— Ну а если я скажу, что женщина, которую убили на явке, тоже была связной, каков будет ваш ответ? И эта женщина знала тех, кто обычно приходил к вам.
— Зачем же вы тогда спрашиваете меня? Почему бы вам не допросить эту женщину? Вместо этого вы убиваете её самым варварским способом. Почему вы допустили такое?
— Мы расстреливали и будем безжалостно расстреливать всех, кто выступает против нас, — сказал Фан Тхук Динь холодно.
В этот момент у него мелькнула мысль, порождённая ответом Хонг Нята: среди тех, кто пришёл брать Нята на конспиративной квартире, был и тайный агент, он не раз встречался с ним, и хозяйка квартиры знала его в лицо. Они сообразили, что, если женщина останется жива, этот агент будет раскрыт. Либо она, не выдержав пыток, расскажет на допросе о его деятельности (и тогда он уже не будет играть в дальнейшем никакой роли), либо она каким-то способом доведёт это до сведения других руководителей движения. Кто же этот агент? Кто же эта ищейка?
Что же касается Хонг Нята, то он был крайне удивлён ледяным тоном, но в глазах его светилась симпатия к Няту. Нят не имел права ошибаться. Отвечая на вопросы Диня, Нят в то же время внимательно изучал его лицо, проверяя свои предположения, боясь, что заметит в нём признаки фальши. Но нет, он видел, что его предположения верны. Почему такое странное раздвоение?
Удивление Нята ещё более возросло, когда Динь, занудно продолжая его выспрашивать, что-то быстро написал на клочке бумаги и протянул её Няту. На листочке было несколько строк: «Держись твёрдо своей версии. Я буду искать возможность спасти тебя. Агент-провокатор часто с тобой встречался. Женщина его узнала».
Как только Нят пробежал листок глазами, Динь взял его обратно, сложил и сунул в рот. Потом продолжал нудить:
— Ну вот что, господин Хонг Нят, вы много говорили, но ничего не сказали.
— А что вам надо сказать?
— Не забывайте, что вы в наших руках. Мы уважаем разумных и безжалостны к непослушным. И это не просто угроза. Мы исполняем то, что обещаем. Вы должны полностью ответить на мои вопросы. Мы хотим знать всё о деятельности вашей лично и вашей организации в городе. Только это. Перед вами два пути, и вы должны выбрать: либо вас ждёт счастливая, зажиточная жизнь, дом, авто, либо вы умрёте мученической смертью, и, уверяю вас, эта смерть отнюдь не будет мгновенной.
— Мне нечего сказать вам, господин, кроме того, что я уже сказал.
Закончив допрос, Фан Тхук Динь устало вышел из камеры.
Эту ночь, как и предыдущую, Хонг Нят не мог уснуть. Нервы его были напряжены. Он думал. Думал о том, что надо противостоять врагу, о движении, которое продолжает подниматься там, на воле, и от которого он отделён тюремными стенами. К нему приходили и горькие мысли об убитой хозяйке явочной квартиры. Он долго и упорно анализировал свои собственные шаги, пытаясь понять, как полиции удалось устроить ловушку. Нят строил предположение за предположением, но так и не находил ответа на вопрос о том, как секретная служба узнала его конспиративную квартиру, адрес которой был известен лишь некоторым людям, друзьям по работе, пользующимся полным доверием.
Этой ночью сон не шёл к Няту ещё и потому, что у него не выходило из головы странное поведение на допросе этого высокопоставленного советника Нго Динь Кана. Что он за человек? Почему его дотошные вопросы никак не вяжутся с тем, как он смотрел? А эти несколько строк, которые он написал: «Агент-провокатор часто с тобой встречался…»
«А со мной часто встречался представитель студентов, активно участвующих в движении, это ведь… Не может быть! Разве он не проходил испытания? А может, этот грязный предатель — это… Нельзя исключать и того, что всё это — хитрая ловушка, расставленная подручными Кана, чтобы мы стали подозревать друг друга и сами ликвидировали своих друзей. Я у них в руках, и неудивительно, если они назовут мне одного из своих секретных агентов. Конечно, это ловушка, расставленная умело. Надо держать ухо востро. Но почему он так странно смотрел на меня? Враг не может так смотреть. Может, он просто интеллигент, сам когда-то был студентом и теперь сочувствует нашей борьбе? Нет! Не может этого быть! Он ведь занимает высокий пост, он же доверенный советник этого палача Нго Динь Кана. Можно ли ему верить? Надо быть осторожным».
Хонг Нят задавал сам себе множество вопросов, делал десятки предположений и сам же отвергал их. Было уже далеко за полночь, а он так и не сомкнул глаз. Камера была погружена во мрак, только слабый луч света от лампочки в коридоре проникал в неё через вентиляционное окошечко в двери, в которое была вставлена решётка, а сверх этого — ещё и проволочная сетка. Стояла мёртвая тишина. Лишь комар нудно звенел над ухом и его всё время приходилось отгонять, да изредка откуда-то издали доносился шум проезжающих автомобилей. Вдруг он услышал осторожные шаги, они смолкли возле двери в камеру. Потом лёгкое постукивание в вентиляционное окошко. Нят привстал и стал следить за дверью. Кто-то протолкнул сквозь железную сетку полоску бумаги. Рука скрылась, и шорох затих. Нят посмотрел в вентиляционное окошко. Ему удалось заметить часового, уходившего за угол тюремного коридора.
Нят поднёс листочек к свету, проникающему через вентиляционное окошко. Несколько строк, написанных знакомым почерком, вызвали в нём чувство радости, вселили в сердце надежду на спасение. Он ещё и ещё раз перечитал записку. В ней было написано: «Хвалю твою твёрдость. Скажись больным и просись в больницу на лечение. Шонг Хыонг».
Нят крепко зажал листочек в кулаке. Потом положил его в рот, разжевал и проглотил. Ему было радостно. Несколько строк на клочке бумаги, подписанные знакомым псевдонимом Шонг Хыонг, были подобны чуду, которое, сломав железные засовы, вошло в его каменный мешок.
Теперь всё время рядом с ним была организация, были товарищи. Все эти кандалы, тюрьмы, решётки не могут пресечь его связи с организацией, с товарищами. Именно поэтому, находясь в руках врагов, будучи окружённым ими, Нят не чувствовал себя одиноким, не ощущал себя изолированным. Он всё время верил в ту великую силу, в тот коллектив, который раздавит врага. Эта вера помогала ему смотреть в лицо врага глазами уверенного в своей правоте несгибаемого борца и победителя.
Он убедился в том, что организация существует и что члены этой организации есть в любом месте. Он чувствовал, что во тьме камеры на него смотрят верящие глаза друзей, их оптимистические улыбки подбадривают его, их верные руки протягиваются к нему. Его сердце наполнилось радостью.
Оп не заметил, как рассвело. Дверь камеры со скрипом открылась. Два охранника сделали Няту знак выходить. Его повели в камеру для допросов.
На следующий день, войдя в кабинет Нго Динь Кана, Фан Тхук Динь увидел, что шеф прослушивает допрос Хонг Нята, записанный на магнитную ленту. Кан сделал ему знак молчать и продолжал внимательно слушать записанный разговор, звучавший с почти невидимой ленты в специальном устройстве величиной с половину авторучки. Динь не представлял себе, где был установлен в комнате для допросов записывающий аппарат, по мысленно похвалил его чувствительность: он записал каждое слово, каждый вздох, каждую интонацию собеседников.
Прослушав кассету до конца, Нго Динь Кан сказал:
— Вы хорошо говорите. У вас есть такие качества, как настойчивость и мягкость, которыми я не обладаю. Думаю, что в конце концов вы убедите его.
— Вы чересчур расхваливаете меня, ваше превосходительство, — скромно заметил Фан Тхук Динь.
— Этот коммунист опасен. Очень жаль, что нельзя использовать решительных мер. А всё потому, что он держит в руках много нитей и пользуется авторитетом среди студентов-бунтарей. Я думаю, надо применить другой способ. Видели вы когда-нибудь муху, запутавшуюся в паутине? Понаблюдайте, и вы увидите, что паук даёт попавшейся мухе биться до тех пор, пока у неё достаёт сил. Каждый день он её понемножку посасывает и посасывает, а в результате от мухи остаётся одна оболочка, а внутри — пустота. — Глядя на внимательно слушающего Диня, он самодовольно расхохотался. — Вы, видимо, не до конца понимаете смысл моих слов? Уточню. В наших руках этот Хонг Нят сохранит оболочку, свой коммунистический облик, но душа его будет принадлежать нам. Надо сделать из него подсадную утку, которая будет крякать, подзывая своих. Нас очень интересует эта стая, очень. И он будет жить и крякать, подзывая её. Редко удаётся заполучить такую утку, очень редко. Помогите же мне воспитать и обучить эту птичку.
— А если он нас не послушает? — спросил Фан Тхук Динь.
— Тогда остаётся единственный путь, — ответил Кан, ехидно улыбаясь, — пустить его на мыло. Если тигры не поддаются приручению, их не оставляют в доме, но и не выпускают обратно в джунгли. Президент всё время говорит, что наши руки не должны дрожать. Чем больше уничтожишь, тем лучше.
