— Что мы имеем? — спросил он.
— В Истаде за последние несколько недель никто не пропадал, — начал Сведберг. — И совершенно точно, что человек, найденный в озере Крагехольм, не из тех, кого мы разыскиваем давно, так как это две девочки подросткового возраста и сбежавший из лагеря эмигрантов мальчик, который сейчас, по всей видимости, уже за пределами Швеции на пути обратно в Судан.
Валландер подумал о Пере Окесоне.
— Понятно, — сказал он только. — А в других районах?
— Сейчас мы проверяем нескольких человек из Мальмё, — сказала Анн-Бритт Хёглунд. — Но это тоже не то. Может быть, в одном случае еще совпадает возраст. Но пропавший — из южной Италии. А тот, кого мы нашли, не очень-то похож на итальянца.
Они разобрали сообщения, поступившие из близлежащих районов. Валландер знал, что если понадобится, они проверят сводки со всей Швеции и даже из других скандинавских стран. Можно было только надеяться, что убитый жил неподалеку от Истада.
— Вчера поздно вечером в полицию Лунда поступило одно заявление, — сказал Хансон. — Позвонила женщина и сообщила, что ее муж не вернулся с вечерней прогулки. Возраст вроде совпадает. Он был научным сотрудником в университете.
Валландер неуверенно покачал головой.
— Вряд ли, — сказал он. — Но надо, конечно, проверить.
— Они сейчас пытаются найти какую-нибудь фотографию, — продолжил Хансон. — Как найдут, вышлют по факсу.
Все это время Валландер стоял. Только сейчас он сел. В ту же минуту в комнату вошел Пер Окесон. Валландер предпочел бы, чтобы его не было. Подвести итог так, чтобы из него не явствовало, что расследование стоит на месте, всегда нелегко. Оно словно увязло в глине, и его невозможно было сдвинуть ни вперед, ни назад.
И вот теперь еще одна жертва.
Валландера это мучило. Словно он нес личную ответственность за то, что у них нет никаких улик. И все же он знал, что они работают так напряженно и целенаправленно, как только могут. Полицейские, собравшиеся в комнате, были преданными своему делу профессионалами.
Отогнав от себя чувство раздражения, вызванного присутствием Пера Окесона, Валландер сказал:
— Ты вовремя. Я как раз собирался обобщить результаты расследования.
— А что, разве можно говорить о каких-то результатах? — спросил Пер Окесон.
Валландер знал, что в его словах нет недоброжелательности или критики. У людей, не знакомых с Пером Окесоном, его резкость могла вызывать ответную реакцию. Но Валландер проработал с ним очень много лет и знал, что Окесон просто обеспокоен и хочет помочь.
Хамрен, новый человек в их кругу, смотрел на Окесона с неприязнью. «Интересно, а как говорят прокуроры у них в Стокгольме?» — подумал Валландер.
— Результаты есть всегда, — ответил Валландер. — И на этот раз тоже. Но они очень расплывчатые. Некоторые следы, по которым мы шли до сих пор, никуда не привели. Мне кажется, что мы достигли некоей точки, где необходим возврат в исходное положение. Что значит это новое убийство, мы пока сказать не можем. Еще, конечно же, слишком рано.
— Это тот же убийца? — спросил Пер Окесон.
— Думаю, да, — сказал Валландер.
— Почему?
— Его образ действия. Беспощадность. Жестокость. Мешок и заточенные бамбуковые колья, естественно, не одно и то же. Но, можно, наверно, утверждать, что это разные вариации одной темы.
— А что произошло с версией о наемнике?
— Проверяя ее, мы выяснили, что Харальд Бергрен уже семь лет как мертв.
Вопросов у Пера Окесона больше не было.
Дверь осторожно приоткрылась. Помощница секретаря принесла фотографию, полученную по факсу.
— Это из Лунда, — сказала она и закрыла дверь.
Все одновременно вскочили и окружили Мартинсона, державшего фотографию.
Валландер вздохнул. Никаких сомнений быть не может. Это тот, чье тело они нашли в озере Крагехольм.
— Хорошо, — тихо проговорил он. — На этот раз мы значительно сократили расстояние между нами и убийцей.
Все снова сели на свои места.
— Кто этот человек? — спросил Валландер.
Хансон держал свои бумаги в образцовом порядке.
— Эужен Блумберг, пятьдесят один год. Научный сотрудник Лундского университета. Кажется, занимается исследованием молока.
— Молока? — удивленно переспросил Валландер.
— Так написано. «Об отношении аллергии на молочные продукты к различным заболеваниям кишечника».
— Кто заявил о его исчезновении?
— Жена. Кристина Блумберг. Сириусгатан, Лунд.
Валландер чувствовал, что сейчас они должны как можно эффективнее использовать время. Ему хотелось еще сильнее сократить это невидимое преимущество, которым обладал перед ними убийца.
— Тогда поехали, — сказал он и встал. — Сообщите коллегам в Лунде, что мы его опознали. Пусть разыщут его жену, чтобы я мог с ней поговорить. В Лунде, в уголовном отделе, есть один полицейский, Бирк. Калле Бирк. Он мой знакомый. Свяжитесь с ним. Я еду в Лунд.
— Как ты собираешься с ней говорить, когда тело еще официально не опознано?
— Пусть кто-нибудь другой опознает его. Кто-нибудь из университета. Коллеги по исследованию молока. Теперь нам придется пересмотреть все материалы по убийству Эриксона и Рунфельдта. Эужен Блумберг. Не всплывало ли его имя раньше? Многое мы успеем сделать сегодня же.
Валландер повернулся к Перу Окесону.
— Наверно, можно сказать, что у нас есть новые результаты.
Пер Окесон кивнул. Но промолчал.
Валландер взял свою куртку и ключи от одной из полицейских машин. Когда он выехал из Истада, было пятнадцать минут третьего. Он думал поставить мигалку, но решил, что быстрее он от этого все равно не приедет.
В Лунде он был около половины четвертого. У въезда в города его встретила полицейская машина и поехала перед ним, показывая путь на Сириусгатан. Они находились в районе частных вилл к востоку от центра города. При въезде на Сириусгатан полицейский автомобиль затормозил. Там стояла еще одна машина. Валландер увидел, как из нее вышел Калле Бирк. Они познакомились несколько лет назад на большой конференции, проводившейся для южного полицейского района на острове Тюлёсанд недалеко от Хальмстада. Целью конференции было улучшить оперативное сотрудничество в области. Валландер не хотел участвовать. Бьёрку, который был тогда начальником полиции, пришлось ему приказать. Во время ланча Валландер оказался за одним столом с Бирком из Лунда. Выяснилось, что оба любят оперу. Все эти годы они поддерживали связь друг с другом. Валландер от разных людей слышал, что Бирк очень хороший полицейский, но что у него бывают периоды сильной депрессии. Когда он сейчас вышел Валландеру навстречу, настроение у него, казалось, было хорошее. Они пожали друг другу руки.
— Мне уже все рассказали, — сказал Бирк. — Один коллега Блумберга уже выехал, чтобы опознать тело. О результате нам сообщат по телефону.
— А вдова?
— Еще не знает. Мы решили, что это слишком поспешный ход.
— Это усложнит дело, — сказал Валландер. — Она, естественно, будет шокирована.
— Тут уж ничего не поделаешь.
Бирк махнул в сторону кондитерской на другой стороне улицы.
— Подождем там, — предложил он. — К тому же, я проголодался.
Валландер тоже не обедал. Они ели бутерброды и пили кофе. Валландер вкратце рассказал Бирку обо всем, что случилось.
— Это похоже на дело, которое вы расследовали летом, — заметил Бирк, когда Валландер замолчал.
— Только тем, что это тоже серийное убийство, — ответил Валландер. — В остальном же картина совсем иная.
— Какая разница, снимать скальпы или топить живых людей?
— Я, наверное, не смогу это точно выразить словами, — неуверенно проговорил Валландер, — но разница все же очень большая.
Бирк не стал развивать эту тему.
— Мы и подумать о таком не могли, когда решили стать полицейскими, — сказал он вместо этого.
— Я почти уже и не помню, что я тогда думал, — ответил Валландер.
— У нас был один старый комиссар, — продолжал Бирк. — Его уже давно нет в живых. Карл-Оскар Фредрик Вильхельм Сунессон. Он своего рода легенда. По крайней мере, здесь, в Лунде. Он все это предвидел. Помню, он часто беседовал с нами, молодыми полицейскими из уголовного отдела, и предостерегал нас, говоря, что в будущем ситуация будет намного серьезнее. Преступность возрастет, а преступления станут более жестокими. Он объяснял, почему. Шведское благосостояние по его словам — это хорошо закамуфлированная трясина. Гниение в ней началось уже с самого начала. Сунессон даже делал экономический анализ и объяснял связи между различными типами преступности. Еще он был редким человеком в том смысле, что никогда ни о ком он не сказал ничего дурного. Он мог критиковать политиков, мог своими аргументами разгромить какое-то предложение о реформах полиции. Но он никогда не сомневался, что все совершается из благих побуждений. И говорил обычно, что благие побуждения, не ограниченные здравым смыслом, приводят к катастрофам более серьезным, нежели поступки недобрые или глупые. Я тогда не много понимал из его слов. Но сейчас понимаю.
