Потом Райм сосредоточился на Сакс. Разговаривая с Пам о только что произошедшем, она то и дело пыталась пошутить или выразить сочувствие. Пам отвечала холодной улыбкой, очень похожей на усмешку. Было ясно, что Амелию выражение ее лица глубоко ранит.
Возникла пауза. Сакс, уперев руки в бедра, оглядела дом и обратилась к Пам:
– Место преступления осмотрено. Давай помогу тебе убраться.
Райм обратил внимание, что Сакс колеблется, и по тону ее голоса понял, что она считает эту тему опасной.
– Знаешь, я сейчас поеду к Оливетти. И, может, на этой неделе возьму машину Говарда, приеду к таунхаусу и заберу то, что осталось. Можно, Линкольн?
– Конечно.
– Погоди, – твердо сказала Сакс.
Пам вызывающе посмотрела на нее. Амелия продолжала:
– Я хочу, чтобы ты повидалась кое с кем. Поговорила с ними о случившемся. – Она полезла в сумочку. – Это визитка Терри Добинса. Он работает в управлении полиции, но может свести тебя кое с кем.
– Я не…
– Пожалуйста, сделай это.
Пам пожала плечами. Карточка исчезла в заднем кармане джинсов, где она носила телефон.
Сакс добавила:
– Потребуется что-нибудь, звони. В любое время. – В ее голосе звучала нотка отчаяния, слышать которую было мучительно.
Девушка ничего не ответила, вошла внутрь дома и вышла с рюкзаком и компьютерной сумкой. Белые провода шли от ушей к айподу. Она помахала рукой в сторону Райма и Сакс, но никому конкретно. Сакс смотрела ей вслед.
Через минуту Райм произнес:
– Сакс, люди не любят оказываться неправыми, даже когда это для их же собственного блага. Может быть, особенно в этом случае.
– Похоже, да. – Амелия раскачивалась взад-вперед, глядя, как Пам скрывается вдали. – Райм, я все испортила.
В такие минуты Райм особенно ненавидел свою беспомощность. Ему больше всего на свете хотелось подойти к Сакс и крепко обнять ее за дрожащие плечи.
– Как Лон? – спросил Райм.
– Кризис миновал. Но он все еще без сознания. Рейчел очень расстроена. Сын Лона здесь.
– Я разговаривал с ним, – сказал Райм.
– Лон крепкий. Выкарабкается.
– Едем обратно в таунхаус?
– Скоро приеду, – ответила Сакс. – Мне нужно увидеться со свидетелем по делу Метрополитен-музея.
Другим делом Селлитто было проникновение в музей на Пятой авеню. Поскольку Лон лежал в больнице, его замещали другие полицейские из отдела расследования тяжких преступлений. Теперь, когда заговор ПСАС был раскрыт, пора было вновь вернуться к политически важному, хотя и загадочному делу.
Сакс пошла к своему «Торино». Заработал мотор, и она отъехала от тротуара, поднимая дым, который из синего становился фиолетовым в красных лучах заходящего солнца.
Линкольн Райм был недоволен, что не догадался о личности Икса сам – источниками сведений о Билли Хейвене стали обыск трупа и объяснение Пам.
– Я все-таки должен был догадаться, – сказал он Пуласки и Куперу.
– О чем? – Рон положил пластиковый пакет, из которого доставал пинцетом улики, и повернулся к Райму.
– Что Билли как-то связан со Стэнтонами. Помнишь реакцию Гарриет, когда Амелия сообщила ей, что он мертв? У нее началась истерика. Я должен был сделать вывод, что она хорошо его знала. Очень хорошо. И их сын, Джошуа. Я думал, он упадет в обморок, узнав об этом. Я мог бы сообразить, что если Икс не член их семьи, то хотя бы родственник. Мы знаем, что он племянник, знаем его имя. Однако, новичок, ищи другие подробности о мистере Уильяме Хейвене. Стат.
– Латынь, от statim, то есть немедленно, – пояснил Пуласки.
– Да, верно. Ты знаток классических языков. И, насколько я помню, детективных фильмов, в которых болтовня не по теме отвлекает от недостатков сюжета и раскрытия характеров. Например, тех правильно говорящих убийц, о которых ты упоминал. Ну, будем заниматься неотложной задачей?
– Exempli gratia[22], – пробормотал Пуласки и быстро заработал на клавиатуре. Через несколько минут он поднял взгляд от монитора и объявил: – Negotium ibi terminttur.
– Работа закончена, – перевел Райм. – Лучше сказать «Factum est». Приятнее звучит. Вот в чем проблема с латынью. Звучит так, будто грызешь камни. Спасибо итальянцам и румынам, что вытащили этот язык из огня.
Пуласки стал читать с экрана:
– Мэттью Стэнтон был единственным ребенком. Но у Гарриет была сестра, Элизабет. Вышла замуж за Эббета Хейвена. У них родился сын, Уильям Эрон. Эббет был старейшиной в ПСАС, но он и его жена погибли, когда ребенок был маленьким. – Он поднял взгляд. – В лагере «Ветви Давидовой». Они приехали туда, чтобы продавать оружие, и оказались на ранчо «Маунт-Кармел» во время осады.
Уильям стал жить с тетей Гарриет и дядей Мэттью. Называли его главным образом Билли. У него была судимость – в детстве, поэтому в деле нет отпечатков пальцев, оно было закрыто. Обвинялся он в оскорблении действием. Преступление на почве ненависти. Билли избил в школе еврейского мальчика. Потом в столовой выколол свастику на его предплечье. Мальчику было десять лет. Есть фотография. Посмотрите.
Райм обратил внимание, что татуировка сделана хорошо. Двухцветная, четкая, с тонкими линиями.
– Потом он изучал изобразительное искусство и политические науки в университете южного Иллинойса. Затем по какой-то причине открыл тату-студию. В рюкзаке Билли обнаружены квитанции на оплату двух квартир в городе. Одна, на Мюррей-Хилл, была снята на имя Сета Макгуина – кавалера Пам. Другая, на Фрэнка Сэмюэлса, находится возле Китайского квартала, у Канал-стрит. Улики собраны в обеих. Билли смыл почти все, но во втором месте – в мастерской – обнаружены оборудование и террариумы с растениями, из которых Билли извлекал и дистиллировал яды, используемые для убийств.
Эти ящики и их жутковатые светильники стояли теперь в гостиной Райма, у дальней стены. Все, кроме одного – опечатанного террариума со спорами ботулина. Биохимики из форта Детрик решили, что самое лучшее – взять его под свой контроль. Райм, обычно не желавший расставаться с уликами, эту отдал охотно.
Криминалист закончил регистрировать растения, заметив, что болиголов особенно красив. Потом позвонил Фреду Деллрэю, агенту ФБР, который будет вести федеральную часть расследования, чтобы рассказать о находках. Эксцентричный агент произнес:
– Это превосходит все остальное. А я ломал голову, где Хусейн берет оружие массового уничтожения. В конце концов мы нашли его в двух кварталах от моего любимого китайского ресторана «Счастливая панда». Того, что на Канал-стрит. Нет, не на Мотт и не на Шестой авеню. Это настоящая, одна-единственная «Счастливая панда». Вкуснейшая еда. Медузы. Нет-нет, лучше, чем ты думаешь. Ладно, позвони мне, когда будет готов рапорт.
Завершив разговор, Райм услышал смех в другом конце комнаты.
– Отлично, – сказал Мел Купер, глядя на экран компьютера.
– Что там? – спросил Райм.
Пуласки, тоже смеявшийся, повернул монитор. На нем была открыта компьютерная версия газеты «Нью-Йорк пост». Над материалом о Стэнтонах красовался заголовок «Ядовитое перо». Намек на орудие убийств Билли Хейвена. Неплохо.
Купер и Пуласки продолжали анализировать и вносить в каталог улики из квартиры Пам и мастерской Билли. Райм подкатил к столу с уликами.
– Перчатку, – потребовал он.
– Ты хочешь… – начал было Том.
– Перчатку! Я хочу поласкать одну улику.
Помощник с трудом натянул Райму перчатку на правую руку.
– Так. Вот эту. – Линкольн указал на тонкую тетрадь, озаглавленную «Модификация», где были страницы с деталями плана отравления: время, выбор жертв, места, полицейские процедуры, цитаты из «Серийных городов», из документальной книги о Райме и указания, как «опередить прозорливца». Записи были сделаны красивым наклонным почерком Билли. При его художественном мастерстве было неудивительно, что буквы походили на шрифт старинных рукописей.
Райм уже бегло просмотрел эту тетрадь, но теперь хотел глубоко ее проштудировать для поиска остальных заговорщиков.
Том уложил тетрадь на подлокотник кресла-каталки, и Линкольн Райм иногда неловкими, иногда изящными, но всегда уверенными движениями стал перелистывать страницы.
V
Воссоединение
Суббота, 9 ноября, 17.00
Коренастый, лысеющий мужчина в коротком сером пальто шагал по широкому тротуару, выворачивая наружу носки ботинок. В руке у него был старый портфель. Мало кто на улице обращал внимание на его телосложение или походку. Он был совершенно неприметным. Бизнесменом, бухгалтером, администратором рекламного агентства. Или маглом из «Гарри Поттера». Альфредом Пруфроком из поэмы Т. С. Элиота.
Ему нравился этот район. Гринвич-Виллидж менее красив, чем Сохо или Трайбека, но более дружелюбен. «Маленькая Италия» появилась и исчезла, а Виллидж остается оплотом манхэттенцев старой школы, ловких, артистичных потомков европейских иммигрантов. Да, здесь живут коренастые, лысеющие мужья и их флегматичные жены, честолюбивые, но скромные сыновья, умные дочери. Здесь он ничем не выделяется.
