— Слушаю.
— Это опять я. Чем вы занимаетесь?
— А почему вас это интересует?
— Собираетесь уезжать?
— Откуда вы знаете?
— Все русские хотят встретить Новый год со своими семьями.
— Послушайте, мой самолёт вылетает через час.
— Я думаю, вам следует отменить вылет. Будут ещё другие встречи Нового года.
— О чём вы говорите, американец?
— Вы видели утренние газеты?
— Кое-какие видел. А что?
— Последние опросы общественного мнения. Те, на которые повлияли разоблачения СПС и Комарова на пресс-конференции. Они показывают сорок процентов, и рейтинг продолжает падать.
— Да, он проигрывает выборы. Вместо него мы получим Зюганова, неокоммунистов. И какое это имеет ко мне отношение?
— Вы думаете. Комаров примирится с этим? Я как-то говорил вам: этот человек — ненормальный.
— Ему придётся примириться. Если он проиграет через две недели, с ним кончено. Вот и все.
— В тот же самый вечер вы мне сказали кое-что.
— Что?
— Вы сказали: если на российское государство нападут, оно будет защищаться.
— Что такое, чёрт вас возьми, вы знаете, чего не знаю я?
— Я не знаю ничего. Я подозреваю. Разве вам не известно, что подозревать — это российская профессия?
Петровский посмотрел на телефонную трубку и перевёл взгляд на раскрытый чемодан, лежавший на узкой койке в его комнате в казарме.
— Он не посмеет, — заявил он. — Никто не посмел бы.
— Язов и Крючков посмели.
— Был 1991 год. Другое время.
— Только потому, что они провалили все дело. Почему бы вам не остаться в городе на праздник? На всякий случай.
Генерал-майор Петровский положил трубку и начал вынимать вещи из чемодана.
* * *
30 декабря в пивном баре Гришин заключил сделку со своим последним союзником. Его собеседником был кретин с круглым животом любителя пива, но он являлся ближайшим соратником главаря уличных бандитов из движения «Новая Россия».
Вопреки напыщенному названию ДНР мало чем отличалось от неорганизованных группировок татуированных бритоголовых бандитов с ультраправыми лозунгами, которые существовали и развлекались за счёт грабежей на улицах и преследования евреев или того и другого вместе, по привычке выкрикивая лозунги во славу России.
На столе между ними лежала пачка долларов, принесённая Гришиным, и представитель ДНР с жадностью на неё поглядывал.
— Могу предоставить пятьсот хороших парней в любую минуту, когда захочу, — сказал он. — Какая работа?
— Я пришлю к вам пять своих черногвардейцев. Вы подчиняетесь их боевым приказам — или сделка отменяется.
«Боевые приказы» — это звучало хорошо. По-военному. Члены ДНР гордились, называя себя солдатами Новой России, хотя никогда не присоединялись к СПС. Они не очень любили дисциплину.
— Что надо делать?
— Накануне Нового года, между десятью и полуночью, взять штурмом и удержать мэрию. И соблюдать указание: до утра никакого спиртного.
Главарь ДНР задумался. Каким бы тупым он ни был, он сумел сообразить, что СПС затевает большое дело. Да и пора уже. Он наклонился над столом, и его рука сжала пачку долларов.
— Когда всё закончится, мы доберёмся до жидов.
Гришин улыбнулся.
— Мой личный подарок.
— Отлично.
Они договорились о деталях сбора ДНР в сквере на Пушкинской площади, в трёхстах метрах от которой находится особняк, где размещается правительство Москвы. Это не привлечёт особого внимания: здесь всегда полно народу, поскольку рядом находится очень популярный в этом городе «Макдоналдс».
Придёт время, думал Гришин по дороге, и о московских евреях позаботятся по-настоящему, да и об этих подонках из ДНР тоже. Вот будет смешно, когда и тех и других посадят в одни и те же эшелоны и отправят на восток, в Воркуту.
* * *
Утром 31 декабря Джейсон Монк снова позвонил генерал-майору Петровскому. Тот находился в своём кабинете в штаб-квартире на Шаболовке, где оставалась лишь половина сотрудников.
— Все ещё на посту?
— Да, чёрт бы вас побрал.
— У ГУВД есть вертолёт?
— Конечно.
— Он может вылететь в такую погоду?
Петровский посмотрел через зарешечённое окно на низкие, свинцово-серые тучи.
— Не в такой облачности. Но ниже может, полагаю.
— Вам известно расположение лагерей «чёрной гвардии» Гришина под Москвой?
— Нет, но я могу узнать. А в чём дело?
— Почему бы вам не полетать над всеми лагерями?
— Зачем мне это нужно?
— Ну, если они миролюбивые граждане, во всех казармах должен гореть свет, все должны сидеть в тепле, принимая стаканчик перед обедом и готовясь к безобидному празднованию вечером. Взгляните. Я перезвоню через четыре часа.
Когда он позвонил, Петровский был в подавленном настроении.
— Четыре лагеря кажутся пустыми. В его личном лагере, к северо-востоку отсюда, царит оживление, как в муравейнике. Заправляются сотни — грузовиков. Кажется, он собрал все свои силы в одном месте.
— Зачем он это сделал, генерал?
— Может, вы скажете?
— Не знаю. Но мне это не нравится. Это пахнет ночными учениями.
— В Новый год? Не говорите ерунду. Все русские под Новый год напиваются.
— Именно так я и думаю. Все до единого солдаты в Москве будут пьяны к полуночи. Если только они не получат приказа не пить. Непопулярный приказ, но, как я уже сказал, будут и другие встречи Нового года. Вы знаете командира полка ОМОНа?
— Конечно. Генерал Козловский.
— А начальника президентской службы безопасности?
— Да, генерал Корин.
— Они оба сейчас дома, с семьями?
— Полагаю, что так.
— Послушайте, поговорим как мужчина с мужчиной. Если произойдёт худшее, если Комаров всё-таки победит, что будет с вами, вашей женой и Татьяной? Неужели они не стоят одной бессонной ночи? Нескольких телефонных звонков?
Положив трубку, Джейсон Монк взял карту Москвы и Подмосковья. Его палец остановился на участке на северо-востоке от столицы. Здесь, как сказал Петровский, надо искать главную базу СПС и «чёрной гвардии».
С северо-востока шло Ярославское шоссе, переходящее в проспект Мира. Это была главная артерия города, и она проходила рядом с телевизионным комплексом Останкино. Монк снова взялся за телефон.
— Умар, друг мой, прошу тебя о последней услуге. Да, клянусь, что последней. Машину с телефоном и номер твоего мобильного на сегодняшнюю ночь… Нет, мне не нужны Магомед и телохранители. Это испортит им новогодний праздник. Только машина и телефон. О, и ещё ручное оружие. Если это не доставит лишних хлопот.
Он услышал в трубке смех.
— Какой именно марки? Вот, есть…
Монк вспомнил замок Форбс.
— Ты не мог бы достать швейцарский «зауэр»? Пожалуйста…
На расстоянии двух часовых поясов к западу от Москвы погода была совершенно другой, небо — ярко-голубым, а температура — всего лишь два градуса ниже нуля, и Механик тихонько пробирался сквозь лес к загородному дому.
Он, как всегда, тщательно подготовился к путешествию через Европу и не встретил на пути никаких препятствий. Он предпочёл путешествовать на машине. Оружие и авиалайнеры плохо сочетаются, а в машине есть много тайников.
В Белоруссии и Польше его «вольво» с московскими номерами не привлекла к себе внимания, а в его документах говорилось, что он обычный русский бизнесмен, направляющийся на конференцию в Германию. Обыск его машины не опроверг этого.
В Германии, где неплохо обосновалась русская мафия, он поменял «вольво» на «мерседес» с германскими номерами и, перед тем как продолжить путь, свободно приобрёл охотничье ружьё с оптическим прицелом. По новым правилам Европейского Сообщества границы практически не существовало, и он пересёк её в колонне других автомобилей, которым таможенник устало махнул рукой.
Он приобрёл крупномасштабную дорожную карту нужного ему района, нашёл ближайшую к объекту деревню и затем само имение. Проезжая через деревню, он следил за дорожными указателями, приведшими его к въезду в короткую подъездную аллею, заметил надпись, подтверждающую, что адрес правильный, и поехал дальше.
Проведя почти всю ночь в мотеле, в пятидесяти милях от имения, он выехал перед рассветом и, оставив машину в двух милях от дома, остальную часть пути прошёл через лес, выйдя на опушку позади него. Когда поднялось тусклое зимнее солнце, он устроился, прижавшись к стволу, на крепком суку большого бука и приготовился ждать. С этой позиции он мог видеть дом и двор в трёхстах метрах от него, оставаясь сам невидимым за стволом дерева.
Ландшафт начал оживать, мимо прошествовал фазан, всего в нескольких метрах от Механика, сердито посмотрел на него и поспешно удалился. Две серенькие белки играли в ветвях у него над головой.
В девять часов во двор вышел человек. Механик поднял бинокль и слегка поправил фокус так, что казалось, человек находится всего в десятке футов от него. Это оказался не объект; слуга набрал корзину дров в сарае у ограды и вернулся в дом.
