— Да, вложения в Цюрихе приносят неплохие заработки, и я не собираюсь этого отрицать.
— Через «Омегу»! Вот как ты сделал свои деньги, не так ли? Не так ли?
— Я не знаю, что это значит, — помрачнев, сказал Берни.
— Дик и Джой! Они связаны с «Омегой»!Как и ты! С «Порванным ремнем»! Информация поступает в Цюрих! И за информацию платят!
Лейла вцепилась мужу в руку.
— Берни, те телефонные звонки! И сообщения…
— Лейла, прошу тебя… Послушай, Джонни. Клянусь тебе, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Прошлым вечером я предложил тебе помощь, и только ее я имел в виду. Можно сделать неплохие вложения, и я хотел предложить тебе средства для них. Вот и все.
— Не за информацию? Не для «Омеги»?
Лейла стиснула руку мужа; тот лишь молча посмотрел на нее, дав понять, что она должна успокоиться. Затем он снова повернулся к Таннеру.
— Я не представляю себе, какая у тебя может быть информация, в которой я нуждаюсь. Я не знаю никакой «Омеги». Я понятия не имею, что это такое.
— Так Джой имеет! И Дик! Они оба приходили к Эллис и ко мне! Они угрожали нам.
— Значит, я не извещен об этом. Мы оба не извещены…
— О Господи, Берни, что-то случилось… — Лейла не могла с собой ничего поделать.
Повернувшись, Берни обнял ее и сказал:
— Что бы там ни было… Может, тебе лучше рассказать нам, в чем дело. Возможно, мы поможем тебе.
Таннер посмотрел на них. Берни и Лейла стояли бок о бок, обнимай друг друга. Он так хотел верить им. Он так нуждался в друзьях; ему отчаянно были нужны единомышленники. Да и Фассет говорил то же самое: не все могут входить в «Омегу».
— Вы в самом деле ничего не знаете? Вы ничего не знаете об «Омеге»? Или что значит «Порванный ремень»?
— Нет, — просто ответила Лейла.
Таннер поверил им. Ему было необходимо им верить, ибо это означало конец его одиночества. Так он им и сказал. И все им поведал.
Абсолютно все.
Когда он закончил, Остерманы застыли на месте, молча глядя на него. Начало моросить, но никто из них не обратил внимания на первые капли дождя. Наконец заговорил Берни:
— И ты подумал, что я говорил о… что мы имеем к этому какое-то отношение? — Не веря самому себе, Берни прищурился. — Господи! Да это же чистое безумие!
— Нет. Это реальность. И я в ней убедился.
— Ты говоришь, что Эллис ничего не знает? — спросила Лейла.
— Мне было приказано ничего не говорить ей, и только поэтому мне все рассказали!
— Кто? Некто, кого ты не можешь найти даже по телефону? Некий человек из Вашингтона, которого там не знают? Тот, кто выложил тебе кучу вранья относительно нас?
— Но человек же убит! Моя семья могла погибнуть в прошлую среду! Тремьяны и Кардоне были одурманены прошлой ночью!
Остерман посмотрел на свою жену и снова перевел взгляд на Таннера.
— Если они в самом деле были одурманены газом, — мягко сказал он.
— Ты должен все рассказать Эллис, — возбужденно сказала Лейла. — Ты не можешь и дальше держать ее в неведении.
— Я знаю. Так я и сделаю.
— А затем вам придется уехать отсюда. Вместе с нами, — сказал Остерман.
— Куда?
— В Вашингтон. Там один или два сенатора, конгрессмены — наши друзья.
— Берни прав. У нас есть друзья в Вашингтоне.
Морось постепенно перешла в основательный дождь.
— Пойдем внутрь, — сказала Лейла, легко коснувшись плеча Таннера.
— Подожди! Там нам не удастся поговорить. Мы не можем свободно говорить в доме. Он прослушивается.
Берни и Лейла Остерманы дернулись, словно получили удар по лицу.
— Весь? — переспросил Берни.
— Я не уверен… Теперь я ни в чем больше не уверен.
— Значит, мы не можем свободно разговаривать в доме, или же нам надо включить радио на полную громкость и говорить шепотом?
Таннер смотрел на своих друзей. Слава Богу! Слава Богу!
Начало возвращению к здравому смыслу было положено.
8
Прошло меньше часа, и на них обрушился тот самый июльский шторм. Радио обещало от семи до десяти баллов; все суда среднего тоннажа до самого Род-Айленда получили штормовое предупреждение, и наводнение могло угрожать и Сэддл-Уолли, ибо деревня не была настолько удалена от моря, чтобы избежать стихийного бедствия.
Эллис проснулась при первых раскатах грома, и Джон сказал ей — точнее, нашептал на ухо — перекрывая радио, включенное на полную мощность, что им надо быть готовыми к отъезду с Берни и Лейлой. Он притянул ее к себе и попросил не задавать вопросов, а просто довериться ему.
Детей отвели в гостиную, где перед камином стоял телевизор. Эллис уложила два чемодана и поставила их у входа в гараж. Лейла сварила яйца вкрутую и сделала бутерброды с сельдереем и морковкой.
Берни сказал, что им придется ехать без остановки час или два.
Глядя на эти сборы, Таннер в мыслях возвращался к событиям четвертьвековой давности.
Эвакуация!
В половине третьего зазвонил телефон. На том конце истерически кричал совершенно подавленный Тремьян, который (врет, подумал Таннер) рассказал, как они очутились у старого здания станции на Ласситер, а потом сказал, что они с Джинни в таком состоянии, что не смогут приехать на обед. На субботний обед уик-энда с Остерманами.
— Ты должен рассказать мне, что происходит.
Эллис Таннер говорила с мужем в буфетной. На полную мощность тут был включен транзистор, и она старалась перекричать его. Он взял ее за руки, предупреждая вопросы, и привлек к себе.
— Верь мне. Прошу тебя, верь мне, — шепнул он. — Я все объясню в машине.
— В машине? — Глаза Эллис расширились в испуге, и она поднесла ладонь к губам. — О Боже! Ты хочешь сказать, что не можешь говорить?
— Верь мне. — Пройдя на кухню, Таннер махнул рукой Берни. — Давай грузиться. — Они взялись за чемоданы.
Когда Таннер и Остерман вернулись из гаража, Лейла стояла у окна кухни, глядя на задний двор.
— Похоже, шторм усиливается.
Зазвонил телефон, и Таннер снял трубку.
Кардоне был предельно разгневан. Он клялся и божился, что разорвет на куски и уничтожит того сукиного сына, который одурманил их. В то же время он был смущен и растерян. Часы его, стоившие восемьсот долларов, остались у него на руке. В бумажнике у него лежала пара сотен долларов, и никто не тронул их.
— Полиция сказала, что были украдены какие-то бумаги. Что-то относительно Швейцарии и Цюриха.
Таннер явственно услышал, как у Кардоне перехватило дыхание, а потом наступило молчание. Когда Джой снова подал голос, его едва можно было разобрать.
— Это не имеет никакого отношения ко мне! — А затем он без всякого перехода стал быстро говорить Таннеру, что ему только что позвонили из Филадельфии и сообщили о тяжелой болезни отца. Так что они с Бетти пока побудут дома. Может быть, они увидятся в воскресенье. Таннер повесил трубку.
— Эй! — Что-то на лужайке привлекло внимание Лейлы. — Посмотри на те зонтики. Их сейчас сорвет ветром, и они улетят.
Таннер глянул в окно рядом с раковиной. Два больших тента, прикрывавших столики у бассейна, почти согнулись под напором ветра. От парусины остались только клочья. Вот-вот они рухнут. Таннер понимал, что будет довольно странно, если он не обратит на них внимания.
— Я сниму их. Мне потребуется пара минут.
— Помощь нужна?
— Зачем мокнуть нам обоим?
— Твой дождевик в холле на вешалке.
Ветер был достаточно сильный, а дождь превратился в настоящую бурю. Прикрывая лицо ладонью, он добрался до самого дальнего столика. Запахнув развевающийся плащ, ухватился за металлическую стойку и начал снимать ее.
Когда он взялся за металлическую крышку столика, раздался грохот. От нее отлетел кусок металла, чиркнувший его по руке еще раз. У ног брызнули осколки цемента, в который было вмуровано основание столика. Он понял, что в него стреляют. Следующая пуля врезалась по другую сторону столика.
Таннер нырнул под столик и, скорчившись, откатился подальше от зоны обстрела.
Пули продолжали ложиться рядом с ним, откалывая куски металла и камня.
Он попытался отползти назад, но мокрая земля скользила под локтями, и у него ничего не получилось. Схватив стул, он загородился им, словно это последняя соломинка могла удержать его на поверхности. Таннер застыл, ожидая неминуемой смерти.
— Брось его! Черт возьми! Брось его!
Он увидел перед собой Остермана, который оторвал его руки, вцепившиеся в стул. Пригнувшись, они побежали к дому; пули с чмоканьем впивались в деревянную обшивку.
