту смерти. И все.
– И все?
– Все.
– А если на тебя кирпич упадет, когда ты будешь выходить из подъезда, или горшок какой с балкона, то я и за тебя получу деньги?
– Конечно. А самое интересное знаешь что? Что получишь эти деньги принародно. Тебя в этот момент даже будут снимать для телевидения!
– Как хорошего киллера?
– Нет. Как выигравшего квартиру или машину. Лотерейный билет получала?
– Пойдем сядем, – говорит Ева, – у меня такое чувство, что за последние дни я совершенно повредилась мозгами. Я ничего не понимаю. Билет? Билет получала.
– Так вот, – идет за ней в комнату Январь, подбирая с пола вещи, которые бросает Ева, – если на меня не упадет кирпич или горшок, ты выиграешь в лучшем случае однокомнатную квартирку, ну а если упадет! Минимум – двухкомнатную или хороший автомобиль. Потому что за попавшего в аварию Карпелова тебе сколько светит? Около двух тысяч, так? А за нас двоих – все четыре. Вот это не надо снимать, – советует Январь, и Ева, опомнившись, перестает стаскивать с себя майку.
– Мне нужно поспать, – говорит она. – Я перестаю удивляться, а это, как говорит Далила, первый признак нервного истощения. Что-то я должна была спросить… А! Это правда, что ты поставил прослушки у Далилы в Центре психологической помощи женщинам и вскрывал ее файлы?
– И еще у сексопатолога в этом же центре, и еще много где. Заказ по Далиле шел для одного писателя. Я давно для него жизнь качал, года два с половиной. Бить будешь?
– За что? – удивляется Ева, бросаясь на кровать ничком. – Далила тебя уже отдолбила лбом по столу.
– Ну как тебе сказать, – спокойно укладывается рядом поверх покрывала Январь, – главной героиней все-таки была ты.
– Ногу отодвинь. Героиней чего?
– Романов, сценария. Ты была героиней Пискунова. Как его там по псевдониму…. А, Велис Уин.
– Первый раз слышу. Не читаю современных писателей. Засыпаю, Январь, давай по делу.
– Так я же все по делу.
В приоткрытую дверь просовывается мордочка Кеши, он оглядывает комнату и вежливо тихонько стучит, на всякий случай.
– С кем будет спать Январь? – интересуется Кеша. – С тобой или с мамой?
– Январь будет спать на полу с зайчиком, – говорит Ева и ногой толкает Января. Тот падает с грохотом на ковер, сверху на него падает запущенная с силой подушка.
– А это что? – закрывается руками Январь от падающего сверху огромного толстого страшилища синего цвета с длинными мягкими конечностями и выпуклыми искусственными глазами.
– Это зайчик.
В пять часов сорок две минуты – Ева спросонья первым делом уставилась на подсвеченный циферблат часов – в дверь квартиры требовательно и сильно постучали. Ногами.
– Ева Николаевна. Откройте. Мы должны произвести осмотр квартиры на предмет местонахождения гражданки Ли.
Ева, натянув халат и приготовив оружие, сначала слушала копошение нескольких человек за дверью, потом посмотрела в «глазок». Больше всего ее огорчил сварочный аппарат и балон с аргоном – его как раз доставали из объемного чемоданчика. Она чертыхнулась шепотом и открыла бронированную дверь.
Два человека, подстраховывая друг друга, метнулись по коридору, припадая у углов, за ними, пригнувшись, вползли еще двое, продвинувшись к кухне.
– Эй, – зевнула она и медленно положила на пол пистолет, а потом запахнула халат. – Я здесь.
Мужчины стали в полный рост, расслабились, но оружие держали на взводе. Они очень быстро обошли все комнаты, стараясь особенно не шуметь, осмотрели ванную и туалет, шкафы с одеждой, балкон, кухонный стол и затихли, сгрудившись напоследок в ее спальне. Трое направили автоматы, один подошел поближе к спящему на полу Январю и ткнул его дулом в плечо.
– Медленно откинь одеяло. Без резких движений, – удивленно моргавшему Январю показали на вздутие под одеялом.
Январь откинул одеяло и продемонстрировал огромного мягкого зайца, приподняв его за ухо, которое по длине равнялось лапам и хвосту.
– Это мой старшенький, – объяснила Ева, зевая, пока четверка переглядывалась, – без зайчика и колыбельной ни за что не заснет!
Виктор Степанович Хрустов приехал из аэропорта в четыре часа утра. После райского климата Океании Москва встретила его, как зловредная старуха, брызнувшая с перепугу в лицо из огромного баллончика колючую морось зимы. Он не был здесь полгода. Вытаскивая на стоянке такси из чемодана теплую куртку, Хрустов вдохнул тяжелый запах большого города, и вдруг тоскливо заныло сердце предчувствием печали и неприятностей.
Он поехал сначала в одну квартиру, потом в другую. Запахи подъездов, наледь на тротуарах, слегка подсвеченные ночные киоски с водкой, консервами и шоколадками только усугубили тоску, Хрустов подумал-подумал, но покупать бутылку не стал. Он прослушивал записи на автоответчиках, осматривал свои заначки, проверял пыль и сторожевые наклейки. Во второй квартире, проводя пальцем по коробке балконной двери, замер и перестал дышать: на пленке после гудка раздался давно забытый голос давно забытой женщины.
«Где ты, ау! У меня произошли некоторые изменения в жизни. Я свободна. Жду тебя в любое время. Надо поговорить».
Женщина запомнила все, чему он учил ее много-много лет назад. Она не назвала его имени. Она не дала никаких временных и адресных координат. Но самое странное, что ее голос совершенно не изменился. Как будто не было этих десяти лет, за которые она могла запросто подсадить себя сигаретами – а она уже тогда курила, или тяжелой нервной судьбой – доченька, не дай бог никому такой доченьки. Влажным прикосновением нежности и боли тронула Хрустова пупырышками по коже память. Он позвонил с улицы из автомата. Трубку взял мужчина.
– Верочка вышла, позвоните через десять минут.
Сначала Хрустов, примерно запомнив минуты быстрым взглядом на часы, ни о чем не думал, потому что не вошел еще в разницу во времени, пока на фоне совершенно пустой улицы и блестевших от замерзшей наледи на ветках деревьев вдруг не выплыл кошмарным видением огромный прозрачный циферблат. Вышла на десять минут в полпятого утра? Он огляделся. Набирая через десять минут номер Веры, заметил, что улыбается, он мог поспорить, если бы было с кем в это время, и точно рассказать, что будет дальше.
– Верочка еще не пришла, – лениво растягивая слова, мужчина на том конце трубки интересовался, кто звонит. – А, знакомый… Не знает ли знакомый, куда подевалась дочка Веры, потому что именно ее и ищет сейчас несчастная, обезумевшая от горя женщина.
Хрустов, лениво растягивая слова, обещал позвонить еще раз через десять минут. Он смотрел на секундную стрелку, чтобы не положить трубку раньше положенного для определения аппарата времени, а потом подумал, что средства связи в Службе могли уйти вперед за то время, что он ими не пользовался, и к нему уже едут.
Самый сильный шок – болезненно-ностальгический – Хрустов испытал, когда на пустой улице показался фургон, издалека – словно уставшая спешить «Скорая помощь». Он не был желтым, но двигался так медленно, что Хрустов успел прочувствовать еще раз пупырышками по коже свое возвращение в прошлое, и не ошибся, потому что надпись была родная – «Санитарная служба».
Хрустов стоял за киоском, застыв на месте до полной невесомости: он перестал дышать и чувствовать себя, когда фургон притормозил и остановился на пару минут напротив.
К шести утра Хрустов устроился с едой в одной из своих квартир и вышел по электронной связи на три платные точки. Информации – ноль. Он задумался, прикидывая, что такого могла натворить Вера или Сусанна, сколько, кстати, ей лет? Шестнадцать, кажется. Самое время начать творить. Четвертый информатор дал сведения, но неполные. Отдел химико-биологических исследований держит третий день под усиленной охраной объект и изучает его. Объект – женщина. Хрустов задумался. Корневич де Валуа решил нарушить данное ему слово и заняться изучением внутренностей Сусанны Ли? Стоп. Дочку ищут. В квартире Веры сидит «кукушка» на телефоне. Что же это получается: у Корневича в лаборатории Вера?!
