Ставинский легко понял идею Бенжера. Этот Бенжер хоть и авантюрист от науки, но голова у него гениальная.
– Это же так просто! – вдохновенно продолжал Бенжер. – Такие мини-лодки можно собирать прямо на заводе, сериями, как автомобили. И они, как подводные блохи, заползут во все натовские морские базы – и в Швеции, и в Норвегии, и в Италии, и даже в Америке. А потом – раз, приказ по радио и – все натовские базы к чертям собачьим сметены землетрясением! Ну? Красиво?
Ставинский молчал. Идея Бенжера была проста и неотразима, как все гениальное. Но нужно придумать что-то, чтоб задержать этот проект и остановить этого гениального безумца. Убить его, что ли? Прямо сейчас, на этой еще темной метельной улице, пока никто не видит и не слышит…
– Смотри. – Бенжер присел на корточки и стал перчаткой рисовать на снегу корпус подводной лодки и укрепленную на ней мини-лодочку…
Ставинский огляделся и увидел рядом увесистый голыш. Если этим камнем дать сейчас Бенжеру по затылку…
– Ты понимаешь, – говорил между тем Бенжер. – Я вечером смотрел со своими помощниками американскую хронику. И когда я увидел, как эти американцы укрепили свою «Колумбию» на корпусе «Боинга» и «Боинг» взлетел с ней в воздух, я говорю им: «Братцы! Так ведь то же самое может делать подводная лодка! Это как раз то, о чем просил нас Леонид Ильич – дешево и оригинально!»
«Поздно, – подумал Ставинский, – поздно его убивать, но вот остановить…»
Ставинский глубоко вздохнул и сказал:
– Если мы сейчас предложим эту идею, будет скандал. В Баку уже разработан новый бурильный станок, в Шатуре завод почти готов к производству энергетических матриц. И теперь все это остановить? Нам головы поотрывают за растранжиривание государственных средств. Ведь практически это значит, что академик Бенжер ввел в производство не до конца продуманную идею, государство потратило миллионы рублей, а теперь только потому, что сегодня ночью ему пришла в голову еще одна идея… А если завтра ему еще что-то придет в голову?
– Н-да… – вздохнул Бенжер. – Так всегда: хорошая мысля приходит опосля. Нет, останавливать мы ничего не будем. Потому что я еще не знаю, как упаковать «ЭММУ» в эту лодчонку. И дистанционное управление еще когда смонтируют! Короче, от идеи до опытного образца год пройдет, не меньше. Нет, останавливать ничего не будем. Но вот параллельно начать работу над мини-лодками…
Ставинский мысленно вздохнул с облегчением. За год он как-нибудь выберется из СССР и оповестит мир об этих мини-лодках с сейсмическим оружием. Практически это же мины замедленного действия, мины на гусеничном ходу…
– Главное – убедить Опаркова в гениальности этой идеи, – сказал Бенжер. – И это ты должен сделать, старик. В семейной обстановке, когда у маршала будет хорошее настроение. Понимаешь?
«Так вот для чего ты прилетел ко мне из Москвы посреди ночи, – с усмешкой подумал Ставинский. – Чтобы я протолкнул твою идею Опаркову».
Но оказалось, это еще не все.
– У американских хирургов есть гениальный прибор, – продолжал Бенжер. – Больному вводят в пищевод телеглаз, и этот телеглаз ползет по пищеводу в полной, как ты понимаешь, темноте, а врач на экране все видит и еще управляет движением этого телеглаза. Если купить в Америке это оборудование и переделать для дистанционного управления мини-лодкой, а?
«Сукин ты сын, – восхитился Бенжером Ставинский, – сукин ты сын! Эта телеустановка есть сегодня в любом американском госпитале, закупить ее ничего не стоит, никакое ФБР не придерется к поставке в СССР медицинского оборудования. Разве что нужно разрешение Госплана на расход валюты…»
Днем, пообещав Бенжеру выбрать удобный момент, чтобы доложить Старкову о мини-лодках, Ставинский улетел в Баку, к конструкторам оборудования для подводного бурения. И он нарочно подольше задержался в Баку, днем пропадал в КБ, по вечерам его, как высокого московского гостя, возили по загородным, закрытым для простого люда шашлычным, где были прекрасные шашлыки из свежей молодой баранины и осетрины, а по ночам он, как и вся остальная советская элита, слушал в своем гостиничном номере «Голос Америки» и Би-би-Си. С тем только отличием, что всех интересовала в это время Польша, а Ставинский ждал, не промелькнет ли сообщение о Вирджинии – о том, что ее выпустили или обменяли на какого-нибудь советского шпиона в США.
Но история с Вирджинией уже канула в Лету, ее давно заслонили другие сенсации и другие новости – военное положение в Польше, сибирский газопровод в Европу, санкции Рейгана и рождественские хлопоты американцев и европейцев…
Между тем в Морском институте в Москве за три дня до Нового, 1982, года закончили, как и обещали Брежневу, ручную сборку двух новых «энергетических решеток». Бакинские инженеры обещали с недели на неделю сдать первый опытный образец нового бурильного станка. Таким образом, капитан Гущин мог в ближайшее время снова двинуться к шведским берегам, чтобы доукомплектовать «шведскую гирлянду», и только накал польских событий и скандал в кремлевских верхах отсрочили эту операцию. Министр обороны Устинов так и сказал маршалу Опаркову, когда тот положил перед ним рапорт Бенжера о готовности операции.
– Ну ее на хрен, эту Швецию! – нервно сказал он. – Дайте сначала с Польшей разобраться. И вообще без Леонида Ильича я такую операцию утвердить не могу, а он сейчас болен…
Вскоре «болезнь» Брежнева получила новую трактовку: сначала в Генштабе и Морском институте поползли глухие слухи о связях брежневской семьи с крупными дельцами левой экономики и о повальных арестах этих дельцов, потом 19 января неожиданно и при весьма загадочных обстоятельствах не то умер, не то застрелился первый заместитель Председателя КГБ Андронова генерал армии Семен Цвигун, а еще через пять дней скончался секретарь ЦК КПСС, главный идеолог Коммунистической партии Михаил Суслов, и волна арестов докатилась даже до семьи самого Брежнева: за какие-то махинации с бриллиантами арестовали любовника его дочки цыганского артиста Бурятца, а саму дочку стали таскать на допросы… Короче, Леониду Ильичу было в те дни явно не до Польши, не до Афганистана и уж тем более не до проекта «ЭММА». Москва была полна слухами о скорой смене правительства, и сразу после похорон Суслова Ставинский даже в Шатуре, в заводской рабочей курилке, услышал такой анекдот.
– Слышь, братцы! – громко, не таясь, говорил приятелям молодой синеглазый наладчик. – Брежнев на похоронах Суслова поднимается на Мавзолей, вынимает из пиджака бумажку и читает: «Товарищи! – Тут парень довольно точно скопировал затрудненную речь Брежнева. – Сегодня… наша партия и весь советский народ понесли большую утрату… Скончался наш дорогой и всеми любимый Леонид Ильич Брежнев!… Ой, что это я читаю? Тьфу, е… твою мать! Опять я пиджак Андронова надел!…»
Между тем отсрочка с завершением установки «шведской гирлянды» злила маршала Опаркова. Кадровый офицер, профессиональный военачальник, он с трудом выносил военную неграмотность своих непосредственных начальников – министра обороны маршала Устинова и председателя Совета Обороны маршала Брежнева. Даже одно то, что эти партийные деятели присвоили себе маршальское звание – точно такое же, какое было у него, Опаркова, – бесило начальника Генерального штаба. Но мало того, что они присвоили себе эти высшие воинские звания, они, ничего не понимая в военной стратегии, будучи не грамотней любого армейского лейтенантика, лезут тем не менее в армейские планы, тасуют военные проекты, откладывают важнейшие операции.
И, понимая, что не сегодня-завтра вместо Брежнева придет к власти куда более решительная и властная личность, маршал Опарков следил из своего Генштаба, как из блиндажа, за всем, что происходит в Кремле. Операция по дискредитации имени Брежнева провалилась, но Брежнев выжил, он живуч, черт возьми, и еще неизвестно, кто кого одолеет после брежневской смерти – Черненко Андронова или Андронов Черненко. Да, пока все неясно, нужно держаться в стороне, но быть начеку и – укреплять армию. Кто бы ни пришел к власти – если он, Опарков, поднесет новому советскому вождю самую мощную в мире армию, – он останется наверху армейской власти и, более того, вполне может стать министром.
И чтобы дать понять тому будущему преемнику Брежнева о своей заботе об армии, маршал Опарков решил срочно написать брошюру о своих военных доктринах. Пусть Брежнев пишет мемуары и тешится литературной славой, присуждая сам себе литературные премии, – он, маршал Опарков, использует печать для куда более важных целей.
Вызвав своих помощников, маршал стал диктовать им тезисы этой брошюры. Забегая вперед, нужно сказать, что вскоре – уже в марте 1982 года – эта семидесятистраничная брошюра была выпущена «Воениздатом» в миллионных тиражах и разошлась по всем боевым подразделениям Советской Армии, но что еще более важно было для Опаркова – о ней писали в западной прессе и передавали по-русски по «Голосу Америки». И таким образом, даже если будущий преемник Брежнева не удосужился прочесть эту брошюру целиком, он не мог не обратить внимания на то, что заметили на Западе, а именно:
