Станислав Рем - Переведи меня через Майдан...

Первым через пост ГАИ проехал гружёный зерном КАМАЗ с прицепом. Следом за ним, с интервалом в десять минут, пронеслись легковые «Ауди» и две «БМВ». Инспектор ДАИ[1], дежуривший на обочине трассы, автоматически отметил время: три часа сорок минут ночи.

— «Немец», я «первый». Всё идёт по графику. Отстаём от КАМАЗа на восемь километров.

— «Первый», вас понял. Прибавьте скорость. Через двенадцать километров тормозите колхозника.

«Немец» нажал кнопку отбоя рации, зевнул и снова принялся смотреть на виднеющиеся вдали «габариты» «БМВ», только что проскочившего перед ним пост ДАИ.

Лукьяныч устало следил за дорогой. В рейс его послали неожиданно. Должен был ехать сменщик, тридцатидвухлетний Микола Яремчук. Да траванулся чем-то на дне рождения у кума. Пришлось старику садиться за «баранку». Лукьянычу два месяца назад стукнуло пятьдесят восемь. Для мужика возраст вроде как и не старый, а вот как для водителя, приличный. Здоровье стало не к чёрту: на морозе на тюфячке под двигателем долго не полежишь. Но особо водитель, в последнее время, стал жаловаться на зрение. Подводить, собака, начало. Днём то ещё ничего, более — менее, а вот по ночам ездить побаиваться начал: не дай бог, собьёшь человека, будь неладна близорукость. И очки не помогут. Но этот рейс пока проходил нормально. Машин мало, да и не курортное время, поздняя осень. Трасса свободная. Одно беспокоит: «габариты» на прицепе не горят. А ведь Микола собирался их исправить, шельма. Что там по «матюгальнику»… Новости, песни современные. И как их молодёжь слушает? Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже… Тьфу, срамота одна.

— «Немец», я — первый. Приближаемся к колхознику.

— На каком километре?

— Сто шестьдесят четвёртый.

— Между сто пятьдесят вторым и сто пятьдесят пятым разворачивайте его. Как слышите меня?

— Слышу хорошо. Иду на сближение.

Лукьяныч посмотрел в боковое зеркало: иномарка, догнавшая его, сигналами «габаритов», просила остановиться. Что за чёрт? Может не тормозить? На трассе в последние три года неспокойно стало ездить. Бомбит молодняк. А как иначе, жрать то нечего. Впрочем, на кой хрен он им нужен. Их «авдюшка» пяти его драндулетов стоит. Причём, вместе с грузом. Да и так остановят: дорогу перекроют, и всё. А попробуй, тронь их иномарку, так после всю оставшуюся жизнь, если она, конечно, останется, будешь на ремонт горбатиться.

Машина притормозила. Лукьянович, на всякий случай, прижал правой рукой монтировку. На подножку вскочил одетый в кожаную куртку парень, лет тридцати:

— Отец, извини за остановку, у тебя бензина купить нельзя?

— Так я же на саляре.

— Знаю, но, думал, может в заначке имеется. Мне да Кемеровки, всего пятнадцать километров, а горючки не хватает.

— Эк ты хватил. До Кемеровки не пятнадцать, а километров тридцать ещё. Я на Леоновский элеватор еду, а Кемеровка как раз за Леоново.

— Ну, ты, дед, даёшь. — рассмеялся незнакомец. — Это не мы не доехали, а ты проскочил. Километров пять.

Лукьяныч огляделся:

— Быть того не может.

— То-то и оно, что может. Разворачивайся, пока трасса пуста. Так, старик, может, найдёшь бензинчику? Нет? Ну, бывай.

«Ауди» объехала КАМАЗ и вскоре удалилась в сторону Киева.

— Вот же… — Лукьянович с удивлением посмотрел по сторонам. Вот те раз… С одной стороны поле, с другой стороны поле. Неужели промахнулся? А впрочем, что там ночью разглядишь?

Лукьяныч выматерился, завёл двигатель и принялся выворачивать руль.

— «Немец», я — первый. Колхозник разворачивается.

— Детально.

— КАМАЗ пошёл на разворот. Притормозил. Сдаёт назад. Участок трассы узкий: не даёт возможности развернуться машине с прицепом одновременно. Так, опять начинает выворачивать. Вижу огни «клиента». Идёт очень быстро, километров под двести. Колхозник снова сдаёт назад. Увидел БМВ, пытается вернуться в исходное положение. Прицеп его держит. БМВ тормозит. Слишком большая скорость. Есть контакт.

— Почему замолчал?

— Крепко впечатался. Вряд ли кто-то выжил.

— Колхозник?

— Вылазит из машины. Падает. Видимо, потерял сознание.

— Проверьте, «клиент» жив?

Через минуту «немцу» доложили:

— Водитель и «клиент» мертвы. «Мешок» на заднем, живой. Только без сознания. Колхозник подаёт признаки жизни.

— Ждите меня. — «немец» повернулся к водителю, — После того, как я уеду, подберёшь колхозника и вернёшься с ним к посту ГАИ. Инструкцию помнишь?

— Так точно.

— После доложишь, как и что…

Иномарка последнего поколения из семьи «Мерседесов», незаметно для собеседников, мягко шурша покрышками колёс на поворотах, быстро сокращала расстояние от стольного града Киева до летней резиденции президента Украины. Впереди и сзади бронированную машину парламентариев сопровождали «БМВ» охраны.

Водитель разговора не слышал: заднее сиденье от водительского кресла отделялось пуленепробиваемым и звуконепроницаемым стеклом.

Собеседников было двое. Оба мужчины в возрасте. Один шестидесяти пяти — семидесяти лет. Возраст второго перевалил за восемьдесят. Тот что помоложе, с седыми волосами, аккуратно заведёнными на затылок, явно скрывающий свои года, постоянно посматривал на дисплей мобильного телефона новейшей марки. Его сосед иногда бросал взгляд, через тонкое стекло «хамелеонов», в платиновой оправе, на своего собеседника и открыто усмехался. Сотовую связь он, практически, не признавал, пользовался ею только в крайних случаях, предпочитая все дела вести через личного секретаря. А уж, чтобы гоняться, словно дитя малое, за какими-то новинками, о том и речи быть не могло.

Второго депутата родители, восемьдесят три года назад, окрестили Пётром Степановичем. И фамилию он носил чисто украинскую: Цибуля Пётр Степанович был в украинском политическом мире человеком немаленьким. Он являлся Головой национал — патриотической партии Украины, которая стояла у самых истоков «открытого» национального движения, «Украинского сопротивления», с начала девяностых годов прошлого столетия. Хозяина новейшей «Nokia» именовали Виталием Сергеевичем Онопенко. Некогда Виталий Сергеевич руководил коммунистической партией Украины, был её основным идеологом, что не помешало ему, после августовских событий 1991 года, принять активное участие в запрете КПУ. А ещё через некоторое время, занять пост спикера украинского парламента, и, как это ни странно, быть всенародно избранным Первым президентом независимой Украины.

Пётр Степанович усмехался из-под своих шикарных, казацких усов: видел бы кто-нибудь сейчас некогда первого человека страны, балующегося с мобильной игрушкой?

Разговор, который они вели, начал Виталий Сергеевич:

— Интересно, как Леонидович поведёт себя в той обстановке, которая сложится через месяц?

— Трудно сказать. Мы можем только предполагать. На его месте, я бы ушёл в сторону.

— Может, следует сделать какой-нибудь намёк?

— Ни в коем случае. Вы знакомы с нынешним положением дел? Вот, то-то и оно. Мы сейчас не знаем полного положения дел. А посему, будем всеми силами показывать нейтралитет.

Пётр Степанович раздражённо кивнул на телефон:

— Да оставьте вы его в покое. Что мы имеем?

Виталий Сергеевич спрятал «мобильник» в карман:

— Информации немного. Предвыборная компания только началась. Пока, на данный момент, лидируем вы, то есть оппозиция.

— Да бросьте… — раздражённо проговорил Пётр Степанович. — будто вам неизвестно, как мы делаем общее дело? Я помог вам, вы помогли мне. Все довольны, у всех интерес учтён.

— Естественно. Но вы не знаете последних новостей. Поступила информация о том, что, в вашей оппозиции поделили портфели.

— То есть? — на лице Пётра Степановича проявилось недоумение.

— Да, да. — Виталий Сергеевич спрятал «игрушку» в карман. — Странно, что вам не сообщили. Подписано совместное соглашение между тремя партиями. Кроме вашего блока. Со всеми вытекающими последствиями.

— Когда?

— Два дня назад. Во время поездки в Крым.

— Так, — протянул депутат Цибулько. — Весело, ничего не скажешь.

— На мой взгляд, всё довольно логично. — Виталий Сергеевич расстегнул полы костюма: несмотря на работающий кондиционер, в салоне было довольно жарко. Нужно будет сделать проверку авто. — Ваша сила проиграла последние парламентские выборы. И никто не даст гарантий, что вы сможете на будущих выборах взять хотя бы те пять мандатов, которые имеете сегодня. Загнанных лошадей пристреливают. Прописная истина. Только не обижайтесь. — Онопенко похлопал собеседника по колену. — В нашей ситуации следует не расплескивать эмоции, а здраво просчитывать наши дальнейшие действия.