больше не намерена видеть «этих двух дур», Вера Викентьевна уехала к себе домой, на прощание хлопнув дверью, а мать и дочь Мансуровы остались в опустевшей квартире, не в силах понять, что за муха укусила сестру и тетку.
Столичный ресторан, в котором родные Пенкина, друзья и соратники по бизнесу отмечали его возвращение «с того света», был взят под негласное наблюдение, и когда была обработана фото— и видеосъемка, наложенная на записи внешней и внутренней прослушки, Стогов попытался проанализировать психологическое состояние своего подопечного, начиная с того момента, когда он вышел за ворота саратовской «двойки» и кончая широченным застольем в банкетном зале ресторана. Если говорить честно, он с самого начала не доверял этому дельцу, на котором пробы негде было ставить, однако его отношение к Пенкину стало меняться с того момента, когда он повел разговор в Саратове о предстоящем деле, показав тем самым, что именно он, Зяма, несмотря на свою вынужденную отлучку из столицы нашей родины Москвы, был и остается полноправным хозяином законсервированного канала Москва — Одесса — Соединенные Штаты Америки и именно ему и только ему решать, стоит ли рисковать только что полученной свободой, дав «добро» на расконсервацию канала, который оказался не по зубам даже полковнику ФСБ Бусурину.
Видимо полностью осмыслив свое дальнейшее пребывание на свободе и догадываясь, что Бусурин не позволит более водить себя за нос, Пенкин словно перевоплотился, включившись в игру, где ставкой была не только его свобода, но, возможно, и жизнь.
И когда Стогов изложил свое мнение о Пенкине как о партнере в оперативной игре с неизвестным пока что противником, явно довольный Бусурин утвердительно кивнул головой, проворчав при этом:
— Вот и я о том же говорю, куда он нахер денется?
Но если относительно Пенкина уже вырисовывалась определенная ясность, то этого нельзя было сказать о Заказчике. То ли он все еще не доверял до конца Зяме и Диспетчеру и перепроверял их на вшивость, то ли слишком большой была истинная цена контрабанды и он подыскивал более проверенные каналы переброски груза в Штаты, то ли что-то еще не позволяло раскрыться ему перед Зямой, однако, как бы там ни было, с Диспетчером он связывался только через своего посредника, причем с телефона, который невозможно было засечь, и поэтому наипервейшей задачей, поставленной Стоговым перед Пенкиным, было выявить лицо Заказчика. Кто он, что он и что за груз готовит к переброске.
Догадываясь, что слишком ушлый Заказчик, чтобы окончательно обезопасить свою задницу, может установить за Пенкиным круглосуточное наблюдение, на совещании у Бусурина было решено предоставить право раскрутки Заказчика самому Пенкину, оставив группе Стогова только телефонную прослушку. И вроде бы сработало.
На четвертый день пребывания Пенкина в Москве «прослушка» доложила, что перехвачен телефонный разговор, который может представлять определенный интерес. Причем сигнал шел на мобильный телефон Диспетчера.
«Самсонов? Игорь беспокоит, Костырко. Узнал, надеюсь? — Стогов отметил, человек Заказчика впервые обозначил свои анкетные данные, и это говорило о многом. — Надо бы встретиться с нашим другом, чтобы обговорить кое-какие детали».
«Ты имеешь в виду Зяму?»
«Естественно. Кстати, как его настроение?»
«Хочешь спросить, не раздумал ли он работать?»
«Ну!»
«Насчет этого будь спокоен. Человеку деньги нужны, много».
«В таком случае, я думаю, его устроит, если мы сойдемся на часок-другой в каком-нибудь кабаке?»
«Вполне. Говори где и когда».
«А чего тянуть кота за хвост? Давай прямо сегодня, в семь вечера, ресторан «Кривич». Если «да», то я заказываю столик».
«Годится».
«Вот и ладушки. В таком случае ресторан «Кривич», семь вечера. Машину за вами прислать?»
«Было бы неплохо».
* * *
Не забывший за годы вынужденного простоя методику работы контрагентов, Пенкин даже не сомневался в том, что его пожелает «посмотреть» сам Заказчик, причем не выдавая себя при этом, и только Бога молил, чтобы в «Кривиче» не засветился его куратор. Чувствовалось, что капитан волнуется, и это особо беспокоило Пенкина. Поимевший десятилетний опыт работы с клиентами и не забывший основ «техники безопасности» при работе с заказчиками, что не раз спасало его от контрольного выстрела в голову, он также хорошо знал методику работы крупных клиентов, как знал и то, что на них работают профессионалы из того же ФСБ или МВД, которым расшифровать своего коллегу в зале ресторана — что на асфальт высморкаться. Хотел было сказать об этом Стогову, да воздержался, сообразив, что полковник Бусурин тоже не лыком шит в этом мире и не позволит абы просто так завалить операцию.
Короче говоря, когда он и Самсонов в сопровождении шкафообразного водилы вошли в роскошный зал «Кривича», он не мог похвастаться своим спокойствием. Тот факт, что его настороженность и беспокойство может неправильно истолковать «пристяжной» Заказчика, как он окрестил Костырко, Пенкина практически не волновал. Зона — не мать родная, она и от кабаков столичных отучает и от разговоров с потенциальными клиентами. Тем более что УДО — это не расписка подчистую, когда от звонка до звонка отбарабанил отпущенный тебе срок, здесь от каждой тени шарахаться будешь, как бы на мента подставного не напороться.
В середине зала их встретил высокий, сравнительно молодой шатен в броско-кремовом костюме и, учтиво поздоровавшись сначала с Пенкиным, а потом уж и с Самсоновым, пригласил их к угловому столику, сервированному на три персоны. Тут же к ним подскочил явно предоплаченный официант и, профессионально изогнувшись, поинтересовался, что именно будут пить гости.
Покосившись на Пенкина, который как присосался еще в Саратове к водочке, так и не изменял ей все эти дни, Самсонов спросил, есть ли в запасниках приличная водочка, и, усмехнувшись на скорбную мину официанта, которого словно обидели в самых лучших чувствах, заказал графинчик водки со льдом и «побольше «нарзану».
— Может, все-таки по коньячку? — вмешался Костырко. — Могу заверить, что коньяк здесь настоящий армянский, как, впрочем, и настоящий французский.
— Даже не сомневаюсь в этом, — усмехнулся Пенкин. — Однако я все-таки предпочитаю водку, да и кривичи, думаю, не обиделись бы на меня за это.
Успокоив тем самым официанта, который по достоинству оценил юмор гостя, одарив его поощрительной улыбкой, Пенкин перевел взгляд на Костырко, который уже начал терять лидирующее положение в предстоящем разговоре, и уже с нотками высокомерной снисходительности в голосе произнес:
— Кстати, я не буду против, если вы для себя закажете армянский коньяк. — Это было откровенным хамством по отношению к приглашающей стороне, но, чтобы правильно повести дальнейшую игру, ему надо было набирать и набирать очки. — Кстати, рекомендую его как истинный
