— Черт побери!..
— Я тоже рад тебя видеть, Нокс.
Хейес улыбнулся обоим и сел напротив.
— Что вы здесь делаете?
— Я установил наблюдение за всеми, с кем ты мог выйти на контакт. И был готов, когда Маршу позвонили. Я не тратил время на выяснение, станет он тебе помогать или нет. Марша уже перевели за границу. Зря ты хотел сделать из меня идиота, Нокс. Ей-богу, зря.
Он задержал взгляд на потрясенном Ноксе, затем повернулся к Стоуну:
— Сколько лет, сколько зим, Джон. Не сказать, чтобы время тебя пощадило.
— Обошлось все же лучше, чем с тобой, Мак.
— Скажи, Джон, каково это — убивать старых друзей? Тебя распирало от гордости, когда ты их обоих прикончил?
— Тебе не понять. Ты всегда убивал чужими руками.
Хейес открыл портфель, достал два листка бумаги и поднял их так, чтобы увидел Нокс. Это был приказ за подписью майора Хейеса о прекращении процедуры награждения Джона Карра Почетной медалью конгресса.
— Когда по телефону ты мне сказал, что жители этой грязной дыры могут поддержать подвергаемого гонениям ветерана Вьетнама, я озадачился, что бы это могло значить. А главное, как ты об этом узнал. И отправился в военный архив. Там мне очень любезно показали все, что ты изучал. К сожалению, содержимое коробок еще не успели занести в каталоги, но от этих листочков остался слабый отпечаток на картоне — достаточно, чтобы я приказал устроить обыск у тебя дома. Надо же, я был уверен, что приказ давным-давно уничтожен.
Он перевел взгляд на Стоуна.
— Джон, наверное, уже доложил тебе о нашей маленькой ссоре в джунглях Вьетнама.
— Ничего я ему не говорил. Он работает на тебя. Стану я таким доверяться! — вспыхнул Стоун.
Хейес откинулся к стене и сложил руки на коленях.
— Джон, ты превосходный киллер, но лжец никакой.
— Столько лет ты не можешь выбросить все это из головы?
— А зачем? Если столько лет назад как раз ты нанес мне смертельную обиду. Где же тогда справедливость?
— Справедливость? — вскинулся Нокс. — Вы зарубили ему заслуженную награду!
— А он зарубил мне заслуженное продвижение по службе.
— Вы уравниваете его подвиг на поле боя с тем, что вам пару лишних месяцев пришлось ждать паршивые генеральские погоны?
— Пушечного мяса у нас навалом. А офицеров моего уровня, можно сказать, раз-два и обчелся. Я убежден, что своим проступком он не дал нам выиграть ту войну.
Нокс не верил ушам.
— Вы в самом деле считаете, что мы могли бы выиграть войну во Вьетнаме, стань вы чуть раньше бригадным генералом?
— Вполне допускаю. Я человек самолюбивый.
— Это не самолюбие, а самолюбование. Самолюбование психопата.
Хейес достал зажигалку. В считанные секунды листы бумаги почернели и превратились в пепел.
— А теперь расставим точки над i. — Хейес указал на Нокса. — Ты, оказывается, грабитель и убийца. Скверная история. Если бы я только знал…
Он повернулся к Стоуну.
— А ты — Энтони Батчер, Энтони Мясник… Н-да, у этого идиота, начальника тюрьмы, при полном отсутствии вкуса хотя бы есть чувство юмора… Тройное убийство. Довольно точно, хотя и не оценивает всех твоих заслуг.
Хейес поднялся и застегнул портфель.
— Полагаю, теперь все. Искупайте свою вину перед обществом. Начальника тюрьмы я попросил обратить на вас обоих особое внимание.
— Хейес! — Нокс рванулся, натянув кандалы. — Этот номер у вас не пройдет. Даже у вас.
Хейес остановился у двери:
— Ну, на самом-то деле уже прошел. Да, и еще одна мелочь. Помнишь охранника, который звонил Маршу от твоего имени? Он вам больше не помощник. Разумеется, мы отследили его звонок с домашнего телефона. Я поделился информацией с добрейшим начальником, и тот наверняка закончит дело в свойственной ему манере.
Хейес тихо закрыл за собой дверь.
— Активисты хельсинкской группы «На страже прав человека» и организации «Международная амнистия» уже много лет добиваются доступа в тюрьму «Голубая ель», — начал Калеб, рассказав о тонкостях деятельности и внутреннем распорядке тюрьмы.
Они снова собрались в доме шерифа, который стал их опорной базой.
— Список нарушений прав человека огромен, — продолжал Калеб. — Но тюрьма отклоняет все запросы на посещение, подаваемые правозащитными организациями. Когда несколько заключенных после применения к ним электрошока впали в кому и скончались, на посещение тюрьмы «Голубая ель» подали дополнительные запросы, однако и на них был получен отказ.
Алекс взглянул на Тайри:
— Я понимаю, что речь идет о вашем брате, но все это происходило буквально за соседней дверью… и вы ничего не предпринимали?
— Мы с Говардом чужие друг другу люди. Кто, по-вашему, направил правозащитников?
— Вы? — догадался Калеб.
— Один раз я попал туда с транспортом заключенных. Полагаю, мой старший брат решил, что мне можно доверять. Ну, я малость полюбопытствовал, пока меня никто не видел. Зато много чего увидел и услышал. Вот и позвонил правозащитникам. А Говард позже сообразил. Так мы официально разорвали братские отношения, и с тех пор меня больше не приглашали в «Голубую ель».
— Как же получилось, что при таких нарушениях ни министерство юстиции в целом, ни Отдел гражданских прав не возбудили следствие? — спросил Гарри Финн. — Или, в конце концов, хотя бы Управление исправительных учреждений штата Виргиния?
Калеб заглянул в свои записи.
— Очевидно, нынешняя администрация штата и федеральное правительство не рассматривают права заключенных как вопрос первоочередной важности. Обсуждение о необходимости начать расследование на уровне штата так ничем и не закончилось, в министерстве юстиции вопрос тоже остался в подвешенном состоянии. Вот и получилось, что последние два года тюрьма до некоторой степени закрыта для любых инспекций.
— Таким образом, Говард Тайри получил свой маленький феод, где может вытворять все, что ему взбрендит. В том числе торговать наркотиками, — прорычал Рубен. — И держать в заключении невиновных.
— Именно так.
— Ну а что насчет штольни? — спросила Аннабель.
— Я кое-что отыскал, — ответил Калеб, доставая несколько листков. — Она идет параллельно той, где попали в ловушку шахтеры. Я прочитал пару газетных статей, а затем сравнил с документами на строительство тюрьмы, к которым мне удалось получить доступ. Не могу сказать определенно, потому что эти чертежи, естественно, не публикуются на сайте тюрем особого режима. Но, как мне представляется, эта спасательная штольня от начала до конца идет вдоль этого гребня горы, потому что там засыпало шахтеров. Когда произошел взрыв, он разрушил штольню, где они находились, а спасательная уцелела. Мне это ясно, поскольку остальные шахтеры выбрались невредимыми. Это указывает на то, что выход разрушенной штольни был запечатан, но ничего не говорит о выходе спасательной.
— Если ставишь тюрьму над шахтой, зная, что под ней прорыт подземный ход, — сказал Рубен, — то уж наверняка сделаешь все, чтобы его закупорить.
— Естественно, но тогда его, пожалуй, при необходимости можно и раскупорить, — подхватила Аннабель.
— Говарда привлекали к проектированию и строительству, — сказал Тайри. — Не исключено, это дало ему возможность маневра.
— Зачем? — удивился Алекс. — Ведь этим путем заключенные могут совершить побег.
Аннабель развернулась и посмотрела на него.
— Из сказанного Калебом вовсе не следует, что стоит всерьез рассматривать возможность побега. Всех заключенных содержат изолированно друг от друга, в кандалах и подвергают обыску, даже когда они захотят отлить. Охранников там почти как преступников, которые вне камеры находятся не больше часа в сутки. Для наркодельца, которому необходимо, чтобы его люди легко и незаметно покидали тюрьму среди ночи и занимались грязным бизнесом, это просто идеально.
— Но если охранники участвуют в деле, не проще ли им выходить на дело из дома, — удивился Калеб.
— Говард Тайри показался мне типом, стремящимся всех и каждого держать под контролем.
— Тут вы абсолютно правы, — согласился Тайри.
— Если партии документов регулярно поступают в суд с недостачей, куда, как вы думаете, попадают коробки с наркотой? — поставил вопрос Алекс.
— В тюрьму, — не задумываясь ответил Тайри. — Это совсем несложно. В тюрьму ежедневно доставляют продукты и все остальное.
— А коробки для хранения юридических документов идеально подходят для перевозки наркотиков. Управление по борьбе с наркотиками и таможенная полиция просто не обращают на них внимания.
— Значит, где-то по дороге они должны изменить направление, — сделала вывод Аннабель. — То есть коробки вполне могут находиться в тюрьме, пока шахтеры-наркоманы не развезут их по адресам. Что возвращает меня к моей мысли. Не станешь же ты каждую ночь выпускать из ворот отряд охранников с коробками незаконных наркотических средств. И вертолет нельзя использовать каждую ночь, потому что людей это заинтересует.
