В намотанной на голову чалме, в длинной навыпуск рубахе и коротких холщовых штанах он ничем не отличался от других увиденных ею здесь мужчин. Лицо его, похудевшее, с заострившимися чертами, казалось чужим.
– Болеешь? – Мальчик коснулся ее щеки пальцами.
– Ерунда. Я нашла тебя.
– Нашла. Ты всегда добиваешься своего.
Еве казалось, что они будут наперебой что-то говорить друг другу, и испугалась наступившего вдруг молчания. Илия улыбался, мужчина за столом осторожно разглядывал ее, делая вид, что читает.
В глубине двора открылись двери сарая. Оттуда вышли четверо стариков. Они молча подошли к вскочившему мужчине и чуть поклонились, проведя каждый ладонями по лицу – от щек вниз к бороде. Молча и ушли.
– Ну как ты? – не выдержала странного напряжения Ева.
– Все хорошо.
– Кто эти люди? – Она кивнула на уходящих стариков.
– Старейшины из деревни. Чтобы тебе было понятно, это что-то вроде представителей власти.
– И здесь, в этой деревне, к вам приходят представители власти?!
– Да. И здесь. Если бы она не стала женой хозяина дома, ее бы преследовали и здесь.
– Сусанна стала женой? – Ева нащупала сзади себя скамейку и села.
– Да. Вот ее муж, – показал рукой Илия.
Ева повернулась и посмотрела на стеснительно улыбнувшегося ей мужчину с газетой.
– Какой кошмар… То есть я хотела спросить, это вариант фиктивного брака?
– Там посмотрим, – улыбнулся Илия. – Ей здесь нравится. Видела бы ты, как возится она с ягнятами!
– Я… ягнятами?.. Принеси воды, мне что-то нехорошо.
В тот момент, как Ева брала в руки чашку, из сарая раздался страшный крик. Ева вскочила, залив себя водой, и посмотрела на Илию. Илия посмотрел на мужчину. Они заговорили на чужом языке, мужчина отказывался, махал руками и отворачивал побледневшее лицо. Когда крикнули второй раз, с подвываниями, Ева поняла, что кричит женщина, и решительно направилась к сараю.
– Что происходит? – спросила она у дверей. – Кто это так кричит? Я могу войти?
– Можешь, – кивнул занервничавший Илия, – войди, пожалуйста, потому что мы не можем.
Ева толкнула от себя деревянную дверь.
Она не сразу поняла, что видит. В свете уставленных везде – вверху и внизу – зажженных свечек рогатая коровья морда и удлинившаяся тень от нее на потолке испугали до детского ужаса. Вдоль стен располагались стойла с овцами, на перекладине ворчливо переговаривались куры. Под коровьей мордой в стоге сена что-то зашевелилось. Ева встала на колени и не поверила своим глазам: огромный – шаром – живот, и где-то за ним искаженное болью незнакомое лицо в капельках пота. Женщина задышала быстро и тяжело и закричала. Ева вскочила.
– Что же это такое, здесь есть свет?
– Нет, – ответила женщина, тяжело дыша. И Ева опять опустилась на колени, потому что ноги ее ослабели: она узнала голос. – Здесь нет света, нет теплого унитаза, нет водопровода… Двадцать два, двадцать три… – Сусанна набрала воздуха и страшно закричала, приподнявшись и прижав подбородок к груди.
– Не кричи! – Ева закрыла уши руками. – Почему ты кричишь?
– Потому что больно. Считай секунды между криками. Когда станет меньше шести, будем рожать.
– Где доктор? – шепотом спросила Ева.
– Должен прийти утром. Не успеет.
– Почему ты в сарае?
– Упала здесь. Воды отошли. Попросила никуда не носить. Здесь хорошо, это мое любимое место-о-а-а-а-и-и-и!!
Ева вскочила и выбежала на улицу.
– Кипяченая вода и чистые простыни! – крикнула она.
Илия бежал по двору с белым полотном.
– Сейчас будет вода, – он сунул ей в руки полотно и убежал.
– Сейчас будет вода, сейчас будет вода, – бормотала Ева, задрав длинную юбку и подкладывая простыню под согнутые ноги Сусанны. – Эта корова не пойдет на тебя? Она не бешеная?
– Нет. Она все понимает. Это отличная корова.
– Может, я все-таки перетащу тебя в сторону?
– Не трогай. Спине больно, – Сусанна дышала короткими вздохами и выдохами, словно раненая собака. – Неужели ей тоже было так больно? Какая же я сволочь, бросила Веру… Ну давай, девочка моя… Отойди, я покричу…
– У тебя узкий таз, ты знаешь? Ну почему нельзя привести доктора?
– Его и приведут. Как раз к утру приведут. Хотели здешнюю повитуху позвать, я отказалась. Ни черта по-ихнему не понимаю. Считай секунды!
Ева уговаривает себя собраться, она добросовестно считает секунды и, как во сне, ловит руками ребенка, удивляясь силе, с которой его вытолкнула из себя эта слабая женщина. Ребенок молчит, он весь в скользкой красной слизи, Ева боится его уронить, обхватывает крошечное тельце и чуть приподнимает. Короткий всхлип, как будто его сунули в холодную воду, – и крик.
– Он кричит! – шепчет Ева, рассматривая ребенка. – Он дышит! Он шевелит ручками!
– Кто? – шепотом спрашивает Сусанна.
– Ребенок!
– Кто это-о-о-а-а?! – шепотом кричит Су.
– А! Поняла… Мальчик. Мальчик! Мальчик!
– Врешь, – выдыхает Су. – Покажи.
– Не могу поднять, у него голова болтается. Лежи тихо, я положу его тебе на живот, сама потрогаешь.
Ребенок кричит, набирая голос.
Ева укладывает его на голый живот Су, подвинув, насколько позволяет тянущаяся пуповина. И в тот момент, когда Су дрожащими руками прижимает к себе мальчика, из нее с бульканьем выходит послед. Мальчик замолкает, словно прислушиваясь к телу, из которого он только что вышел.
Дверь открывается. Входит Илия с ножницами.
– Мальчик! – обращается к нему Ева. – Ты слышишь, это мальчик!
– Я знаю, – он умело отрезает пуповину и завязывает конец узелком. Берет чистую холстину, заворачивает ребенка и дрожащими руками поднимает. Бессильная головка свешивается на грудь. Ева охает. Илия идет в угол сарая и опускает ребенка вместе с холстиной в невысокую кадку с водой. Мальчик дергается, но молчит. – Помоги.
Ева подходит и моет ладонью головку.
– Мальчик! – не может успокоиться Ева. – А ты боялась!
– Хочешь улететь отсюда на штурмовике «СУ-25»? – спросила Ева Илию через два дня.
– Нет, – засмеялся Илия и покачал головой. Они сидели у стола во дворе, дул сильный ветер, раскачивая гирлянды цветов у входа в дом и сарай. Уже наутро вместе с доктором пришли женщины с цветами и украшали, украшали…
– Это здесь так принято, если рождается мальчик? – спрашивает Ева.
– Иногда, – уклончиво отвечает Илия.
– Ты грустный? Я же вижу – грустный. Извини.
– За что?
– За то, что не родила тебя, не положила мокрого на живот, ну извини! – срывается на крик Ева, смотрит на свои трясущиеся руки и прячет их за спину.
– Все будет хорошо, – говорит Илия.
– Что будет хорошо? Ты поедешь к своей матери?
– Как-нибудь при случае. Сначала я отвезу тебя домой. Тебе нужно отдохнуть, переменить обстановку. Не хочешь по воде? Под парусом?
– Нет. Хочу быстрей в Москву.
– Ну тогда хотя бы прогуляемся по берегу напоследок?
– Что-нибудь случится, и мы здесь застрянем! Давай я позвоню, и мы улетим!
– Что случится? – тащит ее за руку со двора мальчик. Нет, не мальчик, молодой человек!
– Землетрясение, проверка документов, я ни слова не понимаю…
– Я понимаю. Смотри, какие парусники красивые.
– У меня документы временные, взамен утерянных, меня могут задержать. Пока все выяснится!
– А тот, справа, тебе нравится?
– Нравится! – досадливо отвечает Ева, зацепившись взглядом за странную надпись. – Смотри, по-русски написано… Черная… Роза. Черная роза? – Ева резко останавливается и смотрит, прищурившись. На палубе женщина развешивает стираное белье. – Некрофилка, – шепчет Ева, потом смотрит на Илию. – Ты знал, да? Ты видел ее раньше? Ты специально привел меня сюда?
Женщина на палубе смотрит на них в бинокль, потом подпрыгивает и машет руками.
– Таласса чу? – спрашивает Илия, уворачиваясь от подзатыльника.
Хрустов позвонил Корневичу в четыре утра. В окно лупил мокрый снег, Новый год обещал быть полноценным, заснеженным и морозным. К телефону долго никто не подходил. Хрустов ждал. Корневич сам дал ему этот номер, когда узнал, что Ева уехала искать сына и Сусанну Ли.
– Корневич у телефона, – прозвучало наконец в трубке, и Хрустов удивился его натужному дыханию.
– Болеешь? – сросил он.
– Жду, – выдохнул Корневич.
– Конечно. Ждешь. Так вот, ты дождался. Сусанна Ли родила. Он нашел ее.
– Он? – не понял Корневич.
– Да. Это мальчик, представь себе.
– Подожди, я сяду, – на том конце провода слышен стук и сопение, – сейчас… черт, уронил табуретку. Ты помнишь, кого она тогда цитировала?
– Нет, – Хрустов вдруг обнаружил, что улыбается, – всегда на посту, да? Всегда готов анализировать, находить выход из положения! А ее больше нет, Веры нет, она не скажет, кого тогда цитировала, она теперь просто пена. Соленая пена. А зачем тебе?
– Ну, я ведь буду жить вечно только до тех пор, пока не появится тот, кто найдет женщину, помнишь?
