— Это было очень рискованно, — мрачно заметил Вейдеманис.
— Запоминай номера, Эдгар, — устало сказал Дронго, — и позволь мне вернуться в отель. Я так устал, что хочу выспаться. Наш отель напоминает галерею киноактеров. На каждом номере своя табличка. И в комнате портреты этого человека. Знаешь в какой номер меня поселили?
— В номер Шона Коннери или Роджера Мура.
Эти двое были первыми исполнителями роли Джеймса Бонда в известных кинофильмах.
— Нет, — сказал Дронго, не обижаясь на такие сравнения, — мне попал Чарли Чаплин. Может, это больше соответствует моему образу. Как ты считаешь, Эдгар?
— Да. — задумчиво ответил Вейдеманис, — иногда мне кажется, что ничего случайного не бывает. Бог решает гораздо лучше нас. Назови номера, которые я должен запомнить.
Уже несколько дней он проводил расчеты. Ему были предоставлены все необходимые данные. Трибуна, на которой будут находиться гости; зал, в котором будет проходить церемония встречи; место, где должна быть заложена взрывчатка. Меликов был одним из лучших специалистов по проведению подобных террористических актов. Именно он был одним из консультантов узбекской оппозиции, которая устроила взрывы в Ташкенте, покушаясь на жизнь президента Узбекистана Каримова. Правда, тогда взрывы не достигли своей цели, убиты и ранены были десятки других людей. Но имя Мирзы Меликова фигурировало в материалах дела, и полковник Баширов об этом хорошо знал.
Меликов подготовил схему взрыва на трибуне, которую ему указали. Взрывчатку следовало заложить у стены стоявшего рядом павильона. Меликов несколько раз проверил расчеты и передал все данные полковнику. На составление плана ушло несколько дней. И только двенадцатого вечером Мирза попросил Голубева о встрече с полковником.
Баширов приехал на дачу через час после того, как Голубев позвонил ему по мобильному телефону. Он поинтересовался у Голубева, как ведет себя пленник.
— Скучает, ответил Голубев, — лежит в своей комнате.
— Будь осторожен, — напомнил полковник, — это не тот человек, который будет скучать. Если он молчит, значит, обдумывает, как отсюда сбежать. Скажи ребятам, чтобы следили за ним все время.
— Мы все время держим камеру наблюдения включенной, — пояснил Голубев, — дежурим каждую ночь. Я сам проверял ребят. Ему отсюда не уйти.
— Надеюсь, — пробормотал полковник, проходя в дом.
Лежавший на кровати Меликов поднялся, когда Баширов вошел в комнату.
— Ты хотел меня видеть, — сказал полковник, усаживаясь на стул. — В чем дело? Что случилось?
— Я закончил расчеты, — показал на стопку лежавших на столе бумаг Меликов, — можешь их забрать. Не знаю, почему ты не поручаешь такую работу своим специалистам. Или она для них слишком сложная? Успели разогнать своих профессионалов? Или они все сейчас работают на мафию?
— Я уже предупреждал, что не люблю шутников, — заметил Баширов, не притрагиваясь к бумагам. — Что еще ты хотел мне сказать?
— Мне не хватает точных данных по перспективе местности, каменному покрытию павильона и по количеству людей, которые будут на трибуне. Поэтому расчеты получились приблизительные. Я не могу гарантировать абсолютного результата. Мне нужно все проверить на месте.
— Это невозможно! — сразу сказал полковник.
— В таком случае расчеты не могут быть точными. — пожал плечами Меликов. — В любом случае это меня не касается.
— Надеюсь, что да, — пробормотал полковник, — мы проверим твои расчеты, и я предложу тебе все нужные данные.
— Мне нужно все увидеть на месте. — упрямо сказал Меликов, — пойми, что иначе нельзя гарантировать точного результата. Мне рассказали один очень интересный эпизод из истории заговоров. Знаешь, почему не удалось покушение на Гитлера? Полковник Штауффенберг положил портфель с бомбой под ноги сотрудников генерального штаба, совсем рядом с фюрером. Тот обязан был погибнуть, но один из генералов перенес этот портфель за большой дубовый стол. И этот стол спас жизнь Гитлеру. Он оказался как бы щитом, закрывшим его от взрыва. И все только потому, что такую возможность не учли.
— Взрывчатку никто не перенесет, — возразил Баширов, — это не тот случай.
— А толщина стены? — спросил Меликов. — Сколько людей будет на трибуне? Может, она будет переполнена и взрывная волна опрокинет трибуны прежде чем до них долетят осколки. Я думаю, что нужно учитывать и такую возможность. Извини меня, полковник, но мне кажется, что ты понимаешь во взрывном деле, столько, сколько я в астрономии. Ты можешь проверить мои расчеты, но они будут предварительными. Повторяю, мне нужно видеть все на месте.
— А я повторяю, что это невозможно.
— Тогда забирай бумаги и уходи. Больше я тебе ничего не могу сказать.
Баширов поднялся, подошел к столу, задумчиво посмотрел на разбросанные по столу схемы и рисунки. Затем обернулся к пленнику.
— Хорошо, — сказал он, — мы проверим все на месте. Только через несколько дней. И учти, что с тобой поеду не только я. С нами поедут все четверо твоих охранников. А с Голубевым ты вообще будешь скован наручниками. Это специальные японские наручники с особым замком. Ключ будет только у меня. Ты можешь убить Голубева, но тогда тебе придется повсюду таскать за собой его труп. Предупреждаю, что он весит более ста килограммов и тебе будет трудно тащить его тело.
— Не нужно предупреждать, — усмехнулся Меликов, — я не кретин. Понимаю, как ты меня будешь стеречь. Но я должен увидеть это место, иначе ничего не выйдет.
— Я подумаю, — пообещал полковник. — У тебя есть еще какие-нибудь просьбы?
— Есть. Скажи, чтобы мне приносили газеты. Хочу почитать свежие российские газеты. И пусть разрешат смотреть телевизор.
— Можешь смотреть телевизор в общей комнате, там большая коллекция видеофильмов.
— Я хочу смотреть обычные новости, обычные передачи.
— Нет, — решительно сказал полковник, — никаких передач, никаких газет. Тебе не обязательно знать, что творится в Москве, в России. Ты даже не должен видеть новых российских денег. Если ты попытаешься сбежать, у тебя будут очень большие проблемы, Меликов…
— Деньги я уже видел, — отмахнулся пленник, — у тебя странная логика, полковник. Тогда я больше ничего не хочу. И подумай, что я тебе сказал о взрыве. Посоветуйся со своими специалистами, они тебе скажут, что я прав.
— Посмотрим, — Баширов собрал бумаги с расчетами и вышел из комнаты.
Когда он садился в свой автомобиль, Голубев стоял рядом.
— Ты должен знать, о чем он думает, — напомнил полковник. — Никаких телевизионных передач, даже мультфильмов. Только видеокассеты, никаких разговоров о политике, никаких газет. Ты меня понял?
— Мы так и делаем, — ответил Голубев, но полковник уже не слышал его, он выехал за ворота.
В машине Баширов даже не включил радио. Лишь когда автомобиль въехал в город, он наконец протянул руку к приемнику. Диктор рассказывал о положении в стране, о росте преступности, которая бьет все рекорды, о выходках неонацистов, которых становилось все больше и больше. Полковник слушал внимательно, глядя перед собой. В заключение диктор сообщил об обмене старых водительских удостоверений на новые, и Баширов почему-то улыбнулся. В этом была некая символика, понятная только ему.
От дачи до здания ФСБ на Лубянке он доехал за сорок пять минут. Было уже достаточно поздно, но полковник знал, что его ждут. Он мягко припарковал автомобиль, вошел в здание ФСБ. Дежурный офицер, знавший его в лицо, привычно козырнул и кивнул, разрешая пройти. Еще через несколько минут Баширов был в своем кабинете. Он сел в кресло, потер лицо ладонями. Это был привычный жест, снимавший усталость. Затем поднял трубку телефона прямой связи.
— Добрый вечер, — сказал он, — я вернулся.
— Зайди ко мне, — услышал он приказ.
Положив трубку, Баширов отправился в тот самый кабинет, откуда получал задания. Еще через минуту он сидел в кабинете человека, который имел право отдавать в этом здании приказы.
— Рассказывай, — потребовал хозяин кабинета. Он был высокого роста, лысоват, у него были глубоко запавшие глаза и тонкие изогнутые губы.
— Все идет по плану, — доложил полковник, — он уже сделал подробные расчеты, я забрал их для проверки. Предложу нашим специалистам поработать с ними, используя как учебный материал среди других задач. Некоторые данные я, конечно, изменю. Мне важно проверить, насколько хорошо он выполнил задание. Если все будет нормально, мы начнем работу ближе к концу июня.
— Он не сможет оттуда сбежать?
— Там четверо наших вместе с Голубевым. Дача круглосуточно охраняется. Заброшенное место, выбраться трудно. На ночь на него надевают цепь. Постоянно дежурят двое охранников, по очереди. Нет, думаю, побег невозможен.
— Нужно найти еще кого-нибудь, — предложил хозяин кабинета. — четверых мало. Они быстро выдохнутся. Когда один человек хочет убежать, четверых мало. Он, в отличие от них, постоянно думает о побеге, а они, занятые своими делами, не так целеустремленны. Пошли еще четверых. Вызови из провинции. Откуда-нибудь с Дальнего Востока. Приедут только для охраны и через месяц вернутся домой. Никаких контактов с арестованным, никаких разговоров. Ему дают газеты?
