— С чего бы это ему вдруг брать заложников?
— Ну, ты ведь сам говорил ему об этом в телефонном разговоре. Если, конечно, Винге придет вместе с Аней Парикка. Он оставил в живых Хелену Брандберг, хотя это стоило ему кассеты. Он не хочет убивать Аню. У него есть свой список, которому он следует в точности. И вот сейчас он сидит в доме с одним человеком, который есть у него в списке, и с другим, которого в списке нет, и совершенно не знает, что ему делать.
В ответ снова тишина. Холодный порыв ветра пронесся мимо маленького домика, подняв в воздух ворох сухой травы. Она кружились в воздухе, словно в замедленной съемке.
— Есть вариант, — сказал по рации Йельм.
— Какой?
— Он ждет.
— Чего?
— Меня, — объяснил Пауль Йельм.
Воцарилось молчание. Шум проезжающих ночных машин время от времени возникал где-то на заднем фоне, чтобы затем потонуть в молчании, став его частью. Тихо ухнула сова. Но даже она была частью молчания.
Чавес слегка пошевелился. Он вынул пистолет.
Время совершенно остановилось.
В наушниках раздался трещащий голос:
— Я видел его, — сказал Арто Сёдерстедт. — Я видел дуло пистолета в просвете черной шторы. Он прошел мимо, я видел его какое-то короткое мгновение. Он делает обход.
Время сжималось. Долгие секунды глухо тикали в их головах.
Хультин молчал.
Решал.
В маленьком дачном домике — цели их миссии — снова было совершенно тихо. Но вдруг там зажегся какой-то тусклый свет, не то чтобы видимый, но ощутимый.
Там внутри кто-то есть, возможно, не один человек.
Вдруг зазвонил мобильный Йельма.
Обычно кажущийся тихим звонок сейчас взорвал тишину, словно оглушительный, отдающийся эхом бой курантов.
Йельм схватил трубку.
— Вот оно где зазвонило-то, так-так, — послышался голос Йорана Андерсона. — Я хорошо слышал. Значит, ты в доме напротив. Я ждал тебя.
Йельм долгое время не мог выдавить из себя ни звука. Затем изменившимся голосом, который он сам едва узнал, сказал только два слова:
— Они живы?
— Это как сказать. Девчонка напугана, но жива. А он выглядел мертвецом уже с самого его прихода.
Снова воцарилась пауза. Чавес поднес рацию к мобильному телефону. Разговор стал передаваться во все окружающие домики.
— Ну, и что ты хочешь? — спросил Йельм.
— Что-я-хочу? — иронично переспросил Йоран Андерсон. — Что ты хочешь?
Йельм сделал глубокий вдох.
— Я иду, — ответил он.
Теперь настал черед Йорана Андерсона взять паузу.
— Иди, — ответил он. — Но на этот раз никакого пистолета в заднем кармане. И никаких включенных раций.
Андерсон отсоединился.
— Ян-Улов? — произнес Йельм по рации.
— Тебе не обязательно идти туда, — ответил Хультин.
— Да, я понимаю, — сказал Йельм, отдавая Чавесу свое оружие. Затем он снял куртку и положил на пол рацию и мобильник.
Хорхе посмотрел на него сквозь темноту, опустил руку ему на плечо и прошептал:
— Если в течение нескольких секунд после того, как ты войдешь, я не услышу ни звука, я разобью левое окно и влезу в дом. Я жду снаружи.
Йельм кивнул, и они вдвоем вышли навстречу темноте. Хорхе остановился позади дома. А Йельм повернул за угол.
В одной футболке, заложив руки за голову, он пересек узкую тропинку между домиками. Эти несколько метров казались нескончаемыми. Йельм подумал, что ему должно было бы быть холодно.
На какое-то мгновение ему представилось, как он бежит вверх по лестнице конторы по делам иммигрантов в Халлунде.
Дверь слегка приоткрыта. Никого не видно. Только яркий свет.
Он поднялся на небольшую веранду и заглянул внутрь сквозь приоткрытую дверь. Он увидел висевший высоко на дверном косяке маленький мобильный телефон. Телефон звонил, и Йельм краем глаза заметил, как Чавес крадучись пересекает тропинку.
Свет настольной лампы светил очень слабо, но совершенно ослеплял привыкшие к темноте глаза Йельма. Прошло некоторое время, прежде чем он смог хоть что-то различить.
На полу в дальнем правом углу находились двое людей, связанные и с заклеенными скотчем ртами. Ярко-голубые глаза Ани Парикка были широко раскрыты, а глаза Альфа Рубена Винге, наоборот, закрыты. Она сидела, а он лежал рядом, свернувшись калачиком. Их тела не касались друг друга.
У левой стены стояла маленькая кровать, незастеленная.
«Любовное гнездышко!» — Как будто чья-то чужая мысль пронеслась в голове у Йельма.
На стуле слева от двери сидел Йоран Андерсон. Он выглядел точно так же, как и на фотографии, и слегка смущенно улыбался Йельму. В руке он держал пистолет Валерия Треплёва, снабженный глушителем. Он был направлен как раз в Йельма, стоящего в двух метрах от него.
— Закрой дверь, — проговорил Йоран Андерсон. — Пройди вперед и сядь вон туда на кровать.
Йельм сделал так, как ему было сказано.
— Так-так-так, — повторял Андерсон, не отводя пистолета. — А снайперы кружат здесь, между домиками Тантулунден, правильно я понимаю?
Йельм молчал. Он не знал, что ему отвечать.
— Ты помнишь, что я обещал сделать, если ты будешь преследовать Лену? — сказал Андерсон, слегка улыбаясь. — Я только что разговаривал с ней. Отсюда. Она не очень хорошо себя чувствует.
— Но вряд ли это из-за нас, правда? — осторожно спросил Йельм.
— Я спросил, помнишь ли ты, что я обещал сделать? — снова сказал Андерсон с некоторым нажимом.
— Я помню.
— И тем не менее ты пришел?
— Ты не убийца.
Йоран Андерсон рассмеялся.
— Довольно интересное определение человека, сжимающего в руке оружие, из которого были застрелены в упор пять человек.
— Хватит, — сказал Йельм. — Ты ведь и сам хочешь положить этому конец.
— Вот как? — спокойно спросил Андерсон.
— Я не знаю, когда именно это началось. Можно предполагать три разных момента. Ты их знаешь?
— Нет.
— Два первых убийства были идеальными преступлениями. Ни следа. Совершенно и профессионально. Затем вдруг, в гостиной Карлбергера, когда ты, как обычно, стоял в окружении чудесной музыки и вынимал пули из стены своим пинцетом, что-то произошло. Ты оставил одну пулю. О чем ты тогда подумал?
— Продолжай, — ответил Йоран Андерсон, не изменившись в лице.
— Затем ты взял долгую паузу, вынудившую нас сделать множество ошибочных выводов. Ты мог бы остановиться на этом и вернуться к своей беременной подруге.
— Ты действительно так думаешь?
— Откровенно говоря, нет, — сказал Йельм. — Тот, кто однажды убил человека, никогда не остается прежним. Поверь мне, я знаю. Но жить все-таки можно. Убери пистолет — и ты еще увидишь, как будет расти твой ребенок.
— Хватит об этом. Продолжай.
— Хорошо. Чтобы спланировать столь элегантные убийства, как первые три, тебе потребовалось время. Жертва должна была прийти домой поздно, в доме, кроме нее, никого не должно было быть. Да, и еще сроки. Ведь в обоих случаях между убийствами миновало всего два дня. Теперь тебе предстояло спланировать остальное. Хотя я удивляюсь — неужели тебе действительно пришлось составлять план нового убийства так долго, полтора месяца, с ночи на третье апреля и до семнадцатого-восемнадцатого мая? Что ты делал все это время? Сомневался? Раздумывал?
— Прежде всего я слушал. Как я уже говорил тебе по телефону. Я ездил в общественном транспорте, садился в вагоны метро, автобусы, маршрутки — везде, где люди разговаривали, я садился и слушал, слушал их идеи, их теории, их мысли и чувства. Возможно, ты прав, я сомневался. Но реакция людей вынуждала меня продолжать.
— Маленький вопрос, — перебил его Йельм. — Почему два выстрела в голову? Почему такая… симметрия?
— Ты же был в Фиттья, — усталым голосом ответил Андерсон. — Разве ты не посчитал патроны? Семнадцать членов правления, тридцать четыре патрона. Все время все сходится. Ты понимаешь, как все сходится? Бык из банка дал мне пистолет, за кассету с музыкой меня жестоко избили — и по две пули на каждого члена правления. Все точно. А два выстрела в голову — это самое надежное, если у тебя есть всего две пули. Очень просто.
— А потом ты оставил именно кассету. Ведь ты же мог успеть забрать ее, даже не убивая девушку? Но ты ее оставил. Почему? Она же была для тебя настоящим источником вдохновения. А потом? Без музыки стало невыносимо? Тебе приходилось заглядывать в свое сердце? А затем разговор со мной, в котором ты совершенно сознательно дал нам нить расследования. И вот, наконец, все это. Ты уже хорошо изучил привычки Винге, ты знал, что он приедет сюда вместе с Аней. И ты знал, что не должен убивать Аню. Ты сидел здесь точно так же, как обычно, ожидая свою жертву. Они могли свернуть в другую сторону, отправиться не в свое любовное гнездышко, а в какой-нибудь ресторан, и ты остался бы с носом. Но это не обычная гостиная в обычном доме. И ты хорошо знал, что Винге придет не один. Ты хотел, чтобы все оказались именно в той ситуации, в которой мы сейчас и находимся. Это твой собственный, возможно, неосознанный, но все же планомерно воплощенный замысел. Ты хотел, чтобы я пришел сюда. Почему именно я? И почему ты хотел создать именно такую ситуацию?
