– Потому что он мог сесть в тюрьму, когда в помине не было виртуальных заказов, потому что он никогда не поверит, что не попадется, если засветится хотя бы только кодом, он никогда не пойдет на игру получать деньги, только что выйдя из тюрьмы, – говорит Ева. – Я работала с этой публикой. Муж мог и не просить никакого друга, зная, что обречен, мог сделать все сам, выбравшись из изолятора, а жене просто прислать по почте письмо. Она – вне подозрений, потому что далеко от Саратова. Человек так устроен, что чем обоснованней ты обещаешь ему полную анонимность и безнаказанность, тем меньше он тебе верит. Я не удивлюсь, если половина заказов была выполнена в одном городе, а приз получал родственник или доверенный человек в другом. Такая вот специфика русской жизни. Январь прав: концов не найти. Мы никогда ничего не докажем, эта паутина сплетена качественно и изящно.
– Ребята, я давно не проводила время так интересно, но нам пора, – разводит руками Далила. – Мы поедем? – Она подходит к Еве, обнимает ее и смотрит, чуть отстранившись, в близкое лицо.
Вбегают в комнату одетые младшие, цепляются с силой за ноги закрывшей глаза Евы.
– Раз уж тут у нас в квартире полно случайных людей, – заявляет из коридора Кеша, – и то и дело кто-то ломится в дверь, я, пожалуй, возьму с собой лыжи.
– Январь! – Далила протягивает удивленному Январю куртку. – Тебе пора. Довезешь нас до вокзала.
– Может, я довезу? – спрашивает Ева.
– Нет уж, ты сиди тут, пока эти четверо в касках и бронежилетах не перестанут проводить обыски. А то ведь дверь разрежут, если им никто не откроет!
– Они же приходили не за мной. – Ева, не веря в расставание, присаживается и крепко обнимает маленьких. – Может, останетесь?
– Позвони, – Далила открывает дверь и выпускает детей, – расскажи, что и как, как только у тебя станет тихо и спокойно, мы и вернемся. Я забираю свой компьютер с собой, – она трясет небольшим чемоданчиком, – так что утром завтра можем связаться и поговорить. Не грусти! Дети устали от твоей работы.
Ева слушает, не закрывая дверь, как лифт уезжает. Выходит в коридор Хрустов и говорит, что ей пришло сообщение по электронной почте. Ева хлопает дверью, идет к компьютеру и, пока Хрустов тактично возится на кухне, читает сообщение Зои. Сообщение идет с грифом «Срочно». Усмехаясь и качая головой, Ева узнает, что в Москву прибыл отстрельщик Хрустов В.С., что сегодня с утра он поехал в Немецкий культурный центр, где имел встречу с полковником Корневичем А.А., что Еве нужно отдать информацию по последним разработкам, перестать изображать слабоумную домохозяйку и немедленно сообщить о местонахождении Сусанны Ли, если таковое ей известно.
Рассматривая с удивлением аккуратно порезанный на тонкие кружочки лимон и чашки с кофе на подносе, принесенном Хрустовым, Ева спрашивает, какого черта он вообще пришел сюда к ней и как он узнал ее адрес?
– Работа у меня такая: все знать, – пожимает плечами Хрустов, но в глаза не смотрит.
– Ты сегодня утром встречался с полковником Корневичем в Немецком центре. После этой встречи поехал ко мне. Вывод я могу сделать один: и адрес тебе сказал Корневич, и ко мне ты приехал по его просьбе.
Хрустов улыбается и качает головой:
– Ты заметила, как мы только что вчетвером разработали версию по заказному убийству и почти раскрыли его. Если все действительно так, как мы просчитали, – Хрустов сел поудобней и закинул руки за голову, – то скоро у всех следователей профессиональным заболеванием будет геморрой. От сидячего образа жизни. Представь, на убийство или другое происшествие выезжает один оперативник с камерой, сразу же с места преступления он передает следователю на экран монитора изображение, следователь делает запросы, сравнивает отпечатки пальцев, проводит допросы, возится в архиве, не слезая с кресла, трудится не покладая рук на клавиатуре. Через некоторое время он выдает несколько версий, машина их просчитывает, некоторые отбраковывает, некоторые рекомендует к разработке. Все. Дело раскрыто. А я ведь прочитал все книжки про тебя. Боже, какой полет фантазии, сколько динамики! Чего ты только не делаешь в этих книжках! А представь детектив, который начинается так: «…с утра следователь К. уже сидит перед экраном монитора, распутывая сложное дело. Что это? Что это за шум? Это пришел факс, из которого она узнает…» и так далее.
– К чему это ты?
– Я не успел еще и поздороваться, слова не сказал по делу, ждал, когда останемся одни, а ты уже все обо мне знаешь.
– Хрустов, у меня полно дел. Я сижу тут только для того, чтобы уберечь дверь от автогена. Сейчас пошлю запрос, не снят ли приказ на обыски, кстати, может, ты пошлешь? Передай Корневичу, что нет тут Сусанны Ли, ну нет ее!
– Я знаю, что нет. Я ее встретил у подъезда.
– И что? – спрашивает Ева, напрягаясь.
– Ничего. Шею ей не свернул, крик не поднял. Можно, я включу магнитофон? Мне Корневич не поверит, если не будет записи нашего разговора.
– Вот так, да? Магнитофон…
– Итак, – берет свою чашку Хрустов, – я встретил Сусанну Ли на улице и ее действительно нет в квартире Евы Николаевны. Поговори со мной, Ева Николаевна. Спроси что-нибудь. Вот этого не надо! – Хрустов еле упевает поставить чашку и закрыться рукой от бросившейся на него Евы. – Ну не надо, прошу тебя, ты же знаешь, чем это может кончиться, – он захватывает ее руки и укладывает женщину на колени. – Ты опять хочешь меня убить? Это может кончиться изнасилованием. Ты меня изнасилуешь на радость полковнику Корневичу. Я буду кричать. Нет, нет! – кричит Хрустов, склоняется к лицу Евы и ловит ее возбужденное дыхание ртом.
– Ладно, – затихает Ева и отворачивает лицо, – не будет изнасилования. Мужчина не готов. Он юродствует. Будем разговаривать. Сначала я говорю, чего мне надо, потом ты. По стране гуляют фальшивые американские доллары отличной выработки, практически неотличимые от настоящих. Это дело началось тогда, когда Сусанна Ли пристрелила Корневича? Ладно, можешь ничего не говорить, иногда только кивай. Когда был Союз, все понятно, гуляли у нас эти доллары, но никого в мире это не интересовало. Сколько Корневич их выработал на благо внутреннего рынка? А как выйти из положения теперь, когда каждый месяц из страны вывозится по полтора миллиарда этих самых «зеленых»? Так неинтересно, почему ты молчишь?
– Потому что я могу тебе предложить версию, не более: я ушел из «бухгалтерии», когда все это только закрутилось. Что тебе эта версия даст? Лучше я помогу тебе в другом. Месяц назад мне поступил запрос, не порекомендую ли хорошего охранника, поскольку сам выполнять охранные действия не мог. Лечился, – развел руками Хрустов. – Отравление с осложнениями. Так вот, я было принял этот запрос за попытку прощупать, от всего открестился, мол, ничего не знаю, какие еще охранники, работаю всегда один, рекомендаций не даю. А дней десять назад узнаю, что человек, который искал отстрельщика, убит. Заказное убийство. Взорван в своем банке. Он был банкир. Он был очень важный банкир, и, что особенно обидно, он был французский подданный.
– И почему это особенно обидно? – не поняла Ева.
– Ты понимаешь, как бы объяснить получше… Была возможность попрактиковаться в разговорном французском. Никакие таланты Корневича, а он несомненно, весьма талантлив, не вызывали у меня чувства зависти, кроме одного. Его умения прекрасно говорить по-французски. Порода: де Валуа, что с него возьмешь, но слышала бы ты, как он говорит про вишню, лишенную девственности!..
– Ничего не понимаю, – перебила его Ева, – какая вишня? Постой, банкир… француз? Это было убийство банкира в Монако?!
– Точно! – ткнул в нее указательным пальцем Хрустов, подумал, приблизил палец к лицу и рассмотрел его внимательно. – Монако. Я, конечно, захотел поинтересоваться, кто сработал банкира. Удивлена? Это просто. Заказных убийц международного уровня не так уж много, я имею в виду настоящих профессионалов, работающих на Службы.
– Сколько?
– Что сколько? Сколько этих профессионалов? Пять. И я не считаю тебя, хотя весьма удручен твоими снайперскими подвигами. Не перебивай. Я просто посмотрел за два дня всех въехавших и выехавших по визам, и это была работенка! Тем не менее я ее нашел. – В этом месте Хрустов загрустил, перестал разглядывать палец и погладил себя в области желудка. – Тэсса Вэн, она же…
– Полина Кириллова, она же Черри Сноут, высланная на днях из нашей страны, – продолжила Ева. – Что у тебя с пальцем?
– С которым? С этим? – Хрустов перестал поглаживать живот и уставился на указательный палец. – А, ерунда, эротические фантазии, я показал на тебя пальцем и вдруг представил, как ты берешь его… Не важно. Знаешь, почему ее выслали из страны? Потому что она стала интересоваться подробностями жизни одного очень важного человека. Адвоката Дэвида Капы. И если после этого ее выслали, значит, она интересовалась жизнью Капы по собственной инициативе. Мне вообще поведение этой женщины кажется нелогичным. По ней можно учебники писать для наемных убийц и шантажистов. Убивает она качественно, следов не оставляет, работает всегда одна. И, представь, имея в жизни практически все, что захочет, иногда еще балуется шантажом. Вот я и подумал: либо ей поручили узнать про Капу ее непосредственные работодатели, пославшие на убийство банкира, либо она захотела узнать это сама, а как только копнула поглубже, была тут же выслана за пределы нашей Родины.
