В комнате за столом, на котором стояла малюсенькая электролампа с абажуром, сидел человек, явно ожидающий прихода Чан Миня и Ли Нгок Ту.
— Здравствуйте, друзья. Садитесь, — предложил он. Ли Нгок Ту старался хорошенько рассмотреть лицо Хонг Нята. В слабом свете лампочки Ту видел черты человека, которому ещё не исполнилось тридцати, решительного, со светлыми глазами и чуть впалыми щеками.
— Мне уже рассказывали о Ли Нгок Ту, — сказал Хонг Нят, — и я восхищён твоим боевым духом. — Он помолчал мгновение, потом посоветовал молодым людям: — Прежде чем начать нашу беседу, запомните, что в случае чего вы выпрыгиваете в окно и бежите через сад. Там есть выход на берег реки. Переберётесь на противоположный берег и будете в безопасности.
— А вы? — спросил Ли Нгок Ту.
— Я найду способ уйти. — Хонг Нят усмехнулся. — Ну, давайте побеседуем. Товарищ Ту хотел встретиться со мной, и, наверное, у него много важных вопросов.
Неожиданно снаружи раздалось громкое кошачье мяуканье.
— Тревога! — приглушённо воскликнул Хонг Нят. Он нажал кнопку выключателя. Свет погас. Чан Минь схватил Ли Нгок Ту за руку и подвёл к окну. Они выпрыгнули в сад. В дверь домика уже громко стучали прикладами автоматов. Юноши отыскали выход из сада и выбежали на берег реки. На той стороне её был район Конхен. Юноши вброд перешли протоку, оделись и не спеша пошли по берегу. Потом они наняли лодку, которая доставила их по реке до хутора Виза. Когда Ли Нгок Ту вернулся домой, часы на церкви Фукам пробили одиннадцать.
Пятеро полицейских, взломав двери, с оружием на изготовку ворвались в домик. Они включили сильные электрические фонари, обшарили все уголки дома, но Хонг Нят как в воду канул — домик был пуст.
После этого вечера Ли Нгок Ту вновь договорился с Хонг Нятом о встрече, но уже в другом месте. В дальнейшем их контакты стали регулярными. Больше всего они говорили о том, как расширить движение среди студенческой молодёжи. Выполнив несколько заданий, Ли Нгок Ту завоевал доверие Хонг Нята. Помимо чисто деловых отношений между ними возникла взаимная симпатия, вскоре переросшая в дружбу. Получая от Хонг Нята пароль для связи, когда это было необходимо, Ту обычно сам вместо связного приходил договариваться о месте встречи.
Однажды Хонг Нят находился на явке в районе Ванзыонг, когда туда явились агенты секретной службы. Присутствовавшим удалось скрыться в тайнике. Хозяйка квартиры, шестидесятитрехлетняя старуха, замаскировав вход в тайник после того, как туда спустился Нят, поднялась на второй этаж, где встретила агентов. Не говоря ни слова, они на месте убили женщину, Потом спустились вниз, направились прямо к тайнику, в котором спрятался Хонг Нят, и открыли его. Нят пытался убежать, но тщетно. Они сбили его с ног и скрутили.
Нго Динь Кан лично допрашивал Хонг Нята. Он жевал бетель, как это делал всегда на службе или когда принимал гостей. Двигая челюстью, он сказал:
— Здравствуйте, господин Нят. Как поживаете? Боже, как давно я слушаю ваш голос, а вот только сегодня удалось вас встретить. Отлично! Отлично!
Хонг Нят молчал. Нго Динь Кан смерил его взглядом с ног до головы, и продолжал:
— Ну что же вы молчите, господин Нят? Я хорошо понимаю, что я вам не по душе. Но это пустяк. Мы вполне можем сосуществовать друг с другом, лишь бы нам хоть на минуту взаимно уступить и договориться. — Кан самодовольно хихикнул. — Я хочу лишь спросить, господин Нят: кто вами непосредственно руководит? В каком месте находится руководство? Кто ответствен за связь между городом и военными округами? Стоит вам ответить на эти вопросы, и вы тотчас же будете на свободе!
Хонг Нят по-прежнему не проронил ни слова, лишь спокойно смотрел на Нго Динь Кана. Казалось, он хотел воспользоваться случаем и запечатлеть в памяти образ этого всесильного властелина Центрального Вьетнама, сравнить с оригиналом те характеристики, которые давал ему народ. У Нята мелькнула мысль, что перед ним сидит старый, коварный и жестокий феодал, один из тех, кого похоронила Августовская революция 1945 года, вставший теперь из могилы и появившийся здесь. Он производил впечатление неестественного сочетания реального и призрачного, потустороннего. И в голосе его и в жестах проглядывали властолюбие, привычка повелевать.
Нго Динь Кан был поражён спокойным, изучающим взглядом Хонг Нята. Он привык к испуганным, покорным и заискивающим взглядам подчинённых.
— Хорошо, — сказал он, стараясь сохранять спокойствие. — Тогда позвольте спросить о другом. Где расположен руководящий орган провинции Тхуанхоа? Сколько человек входит в него? С кем вы связаны? Будет достаточно, если вы ответите хотя бы на один из этих вопросов.
— Я ничего не знаю, и мне не о чем говорить, — ответил Хонг Нят.
Молодой человек говорил решительно и равнодушно, и это подействовало на Нго Динь Кана так, будто он натолкнулся на каменную стену. Стараясь не показывать гнева, Кан продолжил:
— Господин Хонг Нят, неужто трудно понять, что ваша дальнейшая судьба полностью зависит от моего решения? Мне необходимо, чтобы вы ответили на мои вопросы, — и тогда я немедленно верну вам свободу. Вы будете жить легко и счастливо там, где пожелаете, и не будете заниматься такими делами, которые требуют скрываться в тайниках и валяться в пыли. Если вы согласитесь сотрудничать с нами, я буду относиться к вам очень хорошо и вам будет дозволено всё. Вы сможете сразу же строить счастье с любимой женщиной. Я знаю, она учится в Сайгоне. Ну так как, вы ответите мне? Государство сурово карает те, кто идёт против него, но оно гуманно и милосердно к тем, кто умеет исправляться. Постарайтесь понять это, и, если понадобится время, чтобы подумать, я от души готов дать дня два, чтобы вы всё взвесили, а затем ответили на мои вопросы, которые…
— Мне не о чем думать, — прервал его речь Хонг Нят. — Вы то так, то этак пытаетесь заставить меня говорить. Я отвечу вам прямо: зря теряете время, пытаясь заставить меня сказать хоть слово, или прельстить посулами, или добиться, чтобы я пошёл за вами. Причина элементарно проста: если я поступлю так, как вы хотите, я стану предателем народа и родины. Это вам надо задуматься и раскаяться. То, что вы называете вашим государством, по сути дела, создано Соединёнными Штатами и является не чем иным, как орудием осуществления агрессивных замыслов американского империализма. А ведь история говорит о том, что тот, кто, опираясь на иностранную помощь, шёл против народа и родины, бывал жестоко бит и осуждён историей, как, например, Чан Ить Так и Ле Тьеу Тхонг.
Хонг Нят всё более воодушевлялся, а Нго Динь Кан, слушая его, всё больше наполнялся злобой. Он выплюнул в угол бетель, на его щеках заиграли желваки, лицо побагровело. С большим трудом сохраняя в голосе безмятежность, Кан сказал поучительно:
— Ну, ну, господин Хонг Нят! Здесь не место для пропаганды, да и не время нам дискутировать. Лучше запомните-ка, что у вошедшего сюда только два пути: первый — рассказать всё, что я хочу знать; второй — отправиться к праотцам. Третьего пути не дано. А у меня есть достаточно средств, чтобы заставить вас сказать всё, что меня интересует.
Лицо Хонг Нята оставалось решительным и суровым. Он лишь слегка усмехнулся. Нго Динь Кан поднялся:
— Я дам вам время подумать. Поразмыслите и решайте так, чтобы потом не жалеть.
Нго Динь Кан вышел из комнаты, в которой он допрашивал Хонг Нята. В душе его бушевала ярость. Ему было необходимо, чтобы Хонг Нят раскрыл систему организации студенческой молодёжи, выдал комитет, руководящий революционным движением в городе, рассказал об основных направлениях революционной деятельности. К людям, попавшим к нему в руки, применялись ультраизощренные методы и пытки: вырезали кусок мяса из живого тела, а потом запихивали в рану паклю, смоченную в бензине, и поджигали; ломали рёбра или выворачивали суставы рук и ног; выдёргивали щипцами зубы или выдирали ногти на пальцах рук и ног; наливали известковую воду в ноздри, в глаза, в уши. Лишь бы тот, кого пытали, не выдержал — хоть на мгновение, — не выдержал и заговорил. Лишь бы вырвать необдуманное словечко, и тогда пытки усиливались, чтобы истязуемый сказал всё, что знал. Но ведь были такие, кто умирал, так и не промолвив ни слова. Каков же этот Хонг Нят? Конечно, это важная птица, к нему сходится, наверное, много нитей. Сколько сил надо положить, сколько подходов обдумать, сколько дел переделать, чтобы заставить его говорить! Будет слишком неразумно его просто ликвидировать, если он не заговорит. Конечно, когда он расскажет, ему тоже не жить. Президент ведь приказал не оставлять в живых ни одного коммуниста. Что же предпринять, чтобы заставить его заговорить прежде, чем он отойдёт в лучший мир? Слишком этот парень твёрдый и упрямый.
Фан Тхук Динь дожидался Кана в его рабочем кабинете.
