– А как же ужин, Илья? – обескураженно сказал полковник Стэнли. – Вас ужин ждет в ресторане…
– Потом! – отмахнулся Илья. – Через час! Мы как раз проголодаемся… – И расхохотался своей шутке.
Он уединился со своей Оленькой в номере 27, а Ставинскому и Наде достался номер напротив.
Услужливая и возбужденная наркотиком Наденька прямо с порога стала сбрасывать с себя одежду. Ее тонкая фигурка и маленькие балетные грудки были чертовски соблазнительны, но Ставинскому было не до секса. Пока Наденька принимала душ и нетерпеливо звала его к себе в ванную комнату, Ставинский открыл еще одну бутылку шампанского и всыпал в Наденькин бокал самбривип. Надя вышла из ванной голышом, бросилась в постель, выпила со Ставинским на брудершафт и, расстегивая на нем мундир, уснула.
Ставинский взглянул на часы. Было 11.40. На всю его операцию оставалось меньше полутора часов. Он застегнул на себе мундир и пошел искать Вирджинию, чтобы посвятить ее в детали побега.
Номер 33 был на третьем этаже. Ставинский негромко постучал, но ему никто не ответил. Он нажал дверную ручку – дверь оказалась незапертой. Ставинский шагнул через порог, нащупал сбоку выключатель и включил свет в номере. Гостиничный номер был точно таким же, как номер, в котором он только что оставил Надю, – нежилой, с аккуратно застеленной кроватью и без всяких вещей Вирджинии. Только на тумбочке под настольной лампой стояли маленькая пластмассовая кукла и надувной резиновый пингвинчик – не то для украшения номера, не то забытые съехавшей хозяйкой.
Увидев эти игрушки, Ставинский почувствовал первый тревожный укол в сердце. Могла ли беременная женщина, съезжая из номера, забыть детские игрушки?
Он выключил свет в номере и пошел вниз, в вестибюль гостиницы, искать полковника Стэнли.
Он нашел его в ресторане гостиницы, где полковник Стэнли и Луи Нортон – черный учитель негритянского сленга и произношения (он же по совместительству бармен и официант) – в ожидании высоких гостей болтали за накрытым столом.
– Уже? Так быстро? – с удивленной улыбкой спросил по-русски полковник Стэнли у Ставинского.
Ставинский изобразил на лице смущение, пожал плечами и подсел к ним за стол. «Если они собираются сидеть тут всю ночь, – мельком подумал он, – то лучше отключить их сейчас тем же самбривином…»
– Девочка спит, а я проголодался… – сказал он.
Через несколько минут, поговорив о погоде и московских слухах, Ставинский спросил у полковника Стэнли:
– В прошлый раз мы тут чуть не задавили одну беременную американку. Кажется, ее зовут Вирджиния или что-то в этом роде. Как она поживает?
Полковник Стэнли нахмурился, переглянулся с Луи Нортоном. Потом нехотя сказал:
– Она в больнице. У нее выкидыш.
– Выкидыш?! – вырвалось у Ставинского.
Стэнли посмотрел на него удивленно – уж слишком чрезмерной была реакция генерала Юрышева на выкидыш у какой-то почти незнакомой ему американки.
Но Ставинский в эту секунду уже не отдавал себе отчета в том, с кем он разговаривает и где. Он рывком дернулся к Стэнли:
– Вы сказали – выкидыш?! – У него было белое, перепуганное лицо.
– Нет, не тогда, когда вы ее чуть не сбили, и не от этого, – сказал ему полковник Стэнли. – Все случилось позже, неделю назад. Так что вашей вины тут нет…
Ставинский с трудом сглотнул воздух. Как же так?! Ведь ради этого ребенка и Вирджинии он прошел через бог знает что – он выбрасывался из поезда, ему сломали руку и выбили зубы, он валялся в госпитале и симулировал ретроградную амнезию, он, ежедневно рискуя жизнью, изображает Юрышева и добрался-таки до этой секретной «Мини-Америки», чтобы сегодня ночью – наконец! – вывезти отсюда Вирджинию и бежать с ней на Запад. А у нее – выкидыш, и она – в больнице! Это невозможно! Это… А как же самолет на озере Ильмень? Может быть, бежать одному? CIA ждет от него материалы по новому советскому секретному сверхоружию. Но плевать ему на CIA! И на весь мир, пусть его хоть завтра потрясут эти землетрясения! Он не улетит из СССР без Вирджинии.
Под удивленными взглядами полковника Стэнли и Луи Нортона он дрожащей рукой налил себе полфужера коньяку и залпом выпил. вмеcте с обжигающей жидкостью вернулось ощущение опасности – уж очень удивленно следили за его действиями полковник Стэнли и Нортон. Прокашлявшись, Ставинский сказал:
– А я испугался, что это по моей вине, из-за того происшествия. В какой она больнице?
Издали, из вестибюля гостиницы, донесся телефонный звонок. Полковник Стэнли вздохнул: «Завтра новые студенты приезжают, всю ночь теперь будут названивать…» Кругленький, как колобок, он пингвиньей походкой пошел к телефону.
Нортон проводил его взглядом и сказал:
– Вы тут ни при чем. Просто она была любовницей генерала Андропова, и он не захотел, чтоб она рожала. Они ввели ей какое-то лекарство и… Зачем ему любовница с ребенком? Он же хозяин мира. Может сделать аборт, может убить кого хочет. Не знаю только, сможет ли он теперь ее спасти… – И на вопросительный взгляд Ставинского пояснил: – Она в тяжелом состоянии. Только не говорите об этом при Стэнли. Он и так себе места не находит из-за этой истории. Похоже, он привязался к ней, да и мы все тут любили ее…
Ставинский выпил автоматически, даже не ощутив вкуса коньяка.
Он не слышал, что еще говорил ему этот черный Нортон. Он сидел оглушенный, разбитый, пустой. Босоногая золотоволосая девочка бежала от него по горячему песку флоридского пляжа.
Где-то на окраине его сознания еще мелькали мысли о том, что в 4.30 на озере Ильмень его будет ждать самолет. Но он не мог бежать без Вирджинии…
В трех часах езды от «Мини-Америки» на темном, заснеженном льду озера Ильмень стоял самолет-планер Ланы Петт. Лана нетерпеливо посматривала на часы. Контрольное время истекло – 4.15… 4.18… 4.22… В 4.23 из леса на лед озера вышли пять неясных силуэтов. «Собаки», – подумала сначала Лана. Пересекая след самолетных лыж, смазанных для скольжения специальной, на натуральном жире, мазью, свора остановилась, принюхалась к следу, потом рысцой направилась к самолету. Добежав и обнюхав самолетные лыжи, передняя собака села на снег под самой кабиной, подняв морду к кабине, и протяжный дикий вой огласил ночное озеро. И тут же рядом с первой уселись остальные и стали подвывать. «Волки!» – с ужасом поняла Лана. От их воя леденела кровь.
Дикая, голодная волчья стая сидела под кабиной ее самолета.
Лана не выдержала. В 4.29 она включила зажигание, мотор взревел, отпугнув волков, и Лана отпустила тормоз. Самолет коротко пробежал по заснеженному льду озера и взмыл в ночное небо.
22 мая 1982 года, в 24.00 часов, в серой ночной полутьме подводная лодка «У-300», свежепокрашенная после недавнего ремонта, отошла от пирса базы подводных лодок в Балтийске и взяла курс в открытое Балтийское море.
На мостиках ходовой рубки стояли, держась за леерные ограждения, командир лодки капитан второго ранга Петр Гущин, старший помощник капитана Олег Куваев, заместитель командира лодки по политической части Василий Донов и куратор похода от Генерального штаба Советской Армии генерал-майор Сергей Юрышев (Ставинский).
Холодный морской воздух обдувал их лица, зыбь Балтийского моря билась о корпус лодки и швыряла на их офицерские бушлаты крупные соленые брызги.
Ставинский опять расставался с Россией. Позади осталось чудовищное напряжение последних двух месяцев, которые Ставинский затратил на то, чтобы подвести Опаркова и Бенжера к мысли о необходимости послать его куратором этого похода. То Политбюро, то Генштаб постоянно откладывали этот поход, и только начало войны Маргарет Тэтчер за Фолклендские острова показалось Опаркову подходящим моментом для операции – внимание всего мира было занято англо-аргентинской войной. 21 мая, когда британская морская пехота стала высаживаться на Фолклендские острова, а британский флот прямой наводкой обстреливал Порт-Стэнли и британские «харриеры» бомбили Фокс-Бей, в Балтийск пришла радиограмма маршала Опаркова:
«Приказываю сегодня, в 24.00, приступить к исполнению операции».
Лодка медленно обошла северный мыс лесистой Куришес-Нерунг-косы и вышла в море. За кормой в дымке низкого ночного тумана растворялись огоньки Клайпеды – последние огоньки советской земли. В этой земле остались могила бывшего полковника Генштаба Сергея Юрышева, похороненного под именем американского туриста Роберта Вильямса, могила незадачливого майора КГБ Фрола Незначного и могила Вирджинии. Вирджиния Парт, не приходя в сознание, скончалась в больнице КГБ 9 марта 1982 года от эмболизма околоплодных вод, отека легких, артериального коллапса и остановки сердца. С тех пор многое изменилось в судьбах наших героев: маршал Опарков сделал свой выбор – доложил генералу Андропову о мини-лодках с сейсмическим оружием, и уже через несколько дней Министерство здравоохранения СССР закупило в США крупную, на миллион долларов, партию медицинского оборудования, в том числе нужный Бенжеру телеглаз, и академик Бенжер возглавил в Морском институте группу конструкторов по созданию мини-лодок на гусеничном ходу; Илья Андронов за свои пьянки в Испании и загулы с девочками в Москве был лишен отцом права выезда за границу, чтобы не компрометировал, как Галя Брежнева, имя своего отца; Оля Махова с разрешения полковника Орлова вышла замуж за преуспевающего канадского бизнесмена Майкла Ленхарта, который собирался выставлять свою кандидатуру в канадский парламент; а Ставинский после смерти Вирджинии весь апрель провел в Баку, на Нефтяных Камнях, где ежедневно участвовал в подводных испытаниях нового бурильного оборудовании и тренировках водолазов.
