Альбертыч как мог, сквозь стиснутые зубы, рассказал, что с ним приключилось. Он возвращался домой после работы, а потом ничего не помнит. Судя по травмам, его огрели по лицу какой-то трубой, забрали ноутбук и наличные деньги и скрылись. Алессия никак не могла взять в толк, как это можно — чуть не убить человека из-за ноутбука, которому и цена-то не более 300–400 евро?! Но в отделении практически все были жертвами подобных историй. Особую жалость вызывала молодая женщина, ровесница Алессии, красавица с внешностью и фигурой модели (по рассказам родственников), которой изуродовали лицо, выбили глаз и сделали инвалидом, украв при этом всего лишь мобильный телефон. Таких бедолаг в городе становилось с каждым днем все больше и больше. Да оно и понятно: преступников никто не искал, и те, упиваясь своей безнаказанностью, продолжали беспредельничать.
Перед отъездом Катя пригласила ее в какой-то национальный ресторан с умопомрачительными запахами, где она с удовольствием съела необычное ризотто, называемое здесь «плов», и жаренное на углях мясо, по-местному «шашлык». Они славно отужинали в этом азиатском заведении, после чего во время чая, очень ароматного, настоянного на неизвестных Алессии травах, Катя спросила ее о впечатлении от поездки.
— Ты знаешь, спасибо тебе большое! Потому как благодаря тебе, при всех нюансах… мне понравилось! Теперь я понимаю, почему мой дед так любил эту страну. Здесь все так не похоже на то, к чему я привыкла! Люди хорошие. И страна красивая. Но как-то несправедливо все. Мигалки эти повсюду. Я их нигде и никогда в таком количестве не видела. Мне кажется, я влюбилась и в страну, и в людей…
— И в Альбертыча? — перебила ее с хитрой улыбкой Катя.
— Может, ты и права. Наверное, и в Альбертыча. Здесь взгляд у людей несколько иной. Как психолог сказала бы так: здесь иррациональное превалирует над рациональным…
— Ну ты даешь! — с восхищением заметила Катя, продолжая потягивать из пиалы зеленый, с добавлением мяты и чабреца чай. — Ты права. Я здесь уже много лет. Устаю, конечно. Здесь все на контрастах. Богатые и бедные. Добрые и злые. Агрессии, особенно в последнее время, очень много. Представь себе, что в России продано более полумиллиона бит для бейсбола. При этом мячи и перчатки — в ничтожном количестве. А это о чем-то да говорит! Знаешь, как иногда страшно бывает!? Подрежешь на машине случайно кого-нибудь или с дороги вовремя не уберешься, как сразу же сигналят, угрожают, оружие достают. Вчера одного известного артиста из травматического пистолета подстрелили, чего-то там на дороге не поделили. В общем, ужас, конечно! Но, с другой стороны, здесь из-за этой обостренности и жизнь не кажется такой пресной, как у нас.
— Да-да! Согласна. Сегодня здесь, возможно, не все о'кей. Но все равно раньше, при Сталине, Наверное, хуже было, — заметила Алессия, пытаясь как-то, хотя бы для себя лично, оправдать то, что она видела и с чем была внутренне не согласна.
— Я не знаю, как там было при Сталине. Знаю только одно. Это мой дед рассказывал. Ты его знаешь. Кремень был человек! Герой Сопротивления и настоящий коммунист. Он воевал с самим Поэтано!..
— Кто это? — заинтересованно спросила Алессия.
— Это русский крестьянин, который во время войны бежал из немецкого концлагеря, попал в Италию и присоединился к партизанскому батальону Нино Франки…
— Постой, постой! Я, по-моему, видела на фотографиях дедушки похожего человека…
— Еще бы! Твой-то дед вместе с моим воевал в этом самом батальоне. Так вот, этот русский, настоящее имя которого Федор Полетаев, рассказывал им много чего интересного. О своей стране, о ее людях. Он был лет на 20 старше наших предков, язык не очень хорошо освоил, но рассказывал всегда так увлекательно, словно поэму писал. За это и получил свое прозвище…
— А что с ним случилось? После войны? — перебила Алессия подругу.
— Он до «после войны» не дожил. Погиб в начале 45-го, незадолго до победы, под Канталупо. Это где-то в Лигурии, по-моему. Погиб как настоящий герой. Поднял партизан в атаку против карателей, заставил этих гадов сдаться, но себя сберечь не смог. Пуля пробила ему горло…
— Ужас какой!
— Конечно, ужас! Но поверь, получить трубой по голове из-за мобильника гораздо ужасней! Этого русского героя похоронили потом со всеми почестями в Генуе, наградили посмертно золотой медалью «За воинскую доблесть» и пятиконечной бронзовой гарибальдийской звездой, чего за время войны удостоились лишь единицы. И на его могиле наши деды поклялись стать настоящими коммунистами. — Катя долила в пиалу чаю и задумалась о чем-то своем.
— И?.. — попыталась вернуть ее в реальность Алессия.
— И… Что?
— Ну, ты чего-то там про Сталина хотела рассказать.
— Ах да. Так вот. После войны у нас в Италии нищета была страшная. Отец часто вспоминает, как в начале 50-х годов они с соседскими мальчишками приноровились угадывать направление ветра, и, когда он дул с правильной стороны, со стороны кондитерской фабрики, они быстро взбирались на возвышающийся недалеко от нее холм, чтобы «покушать» запах сахара, ванили и свежей выпечки. В жизни своей они всего этого не видели. И именно тогда мой дед в первый раз поехал в Советский Союз в составе делегации итальянских коммунистов. Вернулся и сказал, что русским удалось осуществить тысячелетнюю мечту человечества: построить царство правды и справедливости для человека труда. И звание рабочего или колхозника у них выше любых титулов и званий. Преувеличивал, конечно, да и показывали им только все самое лучшее. Понятно. И все же. Многое было устроено справедливее, чем сейчас. Сталин, конечно, был тираном. Но он не был вором. Это абсолютно точно. Во всяком случае, никаких счетов в Швейцарии, вилл в Англии и яхт у него не было. Если бы были — давно бы раскопали и продемонстрировали всему миру. Не показывают — значит, нечего.
— А миллионы жертв? А Сибирь? Ты что, сталинистка? — поддела подругу Алессия.
— Да я вообще никто! Просто здесь много несправедливого. То, что создавалось поколениями, вдруг враз стало принадлежать кучке каких-то проходимцев, превратившихся из обычных серых мышей в хозяев жизни! — Катя была явно неравнодушна к поднятой теме.
— И откуда у тебя такая убежденность? — поинтересовалась Алессия.
— Учителя были хорошие, — молниеносно отреагировала Катя.
— И кто же твои учителя?
— Руди Самир, например…
Глава XXI
Алессия
(2010–2016)
Ответ Кати застал Алессию врасплох. Она ожидала всего, только не этого.
— Значит, ты тоже оттуда? И, значит, твое приглашение — это его рук дело? А я-то, дура, нюни распустила. Думала, вот, подруга детства вспомнила… А ты, оказывается, задание выполняла! Проверяла или агитировала? — от негодования Алессия аж вся раскраснелась. Ее глаза метали громы и молнии, грудь ходила ходуном, отчего она стала еще красивее и привлекательнее.
— Да не злись ты так! Пригласила я тебя совершенно искренне. И подруги мы целую жизнь. Но одно другому не мешает. И не должно мешать в будущем. Я работаю с Самиром уже года три. Он познакомился со мной в Москве. Рассказал, чем занимается. И чего хочет от меня. И мне это понравилось. Ничего ужасного во всем этом нет. Тебя они заметили давно. Ясно, что изучили окружение, круг знакомых, друзей. Совершенно кстати выяснилось, что я тебя знаю многие годы. Тебя ставят на русское направление. Чем точно ты будешь заниматься, я не знаю. Но тебе надо узнать страну, выучить ее язык, усвоить ее обычаи и традиции, понять русских. Так что не обижайся. Будем считать, что ты прошла крещение. Да и потом, это же замечательно! Будем работать вместе. Или тебя не устраивает такая коллега, как я? — Катя изобразила смешную гримасу, которую всегда строила Алессии в детстве, и та не удержалась от улыбки.
— Ну вот и хорошо! Рано или поздно этот разговор должен был состояться. Завтра ты улетаешь. А потому сегодня гуляем до упаду. И начнем прямо сейчас. Что будешь пить?
— Я бы выпила граппы немного. А то у меня как-то тяжело в желудке. Все, конечно, было вкусно. Но уж слишком жирно.
— Граппа-граппа! Граппы у них наверняка нет. Это все-таки узбекский ресторан, а не моденская траттория. А вот водка у них точно должна быть. — И, подозвав официанта, она заказала водки. Потом еще. Потом они поехали в какой-то клуб, где опять пили несусветную гадость, потом где-то танцевали. Концовку того вечера Алессия не очень хорошо запомнила. Главное, что ей удалось снять внутреннее напряжение, отыграть вовне негативные эмоции. Потому и утром она встала на удивление бодрой. Быстро собралась, растолкала разоспавшуюся Катю, накормила ее завтраком, после чего они побежали на вокзал, сели на аэроэкспресс и через полчаса были в Шереметьеве.
Фактически сразу же после возвращения домой с ней встретился Руди Самир, который довел до нее задачи ближайшего будущего, главной из которых стало изучение русского языка и русской культуры. Человеком она была способным, и потому довольно быстро освоила и то и другое. Уже через год с небольшим она могла вполне прилично разговаривать на языке Пушкина, правда, с заметным акцентом, что лишь добавляло ей шарма. Параллельно с учебой она часто выезжала на полигон итальянских боевых пловцов, где молчаливые, словно сфинксы, инструкторы обучали ее навыкам рукопашного боя, владению холодным и огнестрельным оружием, плаванию, дайвингу, пользованию аквалангом и спецснаряжением, правилам конспирации, подрывного дела. С присущей ей прилежностью она четко выполняла все задания, не переставая при этом удивляться, зачем ей все это нужно. Однако несмотря на сомнения, выполняла все с удовольствием, тем более что постоянные физические нагрузки делали ее тело более гармоничным, послушным, ладным и красивым.
