Когда они все-таки выбрались, тут-то вода и пригодилась, чтобы хоть немного руки отмыть, а в аптечке нашелся йод, которым Елена беспощадно обработала ему руки, как он ни сопротивлялся. Они решили воспользоваться этой передышкой, чтобы немного отдохнуть и перекусить, хотя из-за работавшей на полную мощность печки ароматы внутри от сохнувшей прямо на теле одежды и обуви витали соответствующие. Конечно, можно было, извинившись перед Еленой, снять туфли и дальше вести машину в носках, но не зная, что еще их ждет впереди, Гуров от этой мысли отказался. И, как показало самое недалекое будущее, оказался прав, потому что вылезти ему пришлось, хоть и один только раз.
Поев, они отправились дальше, и когда приближались к явно подозрительному месту, Елена, благо, в ее вещах были сапоги – девушка она была предусмотрительная и знала, какая дорога им предстоит, – отправилась на разведку, чтобы проверить, что впереди, так что вымазались оба, как черти.
Когда же они, проехав райцентр, направились в сторону деревни родителей Елены, дорога оказалась до того ужасной, что вся предыдущая казалась паркетом.
– Лена, мне Юрий Федорович говорил, что к вашей бабушке постоянно очень непростой народ ездит, так что же они не могут нормальную дорогу сделать? – возмутился Гуров.
– Так богатеи эти на своих машинах и так проезжают, а летом они на катерах приплывают – деревня-то наша на берегу речки стоит, а некоторые даже на вертолете прилетали. Ей-богу, так и было, – девушка даже перекрестилась, чтобы подтвердить истинность своих слов.
Ох, и дорого обошелся им этот недолгий разговор: потому что отвлекшийся от дороги Гуров не обратил должного внимания на небольшую с виду лужу, которая оказалась залитой водой ямой. Тут-то они снова и застряли, и все их злоключения повторились. К счастью, большущую ямищу недалеко от въезда в деревню, через которую, по словам Елены, люди ездили только с молитвой, кто-то засыпал щебенкой, так что хоть здесь им повезло. В результате они провели в дороге не четыре часа, а все шесть.
Но всякая дорога, даже самая отвратительная, когда-нибудь да кончается. Они остановились у больших железных ворот стоявшего на окраине деревни и видимого над высоким забором большого дома, и Гуров предложил:
– Лена, давайте не будем волновать ваших близких и скажем, что на вас просто напали хулиганы, от которых я вас так неудачно защитил.
– Да что ж вы такое говорите, Лев Иванович! – запротестовала она. – Неудачно! Да что бы со мной было, если бы не вы? И потом, ведь все так и было. Хулиганы на меня и напали.
– Так, да не так, Елена, – возразил ей Гуров. – Я думаю, что вас пытались похитить – зачем бы иначе они вас в машину тащили?
– Ой! А я об этом и не подумала. – От испуга девушка побелела как мел.
– Все страшное уже позади – в вашем родном доме найдется кому вас защитить, – успокоил ее полковник и пообещал: – А я, как в город вернусь, тут же займусь этой историей.
Гуров посигналил и тут же раздался оглушительный и разъяренный лай собаки, потом открылась калитка, и к ним вышел высоченный мужик с крайне неприветливым выражением тяжелого простецкого лица и грубо спросил:
– Чего надо?
– Папа! Это я! – крикнула Елена из окна машины.
– Ты? Чего ж не предупредила? – разом меняя тон, удивился он, а потом, разглядев ее лицо, спросил: – Значит, этот гад тебя не только бросил, так еще и избил. И после этого у него, паразита, наглости хватило сюда явиться? Да я же его голыми руками на куски порву, – угрожающе проревел он, направляясь к дверце водителя, то есть к Гурову.
«А что? Этот может», – подумал Лев.
– Нет, это не Ванечка. За рулем не Ванечка. Это полковник полиции Лев Иванович Гуров. Просто на меня хулиганы напали, а Лев Иванович меня не только защитил, но и сюда привез, – закричала она, выпрыгивая из машины.
– И точно не он – на фотках-то совсем другой был, – растерянно сказал отец Елены. – Ну, извини, мужик. Надо же, настоящий полковник, – от удивления он даже головой покрутил. – А за дочку спасибо.
– Бывает, Василий Семенович, – сказал Гуров, выходя из машины и протягивая руку.
– Откуда меня знаешь? – вытаращился тот.
– Да Елена дорогой мне о вашей семье рассказывала, – объяснил тот.
– А нам о Льве Ивановиче в институте рассказывали, – похвалилась Елена. – Он человек в милиции… То есть в полиции, – поправилась она, – известный. А сейчас ему к нашей бабушке надо.
– Не проблема. Завтра отведем – сегодня-то уж куда? Поздно. Не молоденькая она у нас, – пообещал ее отец и тут он, увидев туфли Гурова, невольно воскликнул: – Да кто ж по нашим дорогам в таких башмаках ездит?
– Времени переобуваться не было, Василий Семенович, – развел руками Лев Иванович.
– Сгубил же обувку вконец, – покачал головой тот и предложил: – Ты машину во двор загоняй.
Он пошел открывать ворота, а Елена бросилась в калитку – не иначе как предупредить в доме, какой гость к ним прибыл.
Гуров въехал во двор и вышел из машины. Весь их разговор происходил на фоне непрекращающегося лая собаки, и теперь Гуров ее увидел – это было нечто. Назвать ее собакой язык не поворачивался, это была собачища, у лап которой крутились крупные щенки.
– Серьезный зверь. Я даже не думал, что такие огромные бывают, – сказал Гуров Василию Семеновичу.
Они наконец-то вошли в дом. Елена, видимо, уже убежала в свою комнату приводить себя с дороги в порядок, а Гуров при виде сиявшего, как яичный желток, пола остановился. Увидев стоявшие на грубом домотканом половике возле двери вымазанные грязью до самого верха голенищ сапоги Елены, он стал разуваться прямо на нем. Оставшись в носках, он не знал, что делать дальше – носки были ничуть не чище туфель и перемазали бы пол так же, как и те. Уже немолодая, но все еще очень красивая женщина, судя по сходству, мать Елены, заметив его мучения и неприглядный вид, только руками всплеснула.
– Ой, Левушка! – по-домашнему воскликнула она. – Да как ты вымок-то! Я сейчас тебе сухонькое принесу и ты переоденешься. А там и баньку затопим, чтобы ты согрелся.
– Да не беспокойтесь, Анфиса Сергеевна, – отказался он и попросил: – Лена сказала, что у вас душ есть, так я под горячим постою и все обойдется.
– Так пойдем, я тебе покажу, где он у нас. Я тебе чистенькое и полотенца на стульчик положу, а вещи свои ты за дверь выбрось. Я их и постираю, и выглажу потом.
– Не надо, Анфиса Сергеевна… Неудобно же. Им просто высохнуть надо и все! – отбивался он.
– Не спорь со мной, Левушка, – попросила она. – Мне для хорошего человека нетрудно. Да и какой труд-то? Машина стирает, не я. Это не прежние времена, когда я на всю свою семью одна горбатилась.
Гуров устал так, что играть дальше в политес сил у него уже не оставалось, и он сдался. Выложенная кафелем душевая была самая настоящая, и он долго стоял, с наслаждением прогреваясь под горячей водой, а когда открыл дверь, увидел, что, кроме большого банного полотенца и толстых, колючих «бабушкиных» носков, там лежала одежда таких богатырских размеров, что только покачал головой. Одевшись, он оглядел себя и хмыкнул – впечатление было такое, как если бы ребенок надел отцовский костюм. Он закатал рукава и брючины, надел носки, в которых ногам сразу стало тепло и уютно, и в таком виде появился в комнате, где уже был накрыт большой стол, вокруг которого собралось, как он понял, все это немалое семейство, включая женщин и ведших себя на удивление спокойно разновозрастных детей. Взглянув на братьев Елены, Гуров вспомнил, как Федор сравнивал их с железобетонными плитами перекрытия, и понял, что преувеличением это не было: мужики в этой семье были настоящими гигантами, причем самым мелким из них был сам отец – вот она, акселерация в действии.
– Ты что, мать, ничего поменьше для гостя не нашла? – сварливо спросил отец семейства.
– Да я и так ему Лешкин спортивный костюм дала, который тот еще в школе носил, – оправдывалась та.
Гуров сел за стол, и Василий Семенович взял графин, чтобы разлить по рюмкам какую-то явно домашнюю настойку или самогон. Гуров накрыл свою рюмку и на вопросительный взгляд хозяина молча ткнул себя пальцем в левый бок.
– Желудок? – спросил тот.
– Поджелудочная, – объяснил Гуров.
– Один черт! – отмахнулся хозяин. – Не бойся, это лечебная, она тебе не повредит. Теща моя ее готовит. Она у нас знахарка знатная, тебя быстро вылечит, она и раковых на ноги ставит, если вовремя обратиться.
– Все равно рисковать не буду, – отказался Лев Иванович.
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Василий Семенович. – Тогда бери со стола что тебе по нраву и не стесняйся.
Гуров был голоден как волк, но клал себе на тарелку только то, что, как он считал, ему не повредит, с тоской думая о том времени, когда лопал все подряд, не заботясь о последствиях. Разморившись от тепла, он тихо мечтал о том, чтобы поскорее лечь спать, когда раздался бешеный лай Найды.
