— Ну нет, — рассмеялся Дунаев. — Она бы этого ни за что не захотела. Понимаете, ее мать была в то время еще жива, и она жила в России. Я уверен, что она не захотела бы рисковать ее безопасностью.
— Целая цепь заложников, — задумчиво произнес Чарли. — А что вам известно о документе, которым владел Леман?
— Ничего. Только то, что он у него был.
— А Берия наконец получил бумагу?
— Нет, но он очень старался.
— Каким образом?
— Он даже предлагал обменять на документ Соню. Он по какой-то причине считал его невероятно важным.
На кладбище было тихо и безмятежно. Стоуну казалось, что он не в Париже, а в каком-то красивом лесу. Полуразрушенные могилы больше походили на валуны, многие венки покоричневели. То тут, то там возвышались ветхие склепы с бутылками из-под пива на полу и покосившимися окнами.
— А почему Леман не согласился на сделку?
— Он как раз согласился. Он был просто одержим идеей заполучить дочь.
— Согласился? Но…
— Но Берию расстреляли.
— А, да, — вспомнил Чарли. — А вы были связаны непосредственно с Берией? Или с кем-нибудь из его людей?
— Непосредственно с ним. Он хотел, чтобы дело было совершенно секретным.
— А вы когда-нибудь раньше слышали обозначение «К-3»?
— «К-3»? — медленно повторил Дунаев.
— Это «крот» в организации Берии, которому он безраздельно доверял.
Они миновали могилу Симоны Сигноре и вошли в колумбарий. На каждой мраморной табличке, украшенной искусственными цветами, были выгравированы имена золотыми буквами.
— Я не знаю ни о каком «кроте», — произнес Дунаев. — Но ведь было бы странно, если бы я знал, правда? Ведь тогда бы о нем знал и Берия. Да тогда он просто не был бы «кротом», — впервые за все время эмигрант рассмеялся.
— Но ведь о попытке Берии захватить власть вы знали?
— Конечно. Об этом знали все… Уже после факта. После того, как его расстреляли, об этом заговорили повсюду.
Теперь Дунаев шел явно целенаправленно. Он знал, куда идет.
— А вы слышали что-нибудь о попытке отдельных людей на Западе помочь в организации и проведении этого переворота?
Дунаев шел очень быстро, Стоуну приходилось бежать, чтобы не отстать. Вдруг они остановились перед блестящим черным гранитным надгробием. Камень был гладкий, как зеркало. С левой стороны была прикреплена овальная фотография.
Дунаев молча глядел на надгробие.
— Возможно, вам знакомо лицо на фотографии? — спросил он.
Конечно, Чарли сразу узнал. Это же лицо, только чуть старше, было на фото, которое ему переслал Сол Энсбэч. Большая инкрустированная табличка гласила:
Соня Кунецкая
18 января 1929 года — 12 апреля 1955 года.
— Теперь видите? Уинтроп Леман свободен уже много лет, — мрачно произнес Дунаев. — Его дочь мертва.
Вашингтон
Было около четырех часов утра, когда обычное спокойствие фонда «Американский флаг», расположенного на Кей-стрит в центральной части северо-восточного района Вашингтона, было нарушено. Причиной этому явились частые сигналы, раздавшиеся с одного из мониторов. Первым человеком, услышавшим их, был один из специалистов-компьютерщиков «Флага», двадцатидевятилетний капрал запаса Глен Фишер. Он быстро повернулся в вертящемся кресле и, взглянув на экран, издал вопль и окликнул одного из своих коллег.
— Тарноу, смотри сюда! — он кивнул в сторону монитора.
Распространенное мнение, что телефонный разговор продолжительностью меньше минуты невозможно засечь, теперь уже не совсем соответствует действительности. Мониторы компьютеров, за которыми наблюдал Глен Фишер, были подсоединены к почти фантастическому электронному прибору, известному под названием «счетчик звонков». Эта хитроумная система позволяла немедленно узнать номер телефона, с которого был произведен звонок. Оперативники «Флага» установили перехватчики в аппаратах некоторых офисов и частных домов. Стоит человеку набрать номер одного из этих телефонов, как на мониторах «Флага» появляется номер телефона, с которого был произведен звонок.
Некоторые линии находились под постоянным наблюдением. В частности, дом заместителя госсекретаря Уильяма Армитиджа. Сейчас ему звонили из Чикаго.
— Введи это, Глен, — потребовал Тарноу.
— Эй, парень, а что ты думаешь, я делаю? — огрызнулся Фишер, вводя десятизначный номер в другой банк данных и выводя на монитор. В банке этого компьютера были заложены данные о нескольких тысячах людей, возможных контактеров бывшего аналитика ЦРУ, а ныне ударившегося в бега опасного преступника Чарльза Стоуна.
Машина угрожающе защелкала, и через секунду на экране появилось имя.
— Отлично, — нежно похлопывая ладонью по монитору, произнес Фишер. — То-то генерал будет счастлив.
Париж
Стоун, не в силах вымолвить ни слова, изумленно уставился на надгробие.
— Этого не может быть, — наконец произнес он. — Я не…
Старик печально кивнул.
— Ну что, это облегчает ваше дело? — спросил он. — Или наоборот?
— Нет… — начал отвечать Стоун и вдруг замолчал, прислушиваясь.
Недавние события чрезвычайно обострили его нервы, чувства и боковое зрение. И сейчас он скорее почувствовал, чем услышал что-то необычное. Это были не медленные и спокойные шаги посетителей кладбища, а кто-то явно двигался по направлению к ним.
— Ложитесь! — приказал он старику.
Дунаев взглянул в ту же сторону, куда глядел Стоун, и тут раздался выстрел. Увлекая эмигранта за собой, Чарли нырнул вперед. Пуля ударилась о надгробную плиту всего в нескольких дюймах от их голов. Стоун почувствовал, как на него посыпались осколки камня. Времени раздумывать у них не было. Неясная тень стрелявшего в них была справа, не более чем в сотне футов. Ничто не отделяло жертв от убийцы. Следующий выстрел будет в их головы.
Опять грохот. И почти в ту же секунду пуля вонзилась в землю на могиле Сони Кунецкой.
— Сюда! — прошипел Стоун. — Пригнитесь! — Он толкнул старика к высокому и широкому склепу. По лицу Дунаева текла кровь.
Это было спасение, но всего лишь на несколько секунд. У стрелявшего было одно очень большое преимущество: он явно отлично их видел. Но Дунаев успел вытащить свой пистолет и, неудобно изогнувшись, старался прицелиться в напавшего на них человека, оставаясь при этом за белой мраморной плитой.
Вот он! Силуэт неизвестного, стоящего в позе готовности к стрельбе, вырисовывался на фоне темных кустов. Они были совершенно беззащитны. Стоун быстро оглянулся: возможно, этот человек не один. Но нет, лишь солнечные лучи блестели на памятниках, тени скользили по старым могилам.
— Назад! — приказал Дунаев, сняв пистолет с предохранителя и прицелившись.
Вдруг — новый выстрел!
Стоун закрыл старика своим телом, стараясь повалить его на землю. Но на этот раз выстрел был сделан справа! Там был еще один человек, и он успел выстрелить первым.
Стоун и Дунаев сидели не шевелясь. Прошло несколько секунд, показавшихся им вечностью. Было очень тихо. Выстрелы прекратились. Внезапно начавшись, все так же внезапно и закончилось. Совершенно обескураженный, Дунаев опустил пистолет.
Чарли, ослабевший от напряжения, огляделся. Старик, дрожа, последовал его примеру.
— Что произошло? — тихо спросил он.
— Понятия не имею, — честно признался Стоун. — Я знаю только одно: мы все еще живы.
Двое мужчин подошли к скрюченному телу убитого. Вдали послышался нарастающий шум: голоса и шаги людей, взволнованных звуками выстрелов, были все ближе.
— Что вы делаете?! — воскликнул Стоун.
Дунаев быстро нагнулся и с проворством бывшего шпиона всунул большой палец мертвецу в рот, окровавленный и искривленный в предсмертной агонии. Он умело раздвинул челюсти и, заглянув внутрь, вздохнул:
— Так и есть.
Затем он пробежался руками по торсу убитого, ловко разорвал куртку и, подняв руку, осмотрел его подмышку. Он явно что-то искал и не нашел.
— Давайте убираться отсюда, — сказал Стоун. Кровавое месиво, в которое превратилось лицо несостоявшегося убийцы, сразу напомнило ему о кэмбриджском кошмаре. Его затошнило. — О чем вы? Давайте уходить. Нельзя, чтобы нас здесь застали.
Дунаев встал и вслед за Чарли пошел вниз по тропинке, ведущей к выходу с кладбища.
— Кто же его застрелил? — спросил Стоун. — И куда он делся?
Запыхавшийся Дунаев, казалось, не слышал, что он говорил. Наконец он произнес:
— У него русские пломбы в зубах. Я сразу узнал. Но он не из КГБ и не из ГРУ.
— А это-то вы откуда знаете?
— По двум причинам, — ответил Дунаев. — Первая: пломбы в зубах гораздо лучшего качества, чем те, что делают мясники Лубянки, именующие себя дантистами. Работа русская, но очень дорогая. Я всегда считал, что такие привилегии предоставляются только членам Политбюро.
