— Так точно, господин полковник. Паушке командовал последним патрулем. Все его подчиненные были убиты автоматными очередями, а сам Паушке бесследно исчез. Кроме того, мы не знаем, почему капитан фон Випрехт, невзирая на самый строгий запрет, добровольно впустил нападавших в контрольное помещение. Не найдено никаких следов борьбы. Тело фон Випрехта и теперь лежит на контрольном пульте. Короче говоря, есть слишком много неясностей, о которых мы должны немедленно сообщить офицеру контрразведки, иначе сами можем попасть в неприятное положение. Но дело не только в этом. Десять ракет нам не перебросить собственными силами. Для этого надо вызвать не менее взвода солдат, а еще лучше — два взвода. Надо взять из дивизионного гаража не меньше четырех бронированных автомашин, приспособленных для перевоза боеголовок. Водителям машин надо дать приказ о выезде и назвать конечный пункт. Как мы можем сохранить в тайне такую сложную операцию? Как скрыть от солдат следы перестрелки на территории базы и тела убитых? А вдруг кто-нибудь из усыпленных или отравленных патрульных очнется и подымет крик?
Наступает молчание.
— Кто следующий? — спрашивает подполковник Пионтек, барабаня пальцами по столу.
— У меня вопрос, — говорит до сих пор молчавший майор Штам. — Сколько офицеров нашей дивизии входит в организацию?
— Майор, вы не вправе задавать такие вопросы! — резко отвечает Пионтек.
— Прошу прощения. Но хотел бы объяснить причину, побудившую меня задать этот вопрос. Если бы мы могли собрать, скажем, двадцать человек, переодеть их в солдатские мундиры (у меня под рукой ключи от резервного вещевого склада) и имитировать формирование обычного транспортного взвода? Машины могли бы подъехать к зданию штаба, а дальше мы повели бы их сами.
— Кажется, я могу предложить лучший вариант, — прерывает его капитан Вибольд. — В четырех километрах от Эшерпфара расположилась вчера часть особого назначения, о которой мне знать, в сущности, не положено. Но так вышло, что ею командует мой школьный товарищ, а у нас с ним одинаковые политические взгляды. Ему можно доверять. Парни у него не из болтливых, и, если им приказать держать язык за зубами, вы, господин полковник, можете быть уверены, что приказ будет выполнен. Им можно поручить вывоз боеголовок. Эти части вообще на несколько особом положении. Им поручают такие секретные дела, что никто не будет задавать начальнику сопровождающей группы дурацких вопросов.
— А как у них с транспортными средствами? — спрашивает Пионтек.
— К сожалению, насколько мне известно, они располагают лишь легкими полевыми средствами передвижения.
— Так чего вы нам головы морочите? Время идет, господа.
— Простите, господин полковник, — говорит майор Штам, — но я хотел бы снова вернуться к своему предложению, дополнив его тем вариантом, который соблаговолил здесь изложить коллега Вибольд. Если вы созовете двадцать доверенных офицеров, разумеется членов нашей организации, я за четверть часа переодену их в солдатские мундиры. Одновременно дежурный по дивизии, то есть капитан Вибольд, даст водителям приказ подогнать четыре машины к зданию штаба. Затем штабная машина отвезет водителей обратно в казармы. За это время мы, в солдатских мундирах, примем машины и отправимся на базу, где при помощи кранов погрузим предметы специального назначения. После этого мы выведем машины в условленное место, неподалеку отсюда. Ящики с боеголовками будут запломбированы. Там примут груз солдаты части особого назначения, о которой говорил капитан Вибольд. Тем временем мы вернемся в штаб, переоденем мундиры и предпримем, так сказать, срочные и энергичные следственные действия в связи с налетом на базу. Разумеется, для этого потребуется согласие и умение хранить тайну со стороны командира части. Будет ли этот человек сочувствовать нашим целям, если о них догадается?
— Неужели вы думаете, — смеется капитан Вибольд, — что в части особого назначения подбирают коммунистические элементы или слезливых пацифистов?
Офицеры дружно одобряют план майора Штама. Подполковник Пионтек его уже принял, но остается еще несколько вопросов.
— Боеголовкам ничто не угрожает, если их снять с места складирования?
— В принципе нет, — отвечает заместитель командира дивизии по технике подполковник Фретциг. — С той лишь оговоркой, что у какого-то числа боеголовок могут быть обнаружены неисправности в конструкции. Пока боеголовка находится на складе, вероятность внезапной вспышки радиоактивности невелика, в сущности равна нулю. После отсоединения боеголовки от автоматического контроля за радиоактивностью и от устройства, блокирующего плутониевый заряд, опасность может оказаться статистически большей.
— Как вы расцениваете вероятность такой случайности?
— Американскими нормами предусмотрено, что в одной боеголовке из ста могут иметь место отступления от параметров.
— Нас же интересуют лишь десять ракет, а значит, вероятность равна одному на тысячу. Я правильно считаю?
— Так точно, господин подполковник.
— Хорошо. Тогда следующий вопрос. Достаточно ли четырех машин для перевозки десяти боеголовок?
— Грузоподъемность каждой машины — шесть тонн. Если общий вес боеголовок не превысит пяти тонн, затруднений не будет. Но это значит, что мы сможем взять только одну боеголовку мощностью в триста килотонн, которая весит больше восьмисот килограммов. Надо учитывать и вес фермы, а в первую очередь вес свинцового кожуха каждой боеголовки.
— Вот именно! — восклицает майор Кирш. — А те, кто похитил маленькую боеголовку, взяли свинцовый кожух?
— Нет, и это удивляет, — говорит подполковник Фретциг. — Они производят впечатление людей, в совершенстве знающих ядерную технику, а пренебрегли такой элементарной предосторожностью.
— Значит, они погибнут от радиации? — спрашивает Вибольд.
— Неизвестно. Это зависит от экземпляра боеголовки.
— Но в таком случае придется взять с собой брошенный кожух. Если его кто-нибудь обнаружит, будут неприятности.
— Правильно, — говорит Пионтек. — Итак, совещание закончено, господа офицеры. Слушайте боевой приказ. Да, господа, боевой. Прошу сверить часы. Сейчас семь тридцать четыре. В восемь пятнадцать, с точностью до минуты, сбор в правом крыле штабного здания. Майор Штам приготовит солдатские мундиры…
— Сколько, господин подполковник? — не скрывая улыбки, спрашивает Штам.
— Ну, скажем, двадцать. Вы сами назвали это число. А теперь — за дело.
Чтобы вывести из строя Главную сеть безопасности на Секретной базе № 6, доктору Пишону пришлось работать три месяца, но, как обычно с ним бывало, идея родилась однажды утром, буквально за секунду.
Наряду со многими странностями Андре Пишону-Лало присуща была редкая особенность, которая заключалась в том, что на двенадцатом году жизни он почти перестал спать. Врачи тогда долго этому удивлялись, пока Андре не махнул рукой на медицину. Огромный чердак, который он снимал на старой вилле в предместье Дюссельдорфа, был приспособлен к образу жизни его обитателя и разделен на три части в соответствии с тремя основными занятиями Пишона.
В первой части размещалась домашняя лаборатория, оборудование которой привело бы в волнение все полиции Европы. Вторая часть была отведена под библиотеку, где комплекты порнографических журналов соседствовали с работами по теоретической физике, а стихи Гёльдерлина стояли рядом с учебниками физической химии. Третья часть чердака именовалась «медвежьей берлогой». Там был поломанный стул, на полу лежали звериные шкуры и стоял огромных размеров старомодный письменный стол. Не было ни одной книги, никаких репродукций, вообще не было лишних предметов. Пишон утверждал, что они мешают человеку сосредоточиться, и, пребывая в «берлоге», он испытывал бы к ним ненависть. Являясь туда около полуночи, мучаясь бессонницей, он оказывался один на один с собственными мыслями и идеями. Это продолжалось до рассвета, когда доктор Пишон забывался недолгим, примерно часовым, тревожным сном.
Именно там, в «медвежьей берлоге», Андре Пишон в начале марта около четырех часов утра придумал, как перехитрить военных инженеров бундесвера. Последствиям этого внезапного озарения предстояло всерьез и надолго повлиять на мировую политику.
Со времен работы в «Даугрин индустри» доктор Пишон знал, что на разного рода секретных объектах применяется для охраны помещений и оборудования система ЛКС, в просторечии «лазерный забор». Дважды в минуту лазерный луч проходил путь от рубинового генератора до расположенного напротив криптонового отражателя. Отсюда и название — «Лазерно-криптоновая система». С виду это было устройство, сходное по своему действию с прежними фотоэлементами, но с той существенной разницей, что лазерный луч был опасен для живых организмов. Если пересечь его, он мог причинить серьезную травму и даже умертвить.
