— А почему у него такое странное имя? — пытаясь заглушить страх и недоумение, продолжала спрашивать Алессия.
— У русских все не как у обычных людей. У них не просто имя и фамилия, а есть еще так называемое отчество, то есть имя отца, которое они в знак уважения добавляют к основному имени. И Альбертыч — это значит сын Альберта.
— А почему его папу зовут по-нашему? Он что, был итальянцем?
— Да кто его знает, — Катя пыталась найти у бедняги хоть какие-то признаки жизни.
— Он живой? — и, как бы отвечая на ее вопрос, мужчина застонал.
— Живой! — обрадованно отреагировала подруга.
Девушки, не боясь испачкаться, подхватили мужчину под руки и осторожно подняли на ноги. На него было страшно смотреть. Все лицо в крови, нижнюю его часть покрывала растущая на глазах гематома. Приоткрыв глаза, он глупо улыбнулся, как это делают иногда приходящие в себя пьянчужки, и, ничего не понимая, уставился на Алессию.
— Ты кто? — спросил он сквозь сжатый рот. Алессия вопроса не поняла. И вообще ей было не до этого. Будучи профессиональным медиком, она сразу поняла, что у него посттравматический шок, что кровь в ушах, распухшая челюсть, гематома — результат сильнейшего удара, и что необходимо срочно вызвать на подмогу врачей. Все это она выпалила на чистейшем итальянском языке Кате. Альбертыч ничего не понял и опять потерял сознание. Он был довольно тяжел, и удерживать его становилось все сложнее. Благо Катина квартира была рядом. Она быстро достала ключи, открыла массивную дверь, и они втащили Альбертыча в прихожую. Сняв с него обувь и заляпанную кровью куртку, кое-как доволокли до гостиной, где положили прямо в одежде на диван. Катя тут же бросилась к телефону. По ее тону и жестам можно было догадаться, что она звонит в полицию и врачам. Алессия прошла в ванную комнату, нашла на полке ватные тампоны и вернулась в красиво обставленную комнату. «Странные эти русские, — подумала она, — подъезд жуткий, а как только подходишь к дверям квартиры — Европа».
— У тебя есть водка? — Алессия рассматривала стоящие в баре бутылки, но не могла найти нужное.
— Водка у меня на кухне! — крикнула Катя, зажав микрофон телефонной трубки рукой. Алессия прошла на кухню, которая поразила ее чистотой, дизайном и современным оборудованием, открыла холодильник и достала бутылку «Столичной». Взяв водку, она вернулась в комнату, где на диване лежал уже заботливо прикрытый пледом Альбертыч. Все это время он находился в бессознательном состоянии. Его била жуткая дрожь. Алессия подошла к нему и положила руку на лоб: «Температура высокая», — констатировала она. Затем обильно смочила резко пахнущей жидкостью тампон и начала осторожно вытирать пятна крови и грязь с лица жертвы. Он сразу застонал. Через несколько минут ей открылось красивое лицо с правильными чертами: «А он ничего, этот Альбертыч», — с улыбкой подумала Алессия, продолжая свои манипуляции.
Через полчаса в дверь квартиры настойчиво позвонили. Спросив кто там, Катя открыла дверь. На пороге стояли трое мужчин и женщина. Алессия не понимала, о чем они говорят с Катей, но догадалась, что это были милиционеры. Вели они себя не очень корректно. Бросалось в глаза то, что сам разговор им был малоинтересен. Они не совершали никаких действий, столь часто показываемых в кино и описываемых в детективах: не смотрели через лупу на вещественные доказательства, не пытались найти какие-либо следы. Вообще ничего не делали. Поговорили и ушли.
— Чего хотели? — спросила Алессия, оставив в покое подопечного.
— Чего, чего!? Чтобы дела не было! — с досадой заметила подруга.
— Не поняла. Это как?
— А вот так. Я живу здесь уже более пяти лет, но никак не могу привыкнуть. У них милиция, ну типа нашей полиции, — поспешила уточнить Катя, — в основном занимается сбором денег. Ну, в общем, им неинтересно чем-либо заниматься, если за этим не стоит какая-то материальная выгода. Поэтому дорожные полицейские, которых здесь называют «гайцами» или «гиббонами», потом объясню почему, в основном выходят регулировать движение для того, чтобы поймать нарушителя и взять с него штраф наличными и положить деньги в собственный карман, — Катя не без внутренней улыбки наблюдала, как у Алессии ползут вверх брови от удивления. Ничего-ничего, то ли еще увидишь, подруга!
— А «менты», то есть, собственно говоря, полицейские, «менты» — это прозвище, они готовы помочь тебе что-то найти, если будут уверены, что их вознаградят. А поскольку такой уверенности у них нет, они особенно ничего и не ищут. Гораздо проще прикрывать какой-нибудь нелегальный бизнес, проституцию там, наркоманов или иммигрантов нелегальных доить…
— Ты шутишь?! — с нотками ужаса спросила Алессия.
— Если бы. Я знаю все это досконально, поскольку делала репортаж по этой теме для «Рай Уно».[14] И поверь, в реальности все гораздо хуже. Они тебя так подставить могут, что лет пять в тюрьме проведешь и выйдешь оттуда инвалидом или калекой. Да и пытки у них — дело весьма обычное. И вообще, все у них тут летит в тартарары.
— И чего ты здесь тогда сидишь? Грязь, беззаконие, бардак.
— Но здесь интересно! Каждые полгода я езжу домой. Но уже после трех дней пребывания в Италии я начинаю скучать. У нас нет того драйва, который есть здесь. У нас все тихо и спокойно. Все по правилам. Здесь не кури, там не шуми, магазины только по расписанию, после десяти вечера все кабаки закрыты, в выходной никуда не попадешь. А здесь жизнь кипит двадцать четыре часа в сутки.
— Не боишься свариться в этом кипятке?
— Не боюсь. А потом здесь такие мужчины! Представляешь, они все еще считают необходимым ухаживать за женщинами, дарить им цветы, подавать пальто или шубу, приглашать в рестораны и кафе и при этом не ждать, когда дама расплатится за себя сама. Ласковые, нежные, щедрые, в первую очередь хотят удовлетворить именно тебя, а уж потом думают о себе любимых, как у нас.
— Ты их, по-моему, излишне идеализируешь, — Алессия произнесла это вслух, а сама почему-то поверила всему, что сказала Катя. Да, похоже это было больше на сказку, особенно если учесть, что в родной Италии таких мужчин с каждым днем становилось все меньше и меньше. И чем более редким становился этот тип самца, тем более желанным он был для женщин.
Раздался звонок, и Катя бросилась открывать дверь. В комнату не снимая обуви вошли мужчина и женщина в синих, довольно грубых комбинезонах. По красным крестам и медицинской сумке Алессия догадалась, что наконец-то прибыла амбуланца.[15] Не вымыв рук, мужчина осмотрел Альбертыча и что-то сказал Кате, после чего та попросила Алессию помочь ей собрать соседа, поскольку его надо госпитализировать. Порывшись у него в сумке, она нашла там какие-то документы и протянула их врачам. Те заполнили бланки, с кем-то созвонились, что-то вкололи пострадавшему, привели его немного в чувство, дождались, пока он смог встать на ноги. После этого о чем-то спросили его и, дождавшись одобрительного кивка головы, двинулись все наружу. В машине врач-мужчина сел за руль, а женщина-сестра залезла в фургон, оборудованный для перевозки больных. Альбертыча аккуратно уложили на кушетку. Алессия и Катя сели по бокам от него.
— А почему врач сам сидит за рулем? — спросила Алессия у Кати.
— Постой! Сейчас узнаем, — после чего она минуты три беседовала с сестричкой.
— У них тут в этом году реформа скорой помощи произошла. Борются за экономию средств. Сократили всех водителей. Теперь врачи сами водят машины.
— Но это же дурдом какой-то! — возмутилась Алессия. — Я сама врач. И понимаю, какие у них могут быть нагрузки. Они же на дежурстве! Не спят, бывают тяжелые случаи, сложные и даже стрессовые ситуации, они просто не имеют права садиться за руль, — Катя бойко переводила все это невозмутимой женщине-сестре.
— Она говорит, что до этого никому нет дела, — перевела Катя ее ответ.
— Но они, наверное, получают много? — пыталась во всем этом найти хоть какую-то логику Алессия. Женщина, поняв суть вопроса, засмеялась. Незло так.
— Они получают копейки. А работают здесь, потому как другой работы нет. Раз. А во-вторых, все-таки на этой работе что-то перепадает. Скажу тебе откровенно: я, для того чтобы нас отвезли в правильную, то есть хорошую больницу, где есть хоть какое-то современное оборудование и относительно современные палаты с наличием санузлов, дала им порядка 20 евро. Немного, конечно. Но в результате нас везут в 36-ю больницу, а не в 7-ю, для примера.
— И в чем фишка? — Алессия не переставала удивляться.
— А фишка в том, что 36-я больница специализируется на таких травмах. И она лучше. А 7-я, говорят, для бедных.
— А что, больницы здесь разные, что ли?
— Очень разные. И от того, куда попадешь, зависит твое здоровье.
— Мадонна! Как же они здесь выживают?
— Так и выживают. Молча в основном, — индифферентно ответила Катя.
