Шеф полиции нашел священника — любителя виски в 3.13 пополудни в последнюю субботу июня. Отца Френка Риггинса он обнаружил на скамейке под эвкалиптом недалеко от эстрады в парке имени Хэндшоу. На священнике были старые синие джинсы, почти новые кроссовки «Найк» без носков и зеленая рубашка с открытым воротом, на груди которой желтела надпись: «Малых чудес не бывает».
— Так и думал, что вы здесь, — сказал Форк, садясь на скамейку рядом, и, вынув из кармана небольшой бумажный пакет, предложил Риггинсу. — Это изделие жены Джоя Хаффы. По рецепту из Вассара.
Посмотрев на протянутый ему белый пакет, отец Риггинс грустно покачал головой.
— Не имею права.
— Там орешки.
— Не искушайте меня, Сид.
— Один кусок вам не повредит.
— Да не буду я застигнут на месте преступления, — и Риггинс запустил в пакет правую руку. Вытащив большой кусок охлажденной ореховой помадки, он неторопливо прожевал изделие, с наслаждением улыбнулся и сказал: — Зубы пострадают у меня больше, чем совесть.
— Берите все, — Форк протянул пакет Риггинсу.
— А вы не хотите?
— Никогда не любил помадки.
Священник взял пакет, заглянул внутрь, чтобы сосчитать оставшиеся помадки, и со слабой улыбкой взглянул на Форка.
— Теперь, когда вы окончательно скомпрометировали меня, вы хотели бы узнать что-то больше того, что я рассказал Джою Хаффу и Уэйду Брайанту сегодня утром?
Форк кивнул.
— Я не очень хорошо рассмотрел его.
— Почему? Вы же не пользуетесь очками?
— Было довольно темно.
— Магазин Фелипе со зверюшками хорошо освещен, и как раз перед «Синим Орлом» стоит уличный фонарь.
— Он был одет как священник — точнее, как мы стараемся одеваться.
— Вы можете присягнуть, что на самом деле он не был таковым?
— Конечно, не могу. Среди священников тоже встречается кто угодно — и сумасшедшие, и насильники, и жулики, воры, извращенцы и, конечно же, пьяницы. Выпивох выше головы. Так почему бы не быть и убийцам?
— Оба мы прекрасно знаем, что он не был священником, Френк.
Риггинс вздохнул.
— Пожалуй, что так.
— Смогли вы снова узнать его?
— Может быть.
— Как он выглядел?
— Я могу повторить вам лишь то, что говорил Хаффу и Уэйду этим утром.
— Отлично.
Обдумав, что ему предстояло сказать, Риггинс кивнул, словно бы убеждая самого себя.
— Ну, он был невысок. Это первое, что бросалось в глаза. Не выше пяти футов и одного дюйма. И очень грузен — понимаете, почти круглый. У него были кривоватые короткие ноги и коротко подстриженные волосы с сединой. Не то, что прическа, а словно кто-то взял ножницы и обкорнал его. Я был слишком далеко, чтобы заметить цвет его глаз, но красотой он не отличался.
— То есть?
— У него был такой странный нос, который выглядел словно поросячий пятачок, такой вздернутый, что ноздри видны даже с другой стороны улицы.
— Я взял с собой несколько снимков и хотел бы, чтобы вы взглянули на них.
— Портретная галерея преступников?
— Что-то вроде, — и Форк извлек из кармана пиджака свои десять карточек и протянул их Риггинсу, который, медленно просматривая их, остановился на восьмом снимке.
— В общем… точно я не уверен.
— В чем точно не уверены?
— Здесь он выглядит куда моложе.
Шеф полиции взял карточку из рук священника и вгляделся в лицо человека, которое он вырезал из любительского снимка.
— Потому, что в то время он в самом деле был моложе, — сказал Форк, продолжая держать перед собой снимок. — Лет на двадцать.
Б.Д. Хаскинс поставила стакан с вином, чтобы просмотреть десять карточек, которые протянул ей Сид Форк.
— Как мне догадаться, какую из них выбрал Френк Риггинс? — спросила она.
— Ты узнаешь.
Форк наблюдал, как мэр с бесстрастным выражением лица рассматривает седьмую из карточек. Остановившись затем на восьмой, она сощурила глаза и сжала губы в мрачную узкую линию. Лицо ее сохраняло угрюмое выражение, когда, подняв глаза, она произнесла:
— Не может быть.
— Тебе лучше знать, Б.Д.
Указательным пальцем она ткнула в лицо человека на карточке.
— Откуда ты взял изображение Тедди?
— Помнишь тот день, когда все мы перебрались в развалюху, что он снял?
Мэр неохотно кивнула, словно эти воспоминания не доставляли ей никакого удовольствия.
— И ее владелец, старик Неверс, притащился выяснить, не поставит ли Тедди ему выпить, а Тедди выстроил всех нас четверых — ты, я, он сам и Дикси — и сказал Неверсу, что тот получит выпивку, если щелкнет нас твоим «Инстаматиком». Помнишь?
— Ничего такого не припоминаю.
— А я вот помню. И я так же помню, что сделал любительский отпечаток с этой пленки и вклеил его в свой альбом.
— Понять не могу, зачем.
— Что «зачем»?
— Почему ты вспомнил о Тедди и показал его снимок Френку Риггинсу. — Она сморщилась, словно почувствовав вкус чего-то неприятного. — Тедди. О, Господи. Как я называла его?
— Тедди? Рылом. Или поросенком. И этим утром двое моих детективов, специалистов по убийствам, опросили свидетеля — отца Френка, и тот сказал, что видел невысокого человека, лет примерно сорока, который выглядел сущей свинюшкой и который вошел в «Синий Орел» и выскочил из него, как раз в то время, когда убили бедного старого Норма. Поэтому я и стал припоминать, не знаю ли я какого-нибудь коротышку со свиным пятачком, который может пристрелить человека из-за денег или просто черт знает из-за чего и наткнулся на Тедди. Я хочу сказать, он просто пришел мне на ум.
— После двадцати лет?
— Тедди застрял в памяти — даже после двадцати лет.
Закрыв глаза, мэр откинулась на спинку кожаного кресла.
— Мы должны были утопить его. — Когда через несколько секунд она снова подала голос, глаза ее по-прежнему были закрыты, а в голосе чувствовалась усталость. — Одевался ли Тедди, как священник?
— Я только что говорил тебе это.
— Нет, ты не говорил.
Форк прокрутил в голове несколько последних минут их общения.
— Да, ты права. Не говорил. Так кто же это сказал?
— Келли Винс — косвенным образом.
— Когда?
— Сегодня. Когда мы были в «Кузине Мэри».
— Давай-ка припомни, — попросил Форк. — Все с начала до конца.
Отчет Хаскинс о ходе ленча был сжат, но носил исчерпывающий характер и включал в себя воспоминание Келли Винса о разговоре со швейцаром, который не решился спросить у священника удостоверение личности. Когда она закончила, первым делом Форк спросил:
— Что вам подали на ленч?
— Форель, — сказала Хаскинс и быстро перечислила все остальное меню, понимая, что Форк все равно им заинтересуется.
— И как она была — эта форель?
— Очень хороша.
— Кто платил?
— Думаю, Винс.
— Расскажи еще раз, что, по словам Винса, привратник сообщил о коротеньком человечке в сутане священника.
— Ты имеешь в виду, как он выглядел?
Форк нетерпеливо кивнул.
— Дай-ка подумать. — Снова закрыв глаза, Хаскинс посидела в таком положении секунд десять, открыла их и сказала: — Швейцар рассказал Винсу, что священник был невысок ростом, с мерзкой рожей, на которой одна ноздря вдвое больше другой. Он сказал, что нос был вздернут так, что две его дырки смотрели прямо на тебя.
— И даже теперь ты не считаешь, что это был Тедди?
— Нет.
Форк не мог скрыть снисходительности, с которой он кивнул.
— Ну что ж, ты не коп.
— Но поскольку ты являешься таковым, вот что скажи мне. Что копы могут сделать с Тедди?
— Все, что позволяет закон.
— А Сид Форк? Что он будет делать?
— Все, что необходимо.
Пятидесятилетний детектив из Дюранго, который когда-то занимался мошенниками в Далласе, поднял глаза от страницы журнала «Пипл», когда в холл «Холлидей-инн» вошел высокий пожилой сереброголовый мужчина со смолисто-черными усиками и направился к нише, где стояли телефоны.
Загнув уголок страницы, Айви Сеттлс положил журнал на столик рядом с диваном и поднялся, не спуская глаз с человека, который, прямой как шомпол, стоял, приложив трубку к уху в ожидании ответа.
Изучив изысканный покрой строгого коричневого пиджака посетителя и решив, что он скроен из плотного шелка с шерстяной нитью, детектив прикинул, что его стоимость никак не меньше 550 долларов — а может, и 700. Желтовато-коричневые брюки с безукоризненной складкой тянули долларов на 400, даже на 425. А эти двухцветные, бело-коричневые туфли на шнурках — такого фасона Сеттлс не видел уже лет двадцать — были, скорее всего, ручной работы и стоили не меньше пиджака. Учитывая носки, рубашку и белье, Сеттлс подсчитал, что на этой личности добра на пару тысяч долларов.
Детектив засунул руки в накладные карманы дождевика тайванского производства, который он купил за 16,83 доллара, включая и налог, в универсальном магазине Фиггса, и пересек холл, мягко ступая дешевыми мокасинами, приобретенными в мелочной лавочке. Остальное его одеяние было приобретено у «Сирса» — белая рубашка «Эрроу» с короткими рукавами и белье. Сеттлс любил одеваться подешевле, и поэтому все, что сейчас было на нем, включая белые носки, купленные в аптеке, стоило не дороже, чем ремешок из крокодиловой кожи, поддерживавший плоские золотые часы на левой кисти седого мужчины.
