— Не нужно, — попросил он, — останьтесь со мной.
Гримаса исказила ее лицо. Теперь она была возмущена. Кажется, он понял, почему ей было так плохо. Видимо, она ревновала к кому-то или была отвергнута кем-то. Именно поэтому ей показалось оскорбительным поведение Дронго, который не решался ничего предпринять, пока она не направилась к лысому соседу.
— Нет, — решительно сказала она, вырывая руку, — нет.
Но он уже стоял в проходе, сжимая ее руку.
— Не уходите, — просил он, — я был не прав.
Она вдруг толкнула его в кресло и быстро стала снимать с себя брюки. Затем расстегнула его брюки. Презерватив она выбросила. Это был акт отчаяния, какой-то страшный акт совокупления, когда оба исступленно соревновались друг с другом и сами с собой. Ее длинное пальто защищало их от любопытных взглядов. Кажется, никто не смотрел в их сторону. Только лысый мотоциклист, повернувшись, несколько раз удовлетворенно крякнул.
Он не ожидал от себя подобной дикости. Не ожидал, что может случиться такое. Но это случилось. Невероятное ощущение экстаза, словно оба ждали именно этой встречи, словно оба были настроены на такую волну. Оба тяжело дышали и смотрели друг на друга, словно пытаясь наконец разглядеть зримые черты партнера. В последнем ряду было достаточно темно, и они видели лишь общие очертания друг друга. А он ощущал ее запах. Аромат ее парфюма и запах тела, которые он узнал бы из тысячи других. Запах ее волос, которые касались его, вкус ее сухих губ и влажного языка. Он почувствовал на языке кровь, очевидно он прикусил себе губу, чтобы не застонать.
Она вдруг улыбнулась. Наклонилась к нему и произнесла только одно слово. Она тихо прошептала: «Thanks», — и легко отстранилась от него. Он все еще сидел в полной прострации. Она слезла с него, подняла брюки, запахнула пальто и пошла к выходу. Уже выходя из зала, она обернулась. Он успел еще раз увидеть слаборазличимые черты ее красивого аристократического лица. А затем она вышла. И лишь тогда он, наконец, опомнился, вскочил, судорожно пытаясь на ходу привести себя в порядок, и побежал к выходу, надеясь догнать незнакомку, узнать ее имя, постараться понять, что именно произошло. Печальный актер, так похожий на Чаплина, провожал его с экрана, как будто говоря, что догнать ускользающую мечту невозможно.
Он выбежал в тот момент, когда ее машина отъезжала от кинотеатра. В этих небольших городках не бывает такси, и ему оставалось только смотреть, как в клубах пыли исчезает ее «Линкольн». Он даже не сумел разглядеть номер машины. Это было давно, очень давно, кажется лет восемь или десять назад. Потом он встретил Лону. Потом в Америке он штурмом брал дом известного «вора в законе». Потом было предательство друга, которому он так верил. Все это было потом. А в памяти остался этот фильм с актером, изображавшим Чарли Чаплина, и запах женщины, с которой у него была столь невероятная, невозможная встреча.
Тогда он запретил себе вспоминать об этом. Тогда он заставил себя забыть и эту встречу, и эту женщину. Но иногда по ночам она появлялась в его снах. Иногда ему снился затылок лысого мотоциклиста, который запомнился ему на всю жизнь, и которого, в отличие от женщины, он успел хорошо разглядеть.
Еще два или три раза он приезжал в этот городок в надежде встретить эту женщину. Несколько раз он обходил соседние улицы, пытаясь увидеть тот самый белый «Линкольн». Но все было тщетно. Он и сам понимал призрачность своих надежд. Но воспоминание об этой невероятной встрече осталось с ним на всю жизнь. И хотя он часто уверял себя, что это было с ним во сне, тем не менее, он сохранил билет на тот самый киносеанс, во время которого и произошла самая невероятная встреча в его жизни. И сейчас, стоя перед фотографией грустного комедианта, он невесело усмехнулся. Судьба иногда корчит подобные рожи…
В дверь еще раз постучали. Дронго открыл ее и увидел Яцека. Тот был в привычном джинсовом костюме и также привычно не брит.
— Можно войти? — спросил Пацоха.
— Конечно, можно, — посторонился Дронго. — Надеюсь, у тебя короткий разговор. Иначе мы опоздаем в мэрию.
— Не опоздаем, — сел на стул Яцек, — она находится рядом с нашим отелем. Отсюда пять минут пешком.
— Тем более, не стоит опаздывать, — Дронго поправил галстук.
— У тебя хороший галстук. — одобрительно сказал Яцек. — Ты всегда покупаешь их в комплекте с платками?
— Почти, это коллекционные от Живанши.
— У меня таких нет, — вздохнул Яцек.
— Ты пришел обсуждать мои галстуки? Или будем говорить о делах?
— Нет. Я пришел тебя поблагодарить. Ты поступил благородно. Я ведь сразу понял, что за женщина была с тобой ночью. Ты ее сразу отправил домой и не стал о ней рассказывать. Спасибо тебе еще раз.
— Во-первых, это была не она, — ответил Дронго, — а во-вторых, я обязан был защитить свою спутницу от домыслов полиции.
— Очень благородно с твоей стороны, — сказал Пацоха. — ее могли выгнать с дипломатической работы.
— Я сказал, что это была не она, — чуть повысил голос Дронго.
— Хорошо, хорошо, согласен. Все равно ты молодец. Хочу обсудить с тобой убийство Пьера. Мне очень не нравится, как его убили.
— Мне тоже не нравится, — сказал Дронго, — а еще больше это не понравилось самому Пьеру.
— Да, — согласился Пацоха, — ему это очень не понравилось. Скажи мне, Дронго, зачем ты согласился на этот рейс? Что тебе здесь нужно?
— А тебе? Ты ведь полковник польской разведки. Рассчитываешь получить генерала?
— Нет, — улыбнулся Пацоха, — у нас не дают повышений за провалы. Это ты убил Пьера?
— И создал себе алиби при помощи вашего дипломата. Какая ты свинья, Яцек, неужели ты действительно считаешь, что это я его убил?
— Павел Борисов видел, как ты ругался с Пьером. Я думал, что вы с ним были в плохих отношениях.
— Яцек, — покачал головой Дронго, — ты же профессионал. Неужели ты думаешь, что я мог убить его из-за этого. Глупо. И потом, наш спор видел не только Борисов. У дома стояли Шпрингер, Селимович и Бискарги. И еще две женщины. Поэтому нас могли многие видеть. Кроме того, ты наверняка уже позвонил Монике и узнал, что весь вечер я был рядом с ней и никуда не отлучался. И наверняка именно от нее ты узнал, когда она уехала домой.
— Это так, — согласился Пацоха.
— Тогда в чем дело?
— Мы едем в Польшу, — напомнил Яцек, — и ты знаешь, что по плану мы должны два раза пересечь Польшу. Один раз через Мальборк и второй раз через Варшаву. В Варшаве у нас встреча с президентом Квасьневским. Я обязан знать, что здесь все в порядке.
— Но до этого мы будем в Москве, — напомнил Дронго.
— Да. — согласился Пацоха, — и я тебя понимаю. Из России здесь три писателя. Михаил Мураев — достаточно известный писатель, и ему за шестьдесят. Алексей Харламов — лауреат какой-то престижной русской премии…
— Первого Антибукера, — уточнил Дронго.
— Тем более. А третья — женщина. Кажется, Соловьева. Мы проверяли, она детский писатель из Калининграда.
— Давай более конкретно. Что тебе нужно?
— Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе.
— В таком случае я должен тебе поверить. А ведь ты тоже мог убить Пьера.
— Зачем? — спросил Яцек. — Я с ним не ругался и не спорил. Зачем мне его убивать? Чтобы подставить нашу девушку, которая наверняка была с тобой? Я думаю, ты лучше знаешь, кто именно застрелил Густафсона.
— Если бы я шал, кто и зачем его убил, — вздохнул Дронго. — Надеюсь, что это убийство будет первым и последним в нашем «Экспрессе».
— У словака Петера Пиштанека украли ноутбук, — сообщил Яцек. — А вообще наша поездка очень интересная авантюра. Мы все похожи на пассажиров из «Восточного экспресса». Помнишь книгу Агаты Кристи?
— У Пуаро было двенадцать подозреваемых, — усмехнулся Дронго, — и в итоге все двенадцать оказались убийцами. Ему было легче, чем нам.
— Надеюсь, что здесь их окажется гораздо меньше, — очень серьезно сказал Пацоха. — Мы договорились? — спросил он, поднимаясь.
— Посмотрим, — уклонился от ответа Дронго, — я должен подумать.
Прием прошел замечательно. Мэрия находилась в старинном здании, и ее великолепные залы производили неизгладимое впечатление. Все старались забыть случившееся в Мадриде — эту страшную, нелепую, трагическую случайность. Дронго прошел в зал, где официанты готовили столы для приемов. У одного из столиков стояли представители Украины и Грузии. Они что-то оживленно обсуждали. В этой группе была единственная женщина — Екатерина Вотанова. Дронго подошел к ней.
— Ваши соотечественники выступали в Мадриде? — спросил он.
— Да, — кивнула она, — особенно большой интерес вызвало выступление Юрия Семуховича. Он очень известный на Украине писатель и поэт.
— Поздравляю, — кивнул Дронго, — вы прекрасный аттендант, по-настоящему переживаете за своих.
— Конечно, — удивилась она, — а как же иначе?
— Жаль, что вы отправились в эту поездку с мужем, — искренне сказал Дронго, — вы очень отличаетесь от всех остальных женщин в нашей группе.
