— Все это очень сложно, — горько произнес Вагиф, закуривая сигарету.
— Но не сложнее же человека, не сложнее его души, которая не может, не должна принимать то, что ведет к бессмысленной жестокости. Ведь все это изначально неразумно. Не могло быть в рамках Советского Союза притеснения карабахских армян азербайджанцами по одной простой причине. Если оно и было, то это было притеснением всего советского народа интернациональной, партийной, ненасытной системой. И не более. Неужели это кому-то непонятно?
— Может, и понятно. Да только кому-то все это нужно. Очень, позарез нужно.
— Опять «кому-то». Опять зло безлико. А жертвы его конкретны, осязаемы, они среди нас, они в нас. И сколько еще будет этих никому не нужных жертв? Боюсь, что это только начало. Ужасное начало не менее ужасного по своей бессмысленности фарса. Фарса, спланированного какими-то выродками. Притом именно интернациональными выродками, если, конечно, хорошее слово «интернационализм» можно поставить рядом с ними.
— Я понимаю, более того, разделяю ваше беспокойство, — сдержанно начал Вагиф, — и уверен, что рано или поздно все образуется. Этим двум народам нечего делить, кроме общих трудностей и, дай бог, скромных достижений. Но для этого нужно время. Пока же все идет по нарастающей. И этот процесс, зависящий от многих, очень многих факторов, в том числе и за пределами Закавказья, будет, к несчастью, усугубляться.
Мужчина, внимательно посмотрев на Вагифа, устало улыбнулся и протянул ему руку. До встречи с «ангелами» Алексея Васильевича оставалось пять минут.
Во вместительном салоне «волги» было уютно и спокойно. Предложенные высоким парнем, сидящим рядом с шофером, сигареты были отменного качества. Плоская металлическая фляжка хорошего коньяка, предусмотрительно положенная кем-то в кармашек справа от пепельницы, невольно располагала к спокойному течению мыслей, порядком смешавшихся за последние несколько часов.
Действия Вагифа с момента приземления самолета в Москве и до звонка Алексею Васильевичу были вполне логичны. Еще в Лондоне под впечатлением фразы Джорджа о возможной причастности советской разведки к слежке за ним, а также личных ассоциаций, возникших в момент убийства Лестерна, Вагиф не исключал, что в Москве его могут ждать, поэтому связь с Алексеем Васильевичем по телефону была нежелательна. Современные средства позволяли безошибочно определить набираемый по телефону-автомату номер с расстояния в несколько десятков метров от аппарата.
Поэтому тот факт, что его ждали и именно там, где, вероятнее всего, он должен был сойти с автобуса, говорил лишь об одном. Те, кто за ним охотился, знали, куда он направляется. А адрес Алексея Васильевича был известен лишь очень узкому кругу его коллег да некоторым ответственным сотрудникам «конторы». Ответ напрашивался сам собой: в этом деле был замешан кто-то из КГБ.
Ну, а потом, после «теплой» встречи у метро, когда все стало очевидным, страховаться уже не было нужды. И лишь бурно развивающиеся события не позволили сразу же связаться с мэтром.
На даче Вагифа уже ждали. Хорошо протопленная баня и подаваемое по мере надобности светлое пиво в объемистых фужерах сыграли свою благотворную роль. Где-то к полуночи Вагиф был в форме. Несмотря на поздний час и легкое недомогание, Алексей Васильевич все-таки спустился к столу. Недавно он перенес сильнейший сердечный приступ и полностью еще не оправился.
После легкого ужина, состоящего из салата и холодного цыпленка, мэтр пригласил Вагифа в кабинет.
— Ну, как тебе Лондон? — неторопливо начал Алексей Васильевич, удобно расположившись в глубоком кресле.
— Спасибо, нормально, — затянувшись сигаретой, ответил Вагиф.
— Наслышан о твоем геройстве. Так что давай, рассказывай, и с подробностями.
Рассказ со всеми подробностями занял более двух часов. Уже в третьем часу ночи Вагиф, изложив все детали разговора с Лестерном и последовавшие за этим события, наконец умолк. Алексей Васильевич минут пять молча жевал кончик незажженной сигареты — врачи запретили ему курить, — обдумывая ситуацию. После чего устало проговорил:
— Значит, так, пока думать особенно не о чем. Необходима информация. Завтра ознакомимся с посланием Джорджа и параллельно проведем работу по поиску «охотников» по твою душу. Не нравится мне их почерк. Слишком нагло и профессионально действуют, сволочи.
Утро следующего дня было ясным и морозным. Выбравшись из теплой постели, Вагиф накинул толстый халат и, лениво потягиваясь, подошел к окну. Шел снег. За окном во все стороны простиралось бесконечное пушисто-белое пространство. Вагиф любил русскую зиму еще с времен службы в армии, которая прошла в далеком и вечно холодном Архангельске.
Переборов наконец утреннюю лень, Вагиф энергично, на одном дыхании, проделал обычные для него упражнения, побегал минут пять на месте и принял контрастный душ, после чего почувствовал себя куда лучше. Завершающим аккордом его вхождения в ритм нового дня оказалась большая чашка дымящегося кофе с тремя аппетитными рогаликами, посыпанными разноцветной сахарной пудрой.
Алексей Васильевич еще на заре своей деятельности несколько лет провел в Париже, что своеобразно сказалось на всей его дальнейшей жизни, в том числе и на завтраках, подаваемых гостям. Но Вагифа это мало волновало.
Он был очень непритязателен в еде. Так что ровно в девять он уже деловито разбирал привезенные из Лондона бумаги.
Мэтр был совой и раньше одиннадцати, как правило, в гостиной не появлялся. Документы, лежащие перед Вагифом, несомненно, заслуживали внимания. Написанные деловым, немного суховатым языком, они были более чем интересны. Во-первых, при всей своей важности они никоим образом не могли ущемить интересы США, поскольку не содержали оперативной информации, на основании которой можно было бы сделать конкретные выводы. Скорее всего, это были раздумья блестящего профессионала и безусловно честного человека о нашем общем будущем.
Конечно, человеку вдумчивому были ясны некоторые конкретные проблемы, о которых писал Лестерн, и по глубине затрагиваемых вопросов можно было предположить, в каком именно состоянии находится тот или иной проект, но конкретных описаний технологий либо принципов действия тех или иных устройств и систем, естественно, не было.
Во-вторых, уровень подачи материала. Джордж, несомненно, был прирожденным аналитиком, со своим, оригинальным видением существа вопроса. Вагифа иногда поражала кажущаяся простота его умозаключений, но, как правило, так казалось лишь на первый, чаще всего поверхностный, взгляд. Джордж Лестерн просто-напросто обладал уникальным даром находить практически любому сложному логическому построению простой, легко воспринимаемый аналог, который в рамках рассматриваемого частного вопроса прекрасно моделировал самую суть процесса.
— Зачитался? — неожиданно послышался бодрый голос Алексея Васильевича.
— Да, немного, — улыбнувшись, ответил Вагиф, аккуратно раскладывая бумаги на три стопки.
— Ну, давай по порядку.
— Все документы Лестерна, — спокойно начал Вагиф, — можно разбить на три части. Первая часть — экономико-политическая, вторая — военная, третья, соответственно, технологическая.
— Интересно, — громко произнес Алексей Васильевич, по привычке потянувшись к пачке сигарет. Но потом, вспомнив предупреждение врачей, резко отдернул руку.
— Начну с первой части, — продолжал Вагиф. — По сути, это анализ того, что произойдет в мире после развала Союза, с точки зрения профессионального сотрудника спецслужб. Тем самым точка зрения очень специфична и достаточно субъективна. А выводы на первый взгляд, я повторяю, на первый взгляд, кажутся вначале даже несколько наивными. С точки зрения политики он представляет себе картину следующим образом. Развал Союза вытолкнет на политическую арену бывших республик СССР малокомпетентных лидеров, не случайных, а именно недостаточно подготовленных в вопросах политики. В силу ряда объективных и субъективных условий они будут проводить непоследовательную, порой волюнтаристскую политику, которая приведет к тому, что и в странах западной демократии постепенно, как бы в противовес им, станут брать верх такие же малоконструктивные силы. А изобилие подобных эмоциональных господ обычно приводит к явному противостоянию по принципу: если он сказал «белое», я обязательно скажу ему в отместку «черное».
— Забавно, — пробурчал Алексей Васильевич, жуя незажженную сигарету. Отказ от курения давался ему явно с большим трудом.
— Экономическую картину уважаемый Джордж представил еще менее оптимистичной. Сразу после явного ослабления Союза зашевелится наш альтернативный бизнес и начнет устанавливать свои порядки. Для него чем больше бардак, тем лучше, легче делать деньги. Это подхлестнет инфляцию и, как следствие, накалит внутреннюю обстановку во всех «освободившихся» республиках. Но это еще полбеды. Наши доморощенные мафиози оседлают всю Восточную Европу и не только ее. Войдут они и в контакт с «коллегами» на Западе, привнеся в уже несколько «приобщенные к цивилизации» структуры свой буйный азиатский темперамент. Это приведет к ряду проблем в странах с устоявшимся преступным миром. Но это с одной стороны. А движение пойдет и в противоположную сторону. На бескрайние просторы бывшего Союза хлынут их «крутые ребята» и хорошо наживутся здесь, существенно укрепив при этом свои позиции во всем мире. Что в свою очередь подхлестнет глобальные негативные процессы. И так далее по возрастающей.
