Валерий Казаков - Тень гоблина

Однажды в тихом московском кафе Скураш лениво тянул свой капучино и дожидался клиента, который заказал ему некую нелицеприятную статейку для одного популярного глянцевого журнала. В зале было тихо, немноголюдно, приглушенный свет мягко скользил по обитым темными деревянными панелями стенам.

— Малюта, ты что ли? Неужели снизошел до простого люда и решил спуститься на грешную землю? — Прямо от входа, широко распахнув для объятий руки, к его столику двигался высоченный широкоплечий мужчина кавказской наружности с копной черных непослушных волос.

— Геворк, сукин ты сын! — радостно поднялся ему навстречу Скураш.

— Ара, у вас, русских, как чурка, так сразу и сукин сын! Своей мамы я сын, она, кстати, недавно о тебе спрашивала. Ну, здорово, дружище! — и он сгреб Малюту своими крепкими ручищами.

— Привет, брат, садись ко мне, такую встречу грешно не отметить! Слушай, да мы с тобой целую вечность не виделись, так как-то на звонках держимся и все…

— Не встречались, дружище, не встречались, — пытливо вглядываясь в лицо друга и стараясь распознать, насколько тот изменился за эти годы, произнес кавказец. — С тех пор, как из горящего Баку уехали. Только за то, что тогда моей семье помог от резни уйти, я тебе до гроба обязан буду…

— Да, брось ты, Геворк, обошлось все и, слава Богу. Не столько меня благодарить надо, я же тебе говорил, сколько твоего соседа, азербайджанца, забыл, как его звали…

— Мурад…

— Вот если бы этот Мурад твоих у себя в квартире не спрятал, я бы со своей группой опоздал…

— А знаешь, через неделю убили ведь Мурада, свои же на заборе распяли, уроды. Какая-то сука настучала, что армян прятал, — кавказец горестно махнул рукой и, скинув с могучих плеч коричневую вельветовую куртку, уселся за столик напротив старого друга.

— Все, давай завязывать о грустном, почти восемь лет не виделись… Кофе будешь? — И Скураш махнул рукой официантке.

— Добрый день. Малюта Максимович, а я к вам… — у столика нарисовалась худощавая девица в короткой кожаной юбке и забранными высоко вверх волосами.

— Да что вы говорите? Какая приятная неожиданность, — с усмешкой отозвался Скураш и указал рукой на стул. — Присаживайтесь, пожалуйста. А это мой старинный приятель, сын гордого Арцаха, Геворк Амирян…

— Ну что же, Малюта, — состроив улыбку незнакомке и явно пряча досаду, засобирался Геворк, — я тут пойду, погуляю пока. Знаешь, посмотрю там всякие подарки-шмодарки…

— Да не стоит вам никуда уходить, я буквально на минуточку. Вот только, — она многозначительно подмигнула Скурашу, — мы с Малютой Максимовичем обменяемся, так сказать, информацией…

— Ну да. А может, и телефончиками, — в тон ей подхватил Малюта…

— А вот таких указаний мне Ефим Шамалович не давал, а сама я на столь кардинальный шаг пойти никак не могу. Знаете ли, дом, муж, хоть и чужой, но все же муж, морока с вами, мужиками, одним словом. Вот это вам от шефа, — девушка, щелкнув замком изящной дамской сумочки, извлекла коричневый канцелярский конверт и ловко задвинула его под лежащую на краю стола газету.

— Ребята, а вы часом не шпионы? — шепотом, заговорчески глянув по сторонам, произнес Геворк.

— Хуже, брат, хуже, — убирая газету вместе с конвертом в свою сумку, с усмешкой кивнул Малюта. — Мы как тот дух святой — не видать никого, а детей полон двор. А вот это передайте Фиме, — он пододвинул женщине флэшку, похожую на забавный детский брелок.

— Спасибо, Малюта Максимович. И извините уж, что прервала ваш вечер воспоминаний. С удовольствием бы с вами кофейку хлебнула, да бежать надо. Шеф недоенный, мычать за опоздание будет.

— Да уж, это точно. Ефим, если замычит, мало не покажется. Привет ему и до скорого, второй материал будет готов через недельку. — Мужчины, чуть привстав, раскланялись с симпатичным курьером.

— Хорошенькая девчонка, вечно ты спешишь, — глядя ей вслед и слегка причмокивая языком, произнес Геворк. — Ни себе, ни другу…

— Нет уж, от Ефимовых девиц пусть нас берегут все угодники. Это, знаешь, такой гибрид акулы и пиявкой…

— Ай-яй-яй, и давно ты пиявок бояться начал? Пиявку, дорогой, главное, к правильному месту присосать…

— И глазом моргнуть не успеешь, как из тебя высосут все: и деньги, и информацию, и репутацию. И фотоотчет Ефиму на стол положат, тоже, кстати, не за просто так. Да ну их, этих девок, их вон только свистни! Давай лучше рассказывай, как ты, где ты?

— Погоди, про меня после, у меня все нормально. Я сейчас с Туркмен-баши новую экономику с опорой на собственную дурь строю, а у тебя-то как? Вы что там с Плавским и в самом деле переворот готовили? Это же надо, молодцы какие! Когда скандал с этим «Белым легионом» раскручиваться начал, мне многие наши звонили, телефон твой спрашивали, записаться хотели. Плавского, конечно, жалко, крепкий мужик, но я думаю, он еще выплывет! Давай повествуй! — и, запустив пятерню в свои жесткие черные кудри, Геворк откинулся на спинку стула.

— Знаешь, столько всего произошло, что сразу и не расскажешь. Конечно, никто никакие перевороты не готовил, хотя, может, и надо было. Там, — Малюта ткнул пальцем вверх, — суеты не терпят, новаций не признают, а к романтикам относятся, как душевнобольным. Слава Богу, все быстро кончилось…

— В каком смысле кончилось? — повел Амирян могучими плечами.

— Да в прямом. После отставки шефа вымели весь его призыв из Совета поганой метлой. Так что, солнечный Геворк Мовсесович, перед тобой сидит обычный военный пенсионер с денежным содержанием три с половиной тысячи рублей в месяц, не брезгующий никаким заработком, в чем ты только что имел честь убедиться. Но на жизнь свою босяцкую я не жалуюсь. Вот разве что обедов, сытных да дешевых, жаль немного, а главное, ежемесячных книжных каталогов. Красота — отметил нужную литературу, и ее тебе доставили! — Малюта с сожалением вздохнул. — Ну да ничего, обойдемся, впредь будем личную библиотеку пополнять в общем порядке, как и все читающие россияне, а на вкусную еду зарабатывать горьким потом, а не сладким протиранием штанов в овеянных легендами кабинетах. Вот такие пироги, интересного мало. — Слушай, вдруг встрепенулся Скураш, хлопнув себя по лбу. — Вот башка садовая! Что же мы здесь с тобой торчим, как командировочные какие-то! Поехали ко мне. Катька рада будет, она с твоей Ларой почти каждую неделю на телефоне зависает. Вот молодцы бабы, то варенье варят, то шмотки обсуждают…

— Нет, дружище, гости-шмости — это в следующий раз. Я ведь в Москве буквально на день. Готовим высочайший визит, сегодня вечером в Ашхабад лететь. Так что извини, у нас с дисциплиной строго. Слушай, у меня тут одна мысль возникла, — Амирян поднялся со стула, потом снова сел и придвинулся ближе к Скурашу. — Короче, есть у меня к тебе одно предложение — поезжай-ка ты со мной. — Да-да, не удивляйся, — тряхнул он головой, заметив поползшие вверх брови Малюты. — К вечеру я все решу. Оргач ты классный, да и имиджмейкер не последний, а у нас с имиджем, особенно международным, сам понимаешь? Поехали, а? И денег заработаешь, и Кара-Кумы свои любимые увидишь. Они ж тебе нравились когда-то. Помнишь сероводородные пещеры? А наш тренировочный лагерь в горах? — Геворк похлопал по карманам висящей на спинке стула куртки в поисках сигарет.

Скураш отодвинул чашку и нахмурился.

— Да уж. Разве такое забудешь? Не только пещеры и пустыню вспоминаю, я и Гулю помню, царство ей небесное…

— Ладно, договорились вроде, что о грустном сегодня не будем, — щелкнув зажигалкой, сказал Геворк. — Ну так что, решился? Тогда давай-ка мне свой паспорт, да я побегу. Катьку беру на себя, ты же знаешь, кого-кого, а женщин армяне уговаривать умеют.

Скураш поскреб рукой слегка заросшую щетиной щеку.

— А знаешь, может, правда? Где только авантюристы не пропадали! В конце концов, Туркмен-баши так Туркмен-баши! Почему бы не слетать?

— Вот это друг, я понимаю! — сверкнул белозубой улыбкой Амирян.

Сборы были недолгие. Катерина, привыкшая к частым отлучкам мужа, особенно и не протестовала, а, принимая во внимание не лучшее состояние семейного бюджета и зная от Лары, что последнее время Геворк зарабатывает неплохие деньги, даже обрадовалась. В теперешние волчьи времена жить без заначки страшновато стало. Да и Малюте надо было на время вырваться из Москвы, сменить обстановку и отвлечься от своих тяжелых мыслей.

Спецрейсы отправляются всегда без задержек. Крепко пить начали еще в ВИП-зале. Но это были только цветочки, Домодедово — земля чужая, а люди Азии на чужбине сдержанны. Мало ли что? Однако стоило только шасси оторваться от земли, высокие гости почувствовали себя дома и расслабились окончательно.

Стараясь не терять нить разговора, Скураш исподтишка с интересом осматривал необычное внутреннее убранство лайнера. Он был богато украшен настоящими туркменскими коврами, явно ручной работы, и портретами Сапармурада Ниязова. Священный лик был всюду: в кабине пилотов, на двери помещения для стюардесс, во всех салонах самолета, на обложках журналов и рекламных проспектов, разложенных в креслах. Создавалось впечатление незримого присутствия этого великого человека. Магия наглядной агитации, что в церкви, что в былые времена во дворцах культуры, что в этом буравившем пространство летательном аппарате, делала свое вечное дело: Вождь, как и Бог, был всюду, даже внутри тебя, особенно на нетрезвую голову, создавалось впечатление, что он все видит, слышит и за все с тебя взыщет.