ответил:
— Нет, конечно. Нашелся бы другой «Ельцин».
— А вы откровенны. Не забывайте, что Борис Николаевич все еще действующий президент России и обладает сейчас по новой Конституции гигантскими, просто царскими полномочиями, абсолютной властью. Не боитесь?
— Чего?
— Что он может стереть вас в порошок, если ему донесут о нашем разговоре и ваших взглядах?
— Нет, не боюсь. К тому же мы здесь с вами одни, а вам никто не поверит. Да вы ведь и сами под следствием. И еще. Мне кажется, что вы по своему характеру не способны на предательство. А с МИ-6 вынуждены были сотрудничать из-за сложившихся обстоятельств. Да и то, что я вам говорил о Ельцине, обсуждают во всем российском обществе, от Калининграда до Владивостока. Народ уже давно прозрел. Вот почему рейтинг Ельцина сейчас стремительно движется к нулю.
— Что ж, спасибо за доверие.
— Я продолжу. В такой обстановке органы госбезопасности в течение полутора лет оказались практически парализованными. Не было ни оперативных разработок, ни материалов, ни информации. Ничего. Только курение и чаепитие. Скажу вам, Анатолий Львович, откровенно, сотрудники, приходя утром на службу, не знали, доработают ли до вечера. Одна реорганизация сменялась другой. Офицеры по полгода находились за штатами.
Никакое другое ведомство не реформировалось после августа 1991 года с такой частотой, как органы госбезопасности. Сменилось шесть вывесок: КГБ — АФБ — МБВД — МБ — ФСК — ФСБ. С каждой новой «реформой» вымывались лучшие кадры, профессионалы, самые работоспособные звенья системы, все те, кто мог себя безболезненно найти на гражданке.
Житников с любопытством спросил, словно журналист, бравший интервью у генерал-майора госбезопасности:
— Но что же происходило внутри КГБ, каково было настроение сотрудников, их психологический и моральный настрой?
Грачев никогда никаких интервью не давал, особенно на такую тему. Но сейчас посчитал нужным, что надо ответить. Потому что Житников, планируемый им для работы в ФСБ, должен был знать, чувствовать реалии, атмосферу, метафизику и сакральную мистику Лубянки.
Мысленно сказав это, он сам себя и одернул: не слишком ли загнул в своей философической эскападе? Нет, ответил себе, не слишком. Иначе разведчиками и контрразведчиками не становятся. Здесь особая специфика, правда и суть профессии. А вслух продолжил, отвечая на вопрос оппонента и приводя факты и аргументы:
— Остававшиеся в КГБ профессионалы были, мягко говоря, дезориентированы, трудно было вообще понять, что происходит в стране и как теперь строить свою работу. Наверное, в той или иной степени это касалось и сотрудников других ведомств. Ведь не каждый же способен сразу поменять свои взгляды и принципы, как тот же Заостровский.
А главное, что в самый ответственный, важнейший для страны момент, когда спецслужбы западных стран начали хозяйничать в России, как у себя дома, органы государственной безопасности оказались полностью выведены из игры, возможно, по чьему-то злому умыслу. А тут еще Ельцин, чтобы окончательно выслужиться перед Западом, показать им, что он «в доску свой», пошел на беспрецедентный шаг.
В начале 1992 года он помиловал всех без исключения агентов иностранных разведок, осужденных и отбывающих наказание за измену Родине. В обществе посредством СМИ формировалась идея, что эти люди не предатели, а «борцы с тоталитаризмом». Просто они выбрали такой вот способ борьбы с коммунизмом. И каждому из них следовало теперь прокричать, как в фильме «Бриллиантовая рука»: «Не виновата-а-я я!» Да еще, пожалуй, надо было бы им выдать талоны на усиленное питание и денежную компенсацию.
Одновременно были помилованы и многие перебежчики, заочно приговоренные советским судом к высшей мере наказания за нанесенный СССР вред. Первым лозунг «Сражаться с коммунизмом любыми способами и методами» запустил один из самых видных перебежчиков, бывший полковник КГБ Олег Гордиевский. Накануне перестройки он сбежал к англичанам и был заочно приговорен к расстрелу Как выяснилось в ходе следствия, он сотрудничал с МИ-6 аж с 1974 года.
— Англичанка всегда гадит, — произнес Житников.
Эти слова пришлись по душе Грачеву. Ведь так называлась и операция, которую он вел и в которую намеревался привлечь сидящего напротив него человека.
— Да, гадит, — сказал он. — И всегда гадила. А если взять обозримое прошлое, то резидентуры ЦРУ и МИ-6 с конца 80-х и начала 90-х чувствовали себя в Москве настолько уверенно и спокойно, что вербовали российских граждан прямо в посольстве, при получении виз. Чего далеко ходить, искать где-то? Сами придут. И все это происходило на фоне формирования в обществе через СМИ мнения, что с развалом СССР никаких секретов у нас не осталось и охранять нечего, все вокруг друзья и братья, а госбезопасность — пережиток прошлого. Оставалось только раздеться догола и покорно ждать розог от нового барина.
Министр иностранных дел России Козырев угодливо спрашивал у президента США: «Подскажите, какие у нас должны быть национальные интересы?» Значительная часть разоблаченных впоследствии нами агентов, когда ситуация более-менее стабилизировалась, успела передать иностранным спецслужбам важные сведения военно-технического характера. Например, сотрудник морского НИИ Финкель выдал американцам данные о новейших гидроакустических комплексах. ЦРУ, таким образом, получило информацию о характеристиках новейшего танка Т-82, 10 тысяч листов топографических карт, секретные сведения о торговле Россией вооружением. И таких примеров было достаточно.
— Получается, как на картине Репина «Иван Грозный убивает своего сына», — усмехнулся Житников. — В смысле, подрубали сук, на котором должны были сидеть, свесив ножки. Безумие какое-то.
— Безумие, — согласился Грачев. — Российские власти в одностороннем порядке сворачивали работу своих спецслужб, демонстрируя чудеса миролюбия, аттракцион «невиданной щедрости». В ответ наши зарубежные «друзья и партнеры» лишь радостно потирали руки. Создавали новые резидентуры в бывших союзных республиках.
В этих сложнейших для страны условиях Вадим Бакатин все делал для того, чтобы органы КГБ как можно быстрее были развалены. А чтобы сковать их деятельность и противостояние, тут же объявил реорганизацию. Такой прием довольно часто применяется, когда необходимо парализовать деятельность какой-либо структуры. Вывести всех за штат и попутно освободиться от неугодных руководителей и сотрудников. А также вообще прекратить разработку подозреваемых в преступлениях лиц.
Бакатин откровенно заявлял в печати, что КГБ — самая преступная организация. Что работать в ней позорно. И это говорит Директор КГБ, ничего не смыслящий в его функциях. Для всех без исключения наших сотрудников его слова были шоком. Выходит, все они тоже преступники? А ведь мы привыкли гордиться своей принадлежностью к органам госбезопасности.
Считали на полном основании свою чекистскую деятельность благом для страны. Чувствовали нужность и необходимость в ней. Решали важные насущные вопросы по обеспечению безопасности СССР. А теперь все годы работы, честного, порой рискованного труда, выбросить на свалку?
Я сам молодым опером-лейтенантом, когда начинал службу
