— Инспектор Кэффри, — пробормотал Кэффри, протягивая ей руку.
— Что вы говорите. — Она его проигнорировала, даже не взглянула. Положив руки на бедра, она заглянула в шахту, откуда показалась первая желтая каска, рывками поднимающаяся из темноты.
— Я должен поговорить с раненым.
— И не надейтесь. Как только его вытащат из этой дыры, мы его погрузим в брюхо вон той птицы, на поляне. При таких повреждениях мы не сможем оказать ему помощь в полевых условиях.
— Вы знаете, кто он?
— Не имеет значения.
— Еще как имеет. Он знает, где находятся пропавшие девочки. И он мне об этом расскажет, прежде чем вы погрузите его в вертолет.
— Каждая минута промедления приближает его смерть. Это я вам гарантирую.
— Он еще дышит.
Она кивнула.
— Я слышу. Дыхание учащенное. Иными словами, он потерял столько крови, что нам бы только довезти его до госпиталя. Как только раненого доставят на поверхность, мы его прямиком транспортируем в вертушку.
— Тогда я лечу с вами.
Она пристально на него посмотрела. Потом улыбнулась. Во взгляде сквозило что-то вроде сочувствия.
— Давайте сначала поглядим, в каком он состоянии, ладно? — Она повернулась к спасателям. — Как только его вытащат, для всех боеготовность номер один. План такой. Вы, — она показала на двоих, — берете носилки спереди, а вы сзади. Я дам команду «приготовились», а затем «подняли». И сразу побежали к вертолету. Ясно?
Все молча кивнули и с сомнением глянули в шахту. По поляне разнесся скрип подъемного устройства. Кэффри крикнул оэмпэшнику, снимавшему всю операцию на видео:
— Эта штука записывает звук?
Офицер поднял большой палец, не отрываясь от монитора.
— Вы побежите со мной к вертолету. Держитесь к носилкам максимально близко — я должен слышать каждый его писк, каждый пук. Не бойтесь отдавить ноги этим сукиным детям.
— Доверьтесь профессионалам, и вы только выиграете, — прокричала докторша.
Теперь уже Кэффри ее проигнорировал. Он занял позицию поближе к шахте. Канаты, наматываясь на треногу, скрипели. Пикал кардиомонитор, дыхание Проди становилось все громче. Показалась первая голова. Ухватившись за протянутую руку, спасатель выкарабкался наружу, и они уже вдвоем помогали вытягивать носилки. У Кэффри взмокли ладони. Вытер их о бронежилет.
— Тащи.
Верхняя часть носилок зависла над поверхностью.
— У него тахикардия. — Парамедик, весь в грязи и крови, вылезал из шахты с капельницей в руке, на ходу давая доктору пояснения. — Пульс сто двадцать, частота дыхания — двадцать восемь — тридцать, показания оксиметра в начале подъема, четыре минуты назад, упали до нуля. Обезболивающего я давать не стал, не то состояние, зато вкатил ему пятьсот миллиграммов кристаллоида.
Подъемная команда выбрала канаты; последний рывок — и нижняя часть носилок легла на твердую холодную землю; несколько камней, скакнув в шахту с грохотом, который умножило эхо, провалились в черную бездну. Глаза у Проди были закрыты. Его синюшное, цианотичное лицо, зажатое наложенной на шею шиной, — так защитная маска боксера сминает кожу вокруг носа, — ничего не выражало. Он был весь покрыт грязью и засохшей кровью. Его нейлоновая куртка расплавилась во время взрыва и сожгла длинные полоски кожи на шее и руках. Под одеялом из керамического волокна все было мокрым от темной крови.
Четверо парамедиков присели на корточки, готовые по приказу поднять носилки. И тут Проди затрясло.
— Погодите. Это приступ. — Врач присела возле носилок и уставилась на экран переносного монитора. — Сердце останавливается…
— Как? — изумился Кэффри. — Почему?
Лицо у врача — с искусственным загаром — было воплощением суровости и сосредоточенности. У Кэффри же мгновенно пересохло во рту.
— Только что он был в порядке. Что случилось?
— Он не был в порядке! Я вам говорила. Сорок пять ударов в минуту… сорок… это конец, он в стадии брадикардии, вы глазом не успеете моргнуть, как всё…
Монитор издал долгий, протяжный звук.
— Черт. Остановка сердца. Кто-нибудь, сделайте непрямой массаж. А я попробую интубировать.
Один из парамедиков склонился над носилками и начал делать массаж сердца. Кэффри протиснулся между двумя парамедиками и опустился на колени в траву, забрызганную кровью.
— Пол, — заорал он. — Ах ты, дерьмо. Ты будешь говорить со мной, твою мать? Говори, сука!
— Прочь! — Вмиг покрывшаяся потом врач вставила ларингеальную маску в провал рта и открыла клапан на груше. — Я сказала «прочь». Вы мешаете работать!
Кэффри снова вскочил и, зажав пальцами виски, делал затяжные вдохи. Блин блин блин. Его режут без ножа. Не сучка-докторша, а Проди. Тварь. Эта хитрая тварь все рассчитала. Врач жала на грушу, парамедик делал массаж сердца, считая вслух. Кардиограмма на экране вытянулась в струну, протяжный звук эхом повторялся в лесу. Все спасатели, превратившись в камень, в ужасе наблюдали за манипуляциями парамедика.
— Нет. — Промучившись с минуту, врач положила грушу и тронула парамедика за руку. — Асистолия — прямая линия. Кровь в капилляры не поступает. Дохлое дело.
— Прекращаем реанимировать?
— Вы шутите. — Кэффри задергался. — Вы позволите ему умереть?
— Он уже мертв. У него нет шансов. Он потерял слишком много крови.
— Ушам своим не верю. Сделайте же что-нибудь. Дефибрилляцию, я не знаю что.
— Бессмысленно. Он обескровлен. Совсем. Мы можем стимулировать сердечную мышцу до Второго пришествия, но если нечего качать…
— Сделайте, сделайте хоть что-нибудь!
Она смерила его долгим взглядом. Потом пожала плечами.
— Ну что ж. — С ожесточившимся, посуровевшим выражением лица она расстегнула молнию на своем зеленом рюкзаке, вынула оттуда какие-то коробочки и вытряхнула из них две упаковки в фольге. — Сейчас я вам покажу, что это бесполезно. Адреналин, один миллиграмм на десять тысяч. Этого бы хватило, чтобы реанимировать «Титаник». — Она разорвала зубами первую упаковку, достала уже заполненный шприц и протянула парамедику. — А после этого — три миллиграмма атропина на двадцать пять соляного раствора.
Парамедик открыл шлюз в инфузионной канюле «Venflon» и ввел туда лекарства с гарантией, что инъекция дойдет до сердечной мышцы. Кэффри уставился на монитор. Прямая линия не дрогнула. Врач же не отрываясь смотрела не на экран, а на него.
— Ну? — заговорила она. — А вот вам дефибриллятор. Включить? Хотите поглядеть, как он будет скакать словно марионетка? Или вы убедились, что я свое дело знаю?
Кэффри, уронив руки, беспомощно сидел на траве и смотрел, как постепенно желтеет обмякшее тело, как восковая маска ложится на застывшие черты. Смотрел на линию кардиограммы на мониторе. Врач глянула на часы, фиксируя момент смерти.
Тут Кэффри вскочил на ноги и, повернувшись к ней спиной, руки в карманах, зашагал прочь по хрустящему ледку. Он прошел шагов двадцать и остановился у края вырубки, где тропу перегораживали лежащие березы. Он вскинул голову и попытался сосредоточиться на небесной синеве. На облаках.
Он молился, чтобы на него снизошел покой и остудил мозг. Он чувствовал, что Роза и Джэнис наблюдают за всем этим из-за деревьев. Последние полчаса он ощущал их присутствие, их глаза впивались ему прямо в мозг, но он никак не реагировал и не подавал им знака приблизиться. Они ждали, что он соберет на этой поляне разрозненные факты и претворит их в четкий, взвешенный план действий. И как, черт подери, он это сделает, если единственный человек, который хотя бы мог намекнуть, где находятся Марта и Эмили, лежит бездыханный на носилках?
80
Мужчины, вытаскивавшие Эмили и Марту из шахты, расплывались в улыбках. Они радостно смеялись и что-то кричали друг другу и вскидывали руки как победители. Обеих девочек укутали в белоснежные простыни. Марта была бледненькая, а вот Эмили, розовощекая, счастливая, без единой царапины, сидела на носилках и, подавшись вперед, вертела шеей, высматривая в толпе маму. Поляну заливал золотистый свет. Свет и смех и улыбающиеся ей люди. В сновидении Джэнис никто не хмурился и не поворачивался к ней спиной, чтобы скрыть свои эмоции. В сновидении Джэнис все словно парили в летней дымке, и она шла к дочери по ковру из колокольчиков.
В суровой реальности поляна обезлюдела. Давно улетели вертолеты, спасатели поснимали снаряжение и унесли все оборудование в фургоны. Старший офицер переписал имена и контактные телефоны участников операции и отпустил их. Тело Проди понесли в машину судмедэксперта. Рядом с носилками шел врач — он всматривался в застывшее лицо, с которого откинули угол простыни.
Джэнис окоченела. Ноги у нее свела судорога — так долго она сидела на корточках, а мышцы от постоянного выброса адреналина сделались вялыми. Колени и ступни, через разорванные колготки, были сильно исцарапаны колючками, здесь и там запеклись струйки крови. Девочек в туннеле не нашли, Проди умер и, судя по поведению Кэффри и Ник, — они стояли в двадцати шагах, между деревьями, к ней спиной, что-то горячо обсуждая вполголоса, — не сообщил никакой информации. Однако Джэнис при этом сохраняла спокойствие. Откуда-то брала силы не опускать руки — она просто стояла, ожидая известий.
