— Вы хотите сказать, что у нас есть время?
— Может быть. — Мимо них прошла Сильвия Треудел, и Дронго, улыбнувшись, поздоровался. — Может быть. — повторил Хоромин. — Руководство считает, что президенту целесообразнее отказаться от встречи с участниками «Экспресса», чем рисковать таким образом. Вы ведь не смогли вычислить убийцу.
— Пока не смог, — согласился Дронго. — А почему мне никто не сообщил про эту женщину? Ведь вы знали, что она выходит замуж.
— Она действительно выходит замуж. И ее жених попросил одноразовую визу в Москву на три дня. Мы рассмотрели ее дело. Он обычный студент, ему всего двадцать два года. У них разница в возрасте…
— Я знаю, сколько ей лет, — быстро сказал Дронго. — Меня интересует сам факт появления незнакомца одновременно с нашим «Экспрессом» в Москве. Почему его скрыли от меня?
— Не посчитали нужным сообщить, — пожал плечами Хоромин, — вообще-то я не знаю подробностей.
— Вы вооружены?
— Конечно. Я не собираюсь становиться очередной мишенью для вашего маньяка. Возможно, это кто-то из известных писателей, который решил прославиться таким мерзким способом, убирая своих коллег. Вам не приходила в голову подобная мысль?
— Нет, не приходила. Темелис был слабым журналистом, а Густафсон — профессиональным наемником и мерзавцем, но уж никак не соперником кому-либо из здесь присутствующих.
— Как вы смело говорите о мертвом, — удивился Хоромин, — обычно говорят или хорошее, или ничего.
— Это не тот случай. Густафсон был не обычной жертвой. Он согласился на эту поездку в качестве пособника главного убийцы. Но с самого начала стало ясно, что у Густафсона, давно отвыкшего от подобной роли, начали сдавать нервы. И тогда убийца принял единственно верное решение — вычеркнуть ненужного помощника из нашей поездки. А мерзавцем Густафсон был, можете в этом не сомневаться.
— Верю вам на слово, — кивнул Хоромин. — Что я должен делать? Чем могу вам помочь?
— Для начала постараться стать своим человеком в «Экспрессе». Какими языками вы владеете?
— Английским и испанским.
— Прекрасно. Подружитесь с журналистами, пообщайтесь с писателями, в общем, проявляйте здоровую инициативу. Чтобы вас принимали за своего. Ни одного вопроса об убитых, ни одного вопроса о политике, здесь на это наложено негласное табу. Если понадобится, я вас позову. Вы меня понимаете?
— Вполне. Прямо сейчас отправлюсь в бар.
— И последний вопрос. Официальный представитель от России Кязим Оруджев — тоже ваш человек?
— Нет, — ответил Хоромин, — он сотрудник министерства печати. Хотя не исключаю, что он тоже представляет несколько ведомств в нашей группе. Но от моей «конторы» я здесь единственный представитель, это абсолютно точно.
— Спасибо. Встретимся после того, как пройдем немецко-польскую границу. Я бы посоветовал вам вернуться к этому времени в наше купе.
— Почему?
— Лучше, чтобы вы находились рядом с российскими писателями и журналистами. Не нужно слишком выделяться.
— Понимаю. Кстати, мы можем все время встречаться, я действительно должен сделать с вами небольшое интервью.
— Надеюсь, что наши беседы не появятся на страницах газет, — пошутил Дронго, отходя от своего собеседника. Тот громко засмеялся в ответ.
Дронго направился в другой вагон. Там уже находились представители Украины и Грузии, оказавшиеся вместе в восьмиместном купе. Он открыл дверь. Здесь были все, кроме Вотановой.
— Как у вас дела? — спросил Дронго. — Почему вы собрались в одном купе?
— Других мест не нашли, — ответил Микола Зинчук. — А вы где устроились?
— С российскими писателями, — ответил Дронго, — там интересный спор у Харламова с коллегами. Мне вообще кажется, что вы его немного недооцениваете. Он гораздо интереснее, чем вам кажется. И не столь одномерен.
— Он дал новое интервью «Литературной газете», — заявил Андрей Бондаренко, — вы прочтите его высказывания. Разве можно делать подобные заявления?
— Обязательно почитаю. Но я хочу, чтобы вы поняли и прочувствовали его боль, его сомнения. У каждого человека свое право на истину.
— У убийцы тоже? — спросил Важа Бугадзе, и все вздрогнули.
— Да, — ответил Дронго, — наверно, у него есть право и на свою истину.
— Если убийца с нами, я его сам задушу, — пообещал Георгий Мдивани, — такие люди не имеют права жить. Как можно было убивать Темелиса? Он был такой спокойный, такой порядочный человек.
— Надеюсь, вы пошутили, — сказал Дронго, — но в любом случае я с вами согласен. Вы очень порядочный человек, Георгий, и мне будет приятно с вами общаться и в дальнейшем. Глядя на вас, я понимаю, почему грузин называют нацией князей.
— Не нужно так говорить, — растрогался Георгий, — давайте лучше пройдем в бар, и я вас угощу текилой.
— Нет, — сказал Дронго, — это я пришел в ваше купе. Сейчас мне нужно закончить некоторые дела, а когда мы пройдем границу, я обязательно вас найду, и мы с вами выпьем.
— Договорились, — кивнул Георгий.
Дронго прошел еще несколько купе. В одном из них он обнаружил Сильвию Треудел, беседовавшую с Драганой Павич. Разговор шел на английском.
— Извините, что вам помешал, — начал Дронго, показывая пуговицу, — вы не знаете, чья это пуговица?
— Точно не помню, чья, — сказала Драгана. — Может, вы мне ее оставите, и я найду владельца.
Он вспомнил разбитое лицо Темелиса. Если эта пуговица принадлежала убийце… Он сжал пуговицу в руке. Подставлять эту девочку он не имеет права.
— Нет, — сказал Дронго. — я сам найду владельца. А вы, если вспомните, найдите меня и скажите, кому мне ее отдать. Только сначала найдите меня, договорились?
— Я вспомню, — уверенно сказала Драгана, — обязательно вспомню.
— Сильвия, вы все время были в коридоре, — напомнил Дронго, — говорили по мобильному телефону. Некоторые говорят, что Темелиса кто-то позвал. Вы не помните, кто именно его позвал?
— Нет, не помню, — ответила она. Сильвии было под сорок. Она была среднего роста, имела довольно хорошую для такого возраста фигуру, заплетала свои длинные черные волосы в косы, употребляла специальную косметику для лица и вообще следила за собой.
— А кто был в соседнем купе, вы не помните? — спросил Дронго. — Кто был в предпоследнем купе, рядом с вами? Югославы? Украинцы? Грузины?
— Нет, испанцы, — уверенно ответила Сильвия, — точно, испанцы. Альберто Порлан все время стоял в коридоре и о чем-то говорил с французом Жаком Жуэ. Потом француз ушел, и Альберто вошел в купе. Там они были впятером.
— Вчетвером, — поправил ее Дронго.
— Нет, впятером. — упрямо ответила Сильвия, — там с ними был еще Мехмед Селимович. Он почему-то сидел в ними. Кажется, они говорили с Карлосом. И вместе пошли в вагон-ресторан.
— А потом вместе вернулись?
— Да, но Селимович ушел в соседний вагон. Там в первом купе были югославы. Он, Зоран Анджевски, Иван Джепаровски и, по-моему, еще кто-то, возможно, их аттендант. Но этого я точно не помню.
— Почему вы знаете, кто находился в первом купе следующего вагона?
— Я несколько раз выходила в другой вагон. Мы были с Мулаймой Сингх. Хотели договориться с немцами, чтобы нам разрешили перенести наши выступления в Ганновере. А штабной вагон был в начале состава, поэтому мы видели, кто сидел в первом купе. Во втором были Бискарги и Шпрингер. Мы к ним зашли и даже взяли у Шпрингера открытку с видами Лихтенштейна, которые он всем дарит на память.
— Спасибо, Сильвия, извините меня за беспокойство. Надеюсь, вы не забудете позвать меня на свадьбу в Москве?
— Не забуду, — рассмеялась Сильвия, чуть покраснев.
Дронго прошел дальше. Навстречу шел Бискарги. Увидев Дронго, он остановился. На нем была спортивная майка фирмы «Адидас» и темно-коричневые брюки.
— Я хотел взять у вас интервью для нашего журнала, — сообщил Бискарги.
— На каком языке он выходит?
— На испанском. Но я буду говорить с вами по-английски.
— Конечно, — согласился Дронго, — а где ваше купе?
— В другом вагоне. Вместе с представителями Испании. Там баск, каталонец и я. В общем, кроме Карлоса, все представители маленьких околоиспанских литератур, — рассмеялся Бискарги.
— Я думал, что Галисия — это ближе к Португалии, — сказал Дронго.
— Правильно, — согласился Альваро Бискарги, — поэтому наш Карлос всегда с португальцами. Мы договорились?
— Конечно, — кивнул Дронго, — в любое время к вашим услугам.
Он прошел дальше. Во всех купе, превращенных в своеобразные маленькие залы, шли дискуссии. Темы были самые разные. От постмодернизма в искусстве до интернетовской литературы, от классиков литературных жанров до новаторов, создающих свои произведения в виртуальных мирах. Это было настоящее пиршество духа, когда творческие люди стольких стран Европы могли общаться.
Неожиданно он увидел темную спортивную рубашку, висевшую за дверцей купе. Дронго подошел ближе. Сомнений не было. На рубашке не хватало нижней пуговицы. Именно той самой, которая была у него. Дронго открыл дверцу купе. В этом поезде они были прозрачные. В купе сидел человек и читал газету. Это был Никкола Лекка, молодой итальянец, обычно ходивший в черных рубашках.
