— Самовнушение также широко применяется в акушерстве, чтобы сократить продолжительность схваток и снять болевые ощущения.
Юнкер кивнул.
— А кроме этого, — добавил он, — аутогипноз входит в программу подготовки американских военных летчиков. Так что не учитывать такую возможность нельзя…
— Но если Пирс удалось таким способом перехитрить полиграф, — сказал Фицпатрик, — как же нам заставить ее сказать правду?
— Действительно, как? — спросил Юнкера Липпенкотт.
— Вообще-то говоря… — почесав в задумчивости щеку, нерешительно произнес Юнкер.
— Ввести пентотал натрия? — подсказал ему Липпенкотт.
Юнкер покачал головой.
— Можно попробовать, но сам по себе этот препарат малоэффективен.
— Что же тогда?
— ЭСТ.
— ЭСТ?! — Глаза Линды расширились от ужаса. — Электросудорожная терапия? Да ваша Пирс никогда на это не пойдет!
Юнкер сухо улыбнулся.
— Безусловно, милочка, ее согласия нам получить не удастся.
— Хватит тянуть волынку, Рассел, — рассердился Липпенкотт. — Что ты надумал?
Юнкер поднялся и, сунув руки в карманы, подошел к окну.
— Я просто размышляю вслух, не более, — не оборачиваясь сказал он. — Предположим, мне удастся достать аппарат для ЭСТ. Только предположим…
Во взгляде Линды, устремленном на Липпенкотта, явно читалось: этому человеку не место в нашем доме. Но, убедившись, что Липпенкотт ничего подобного говорить Юнкеру не собирается, она сама с вызовом спросила его:
— И что потом? — На ее тонком лице появилось угрожающее выражение.
— А потом, — бесстрастно продолжал Юнкер, — мы пропустим сотню вольт через лобные доли ее головного мозга и еще раз проверим ее на детекторе.
— Сукин сын! — взорвалась Линда. — Как вам могла прийти в голову такая дикая мысль!
Выхватив сигарету у Липпенкотта, она вскочила и, пробежав прямо по расстеленной на полу бумажной ленте, пулей вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.
Раскрыв от изумления рот, Юнкер повернулся к Фицпатрику и Липпенкотту.
— Что я такого сказал? — спросил он, переводя взгляд с одного на другого.
Наверху хлопнула дверь.
Липпенкотт устало поднялся с дивана и направился к двери.
— Пойду поговорю с ней, — сказал он. — И знаешь, Рассел, когда мы вернемся, сделай одолжение, не упоминай при ней больше об ЭСТ, ладно? В конце концов, ты ведь предложил это чисто теоретически.
— Чисто теоретически? — Юнкер даже обиделся. — А что тут нереального? Я могу достать и медикаменты, и нужную аппаратуру, а у Линды как раз есть психиатрическая практика.
— Минуту! — перебил их Фицпатрик, встревоженный тем оборотом, какой начала приобретать их беседа. — Лучше скажите, каким образом, помимо всего прочего, вы собираетесь пронести эту аппаратуру в квартиру Пирс?
— Все, что требуется, можно уложить в два небольших чемодана.
— Предположим, — не унимался Фицпатрик, — но ведь не станет же Пирс лежать и вспоминать старую добрую Англию, пока вы будете прилаживать к ее голове электроды!
— Именно поэтому вначале ей надо будет ввести пентотал натрия…
Фицпатрик перевел непонимающий взгляд на Липпенкотта.
— Сделать укол несложно, — согласился Липпенкотт. — Когда мы установили за ней слежку, я первым делом обнаружил, что по утрам к ней приходит медсестра. По словам привратника — а ему об этом рассказала горничная, Пирс проходит сейчас курс каких-то инъекций. Что-то там ей колют: не то гормоны, не то витамины… Кстати, — продолжал Липпенкотт, обходя комнату и зажигая лампы, — медсестра приходит в половине восьмого — за час до появления горничной или уборщицы.
В водянистых глазах Юнкера внезапно вспыхнули искорки заинтересованности.
— Я тебя понял, приятель. Мы должны задержать настоящую сестру и вместо нее направить к Пирс нашего человека. Пирс скажут, что ее медсестра заболела, и вместо обычного лекарства ей сделают нужную нам инъекцию…
— Подожди, Рассел! — решительно перебил его Липпенкотт, снова опускаясь на диван. — Я не хочу, чтобы ты счел меня бестактным или неблагодарным, но позволь задать тебе один вопрос: ты соображаешь, о чем говоришь? Это не провокационный вопрос, мне просто неясно, понимаешь ты или нет.
— Да, я не специалист в таких делах, если ты это имеешь в виду…
— А тот, с кем ты только что разговаривал?
Юнкер кивнул.
— Нас консультирует самый авторитетный специалист…
— Я заметил, ты упорно повторяешь слово «нас», — сказал Липпенкотт. — Это означает, что ты тоже будешь принимать в этом участие?
— Видишь ли, — заерзал Юнкер, — все не так-то просто…
— Ладно, ладно, — перебил его Липпенкотт, явно не желая выслушивать многословное объяснение. — Скажи, какова степень риска?
— Для нее или для вас?
— Господи, конечно, для нее! Чем мы рискуем, я и сам прекрасно знаю. Ты хочешь, чтобы я тебе все подробно обрисовал?
— Не стоит! — Юнкер протестующе поднял руку. — При условии, что укол этот сделает вполне квалифицированный человек — а для этого вам как раз и нужна Линда, — Пирс подвергается риску не больше, чем когда она едет в машине по шоссе. Кстати, сколько ей лет?
— Около пятидесяти.
— Понятно, — задумался Юнкер. — Если Пирс под пятьдесят и ей колют гормоны, значит, у нее тяжелый климакс и, вполне возможно, началась депрессия. — Он пожал плечами. — В таком случае электрошок может даже принести ей определенную пользу, — с улыбкой добавил он.
Липпенкотт откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
— Это безумие, Рассел. Ты ведь и сам это сознаешь, верно? Чистое безумие!
Юнкер взял у Липпенкотта одну из его длинных тонких сигар, прикурил от зажигалки Фицпатрика и стал разглаживать смятую бумажную ленту от детектора, по которой прошагала Линда.
— Решайте сами. Что касается меня, то я могу обеспечить вас всем необходимым, за исключением исполнителей. — Он начал сворачивать миллиметровку в рулон.
В комнате повисла напряженная тишина. Фицпатрик, который все никак не мог успокоиться после расспросов по поводу Клэр, спросил:
— Мистер Юнкер, позвольте мне задать вам один непростой вопрос: почему вы так горячо взялись помочь нам?
Юнкер не успел и рта раскрыть, как за него ответил Липпенкотт:
— Он считает, что Пирс имеет отношение к делу, которое может интересовать ЦРУ. Его старая любовь к этой конторе не ржавеет. — Он пристально посмотрел на Юнкера. — Верно, Рассел?
Юнкер наконец скрутил бумажную ленту в ролик и сунул его в портфель.
— Скажем так, я не люблю неразгаданных тайн, — ответил он, ничуть не обидевшись на язвительное замечание Липпенкотта. — Ну, так что вы решили? — спросил он, надевая пиджак.
— Когда ты сумеешь достать все необходимое? — спросил его Липпенкотт.
Юнкер налил себе из кофейника остывшего кофе.
— К утру в понедельник. Самое позднее — во вторник.
— Как у вас с командировкой? Сможете задержаться еще на пару дней? — спросил Липпенкотт у Фицпатрика.
— О господи! — вздохнул Фицпатрик. — Меня и так уже ждут неприятности: ведь я не послал репортажа о происшествии в океанариуме. И тем не менее…
— Договорились, — сказал Липпенкотт, направляясь к двери. — Пойду поговорю с Линдой. Если через десять минут я не вернусь, вызывайте полицию.
В следующий вторник, ровно без двадцати восемь, Липпенкотт и Фицпатрик появились возле дома Пирс. В руках у Фицпатрика был букет цветов и фирменная сумка авиакомпании ТВА, а Липпенкотт нес чемодан.
— Доброе утро, господа! — весело приветствовал их привратник. — Вы к миссис Пирс?
— Память у вас отменная, — усмехнулся Липпенкотт.
— Без хорошей памяти мне здесь делать нечего, — ответил привратник, польщенный комплиментом. Он подошел к столу и поднял трубку телефона внутренней связи. — Она вас ожидает, не так ли?
— Да, конечно, — ответил Фицпатрик, указав глазами на букет, — я обещал заглянуть к ней по пути в аэропорт, попрощаться.
Привратник понимающе кивнул.
— Я вас спрашиваю только потому, — сказал он, набирая номер квартиры Пирс, — что буквально две минуты назад к ней кто-то поднялся.
Он приложил трубку к уху.
— Здесь внизу два джентльмена, они пришли к миссис Пирс. Мистер Липпенкотт и мистер… — Он запнулся, забыв вторую фамилию.
— Фицпатрик.
— Мистер Фицпатрик. Хорошо, я их пропускаю.
Дверь квартиры Пирс открыла суровая Линда в белом медицинском халате.
— Все в порядке, дорогая? — спросил Липпенкотт.
Линда молча повернулась и повела их через холл и коридор в спальню.
Спальня Пирс, так же как и гостиная, была обставлена изысканно. На широкой кровати с балдахином в отороченном норкой черном пеньюаре и черных пушистых комнатных туфлях лежала Пирс. Она была без сознания.
