— Господи, — проговорил Беккер и протянул руку к гробу.
Его окатила волна ликования — он избавился от Стефани.
Он так долго ненавидел жену, ее мебель и ковры, старые картины в тяжелых резных рамах, чернильницы и графинчики, вазы и горшочки из Кемпера,[4] асимметричные бутылки, найденные в давно брошенных домах. Она прикасалась к ним, гладила, полировала, переставляла, продавала. Ласкала маленькими свиными глазками. Бесконечно разговаривала о них со своими дружками-антикварами с тонкими руками. Они сидели на расшатанных стульях с чашками в руках и трещали без умолку: «Красное дерево, ножки из тростника, кожа с золотым тиснением, но почти ничего не видно под толстым слоем полировки, которую она буквально выливала на него; не вызывает сомнений, что она не знала, чем владеет, или ей было все равно. Меня пригласили посмотреть на чайный столик эпохи короля Георга, про который она сказала, что он великолепен, но на деле он оказался самой настоящей дрянью, если можно так выразиться».
А теперь Стефани умерла.
Беккер нахмурился. Трудно поверить, что у нее был любовник. Наверное, из этих мягкотелых, бледных, жирных типов, которые без конца рассуждают про чайники и кресла с подголовниками… Невероятно. Интересно, чем они занимались в постели? Разговаривали?
— Сэр, мне кажется…
Сотрудник похоронного бюро положил руку ему на плечо, пытаясь успокоить; он ничего не понял.
— Со мной все в порядке, — сказал Беккер, принимая его утешение и наслаждаясь своим обманом.
Он постоял еще минуту, не обращая внимания на человека, замершего у него за спиной. Он хотел навечно сохранить в памяти это мгновение.
Майкл Беккер был красивым мужчиной. У него были густые светлые, великолепно подстриженные волосы, маленькие безупречные уши, широкий гладкий лоб, светлые брови, похожие на белые запятые над ярко-голубыми, глубоко посаженными глазами. Едва заметные морщинки вокруг глаз лишь усиливали его привлекательность и нисколько не портили лицо, делая его более мужественным.
Картину дополнял узкий нос с маленькими изящными ноздрями, квадратный подбородок с ямочкой, бледная, но здоровая кожа, полные подвижные губы и белые ровные зубы.
В отличие от почти идеального, фотогеничного лица тело Беккеру досталось самое среднее: узковатые плечи, широкие бедра и короткие ноги.
Эти недостатки заставляли его работать над собой. И он уже был так близко к победе.
Беккер тренировался четыре раза в неделю, полчаса на тренажерах «Наутилус», затем час поднимал тяжести. Один вечер — ноги и туловище, другой — руки и плечи. Затем день отдыха, повтор и еще два выходных в конце недели.
И разумеется, таблетки, анаболические стероиды. Сила Беккера не интересовала, она была дополнительным бонусом. Главная его задача заключалась в форме. Тренировки делали плечи и грудь шире. Он ничего не мог поделать с бедрами, но более мощные плечи зрительно сужали нижнюю часть туловища.
Его ноги… сделать их длиннее он не мог. Но в Нью-Йорке, неподалеку от Мэдисон-авеню, на одной из Семидесятых улиц он обнаружил маленькую мастерскую, где шили поразительно красивые полуботинки из телячьей кожи, такой мягкой, что иногда он прижимал их к лицу, прежде чем надеть.
В каждом ботинке было незаметное уплотнение, которое давало ему дополнительный дюйм роста и делало почти безупречным представителем нордической расы.
Беккер вздохнул и обнаружил, что смотрит в зеркало в ванной комнате, стоя голыми ногами на холодных шестиугольных плитках, и разглядывает свое прекрасное лицо.
Он снова улетел. На сколько? С легким намеком на панику он взглянул на часы. Пять минут второго. Прошло пятнадцать минут. Необходимо взять это под контроль. Он принял пару таблеток метобарбитала, чтобы немного снять нервное напряжение, и они вышвырнули его за пределы сознания. Это не должно было случиться, но тем не менее случилось, и в последнее время такое происходило все чаще.
Беккер заставил себя встать под душ, включил холодную воду и задержал дыхание, когда струя ударила в грудь. Не открывая глаз, он повернулся спиной, намылился, смыл пену и вышел из душа.
Есть ли у него время? Разумеется, для этого всегда есть. Он нанес смягчающий крем на лицо, средство после бритья на подбородок, одеколон на грудь, за ушами, в промежности, попудрил грудь, под мышками и между ягодицами.
Закончив, еще раз посмотрел на себя в зеркало. Нос показался ему слишком красным, и он хотел было исправить этот недостаток с помощью косметики, но в последний момент передумал. Не стоит выглядеть на все сто. В конце концов, он идет на похороны жены и там будет присутствовать полиция. Они обладают повышенной чувствительностью к подобным вещам, а ее проклятый папаша и двоюродный братец коп наверняка нашептали им про него много плохого.
Расследование его не слишком беспокоило. Он ненавидел Стефани, и некоторые ее друзья это наверняка знали. Но он находился в Сан-Франциско, когда она умерла.
Беккер улыбнулся своему отражению в зеркале, остался недоволен своей улыбкой и стер ее с лица. Попробовал придать лицу полдюжины других выражений, более подходящих для похорон. Но даже когда он мрачно хмурился, это нисколько не портило его красоту.
Склонив голову набок, он снова взглянул на себя и вернул улыбку на прежнее место. Все готово? Не совсем. Он смазал волосы средством для укладки с легким ароматом сирени и тщательно причесался. Довольный результатом, он отправился в спальню, принялся рассматривать костюмы и остановил свой выбор на синем.
Квентин Даниэль был похож на мясника в дорогой одежде.
На хорошего немецкого мясника, пришедшего на первое причастие. С этим морщинистым красным лицом и пухлыми щеками, в туго накрахмаленном белом воротнике, который впивался в шею, создавая над ней ряд складок, он бы прекрасно смотрелся около весов из нержавеющей стали: один палец на подносе, а другой придерживает отбивные.
Так казалось до тех пор, пока вы не замечали его глаза.
Глаза ирландца-иезуита, бледно-голубые и властные. Даниэль был умным полицейским. Он перестал носить пистолет много лет назад, когда сшил на заказ свой первый костюм. Он заменил оружие на очки. Бифокальные очки в позолоченной оправе — для работы со своей армией, обычные очки в черепаховой оправе — для компьютера и голубые контактные линзы — для выступлений по телевидению.
И никакого пистолета.
Лукас толкнул тяжелую дубовую дверь и вошел в кабинет Даниэля. Он был в той же короткой кожаной куртке, что и вчера вечером, но побрился и надел свежую рубашку в мелкую ломаную клетку, слаксы цвета хаки и мокасины.
— Ты мне звонил?
Даниэль был в очках для работы на компьютере. Он поднял голову, прищурился, словно не узнавая посетителя, снял очки, надел те, что в позолоченной оправе, и махнул рукой, приглашая Дэвенпорта садиться. Лукас заметил, что лицо шефа краснее обычного.
— Ты знаешь Марта Маккензи? — тихо спросил Даниэль и положил руки ладонями вниз на зеленое сукно своего стола.
— Знаю. — Лукас кивнул и сел, положив ногу на ногу. — У него кабинет в Клейморе. Мерзкий тип.
— Верно, — не стал спорить шеф, сложил руки на животе и уставился в потолок. — Первые полчаса сегодня утром я провел улыбаясь, пока этот мерзкий тип читал мне нотацию. Знаешь почему?
— Рэнди?
— Потому что у этого мерзкого типа в охраняемой палате больницы Хэннепина лежит клиент, которого до полусмерти избил один из моих копов. После того как мерзкий тип ушел, я позвонил туда и поговорил с доктором. — Даниэль выдвинул ящик стола и достал записную книжку. — Перелом ребер. Перелом носа. Выбитые зубы. Возможно, трещина в грудине. Тупые травмы. — Он швырнул блокнот на стол с таким грохотом, словно выстрелил из пистолета двадцать второго калибра. — Боже праведный, Дэвенпорт!
— Он угрожал мне ножом, — сказал Лукас. — Пытался меня ударить им. Вот, смотри.
Он распахнул куртку и показал глубокий разрез на коже.
— Не вешай мне лапшу на уши, — сказал начальник полиции, проигнорировав куртку. — Парни из отдела информации уже неделю назад знали, что ты и твои дружки его ищете. С тех самых пор, как пострадала та проститутка. Вчера вечером ты его нашел и избил до полусмерти.
— Не думаю…
— Заткнись! — рявкнул Даниэль. — Любые твои объяснения прозвучат глупо. Ты знаешь это, я тоже, так зачем тратить силы?
Дэвенпорт пожал плечами.
— Ладно.
— Департамент полиции — это не чертова уличная банда, — проговорил Даниэль. — Ты не имеешь права так поступать. У нас проблемы, возможно серьезные.
— В каком смысле?
— Прежде чем явиться ко мне, Маккензи зашел в отдел внутренних расследований, так что они занялись этим делом и я не могу их остановить. Они потребуют, чтобы ты дал показания. Рэнди, конечно, настоящая задница, но он несовершеннолетний — к нему уже приставили социального работника, она возмущена тем, что его избили, и не желает даже слышать о том, что он напал на офицера полиции.
