Симпатичная таблеточка, которая передо мной, разрешит все мои заблуждения. И даже сейчас я думаю только о тебе. Я хочу сделать это, чтобы частично исправить свои ошибки, и пусть моя смерть, хоть немного очистит меня.
Я направляю тебе киноплёнку и материалы о тебе. Всё это сделано и собрано мною, я их сохраняла, никто, кроме меня, их не видел. Используй их как знаешь, по своему усмотрению. Это — от сердца.
И ещё одно хотелось бы мне сказать тебе. Ты поверь мне, поверь последним словам ушедшего из жизни человека: очевидно, у ЦРУ что-то есть против тебя. Оно собирается направить Фишела в Хюэ. Умоляю, береги себя, будь осмотрительным.
Любимый мой! Они дали мне маленький бесшумный пистолет и эту таблеточку. Когда мне было приказано следить за тобой, они запретили мне использовать это оружие для самозащиты, а пускать его в ход против тебя только в том случае, если ты будешь делать что-то такое, что наносит вред США и государственной власти. Я ни разу не пользовалась этим пистолетом. Вместо предназначенной для тебя пули я посылаю это письмо. Ну а на мою долю осталась таблеточка. Что ж, всё правильно!
Любимый мой! Я очень хочу, чтобы ты думал обо мне. Вспомни маленькую студентку, которая была знакома с тобой в те далёкие, безумно далёкие и прекрасные дни. Ещё раз умоляю: береги себя, будь осмотрительным. Прощай, прощай, мой любимый!
Ван Ань».
Драма у километрового столба 13 + 500
Лэнсдейл стоял, облокотившись на перила балкона, смотрел вниз, вдоль улицы, и ворчал:
— Чёрт побери! Уже полчаса прошло, а этот тип всё не показывает глаз! Наверное, опять тянет за подол даму номер один.
Он вернулся в комнату и зашагал из угла в угол, словно перетаскивал кирпичи. Каблуки стучали по паркету. Побегав так минут пять, он неторопливо подошёл к книжному шкафу и стал рассматривать корешки стоящих в нём книг. Издания были неплохие, в кожаных и ледериновых переплётах, в суперобложках, с золотым тиснением. Это было собрание английских и американских детективных романов о разведчиках и убийцах. Среди авторов этих книг были и люди из ФБР, ЦРУ, Интеллидженс сервис, были и настоящие преступники, обвинённые в убийствах, изнасилованиях, отбывающие заключение в каторжных тюрьмах и пописывающие воспоминания о своей жизни. Были тут и авантюрные и порнографические романы: «Похищение Сейсмана», «Я убил сорок семь человек», «Любимый грабитель», «Беспутная женщина». Ни одна из них не привлекла внимания Лэнсдейла. Он плюхнулся в кресло, стоявшее рядом со столиком, достал альбом и стал рассматривать фотографии нагих женщин, подобранных на любой вкус. Раздался стук в дверь.
— Прошу, — произнёс Лэнсдейл, быстро захлопнув альбом.
В комнату ворвался, будто спасаясь от погони, тучный высокий янки.
— А-а, профессор Фишел! Здравствуйте, дорогой друг. Я жду вас целую вечность. Садитесь, дружище.
— Здравствуйте, генерал! Тысяча извинений. Я уже собирался садиться в машину, но тут, как назло, этой госпоже Ню приспичило посоветоваться по ряду неотложных дел. — Фишел тяжело рухнул в круглое кресло и устало вытянул длинные ноги.
— А обратно выйти было уже невозможно, а? — спросил Лэнсдейл, усмехнувшись. — Это, конечно, хорошо, но вы, дружище, выполняете наше дело куда как медленно. Вместо того чтобы сразу же по приезде отправиться во дворец Залонг, вы; «друг мой, только и делаете, что позволяете приглашать себя для советов по ряду неотложных дел.
— Это не моя вина, — пожал плечами Фишел. — Таковы обстоятельства. Чему вы ещё удивляетесь, генерал? Это ничтожество — Фан Тхук Динь — сейчас здесь. А первая дама государства, как вы знаете, от него без ума.
— И всё-таки вы, профессор, зеваете. — Лэнсдейл открыл ящичек с сигарами, предложил Фишелу. — Вы уступаете французам, уступаете таким парням, как Кони, Салан. Эти люди умели влиять на жён здешних аристократов, создавая… — Не закончив фразы, он помолчал немного, а потом сказал — Перекину мостик от этой темы к другой. Хотя французы и были вынуждены уйти, их культура пустила глубокие корни в среде здешней интеллигенции. Для того чтобы взять в руки туземцев, нам надо внедрить американский образ жизни, уничтожить любое влияние французской культуры, изменить навыки, верования, обычаи, традиции местного населения.
— Не хотите ли вы сказать, генерал, что американизация не даёт результата? — спросил Фишел, положив сигару на столик. — Вспомните, ежегодно мы завозим в Южный Вьетнам — относительно небольшую страну — сотни тонн американских газет, журналов, книг, кинофильмов. И это не считая такой же продукции из союзных стран: Западной Германии, националистического Китая, Японии. Мы открыли путь десяткам тысяч южно-вьетнамцев в американские учебные заведения. Десятки наших театральных групп, джазов, шоу со стриптизом приезжают сюда на гастроли. И это всего за каких-то пять лет. Посмотрите, генерал, на сайгонские улицы: все одеты в американское хаки, в наши каскетки, в барах и ресторанах звучит американская музыка, продают американские напитки, в кинотеатрах крутят голливудские ленты. Местные интеллигенты предпочитают говорить на английском языке, приохотились к виски. Молодёжь потянулась в ночные клубы, мечтает о поездке в Штаты. Мне кажется, генерал, что мы бежим в более высоком темпе, чем когда-то французы.
Выслушав тираду Фишела, Лэнсдейл удовлетворённо кивнул:
— Вы правы, профессор, не спорю. Я вовсе не думаю критиковать вас. Напротив, каждый американец, включая президента и директора ЦРУ, признаёт ваш огромный вклад в это дело. Но мы должны действовать ещё решительнее, ещё быстрее. — Лэнсдейл поднялся, подошёл к Фишелу и доверительно положил руку на его плечо: — Ладно, покончим с этим. Давайте обратимся к главному вопросу — к делу Фан Тхук Диня. — Он вернулся на место, отпил виски, вытер уголки рта. — Что он за человек? Почему ему так верят все: и Дьем, и Ню, и Кан? И в то же время он наш вероятный противник. Мы должны с недоверием относиться к каждому, кто не в наших руках. Лично для меня вопрос о Фан Тхук Дине частично прояснился. Я думаю, что он работает не на французов, как мы полагали долгое время.
— Так чей же он, по-вашему, человек? — спросил Фишел, не скрывая любопытства.
— Если проанализировать события, можно прийти к выводу, что он, возможно, человек Вьетконга, — ответил Лэнсдейл медленно, выделяя каждое слово.
Фишел оторопел, словно перед ним был не Лэнсдейл, а невесть откуда взявшийся настоящий вьетконговец. Он промычал что-то нечленораздельное, глубже втиснулся в кресло и остановившимися глазами смотрел на Лэнсдейла. Генерал продолжал:
— Бесспорно, Ван Ань покончила жизнь самоубийством. Я внимательно перечитал все её донесения о Фан Тхук Дине и нашёл в них мало конкретного. В смерти Ван Ань есть что-то таинственное, чего мы ещё не поняли до конца. Осмотр тела Ван Ань, обыск её квартиры и изучение личных вещей не дали ничего, что имело бы касательство к Диню. Что бы это значило? Смерть Ван Ань имеет прямое отношение к Фан Тхук Диню, ибо одно из главных заданий, которое мы ей дали, было следить за ним. Почему Ван Ань умерла? Конечно, она ушла из жизни при помощи той таблетки, которую мы ей дали. Но всё же по какой причине она использовала её? Она умерла, не оставив нам никакого намёка хоть на малейшие сведения об этом парне. Я продолжаю изучать другие его дела и связи, в которых он принимал участие. Возьмём план „ветер переменился“. Кроме наших людей и Нго Динь Кана о нём знал только он. Возникает вопрос, почему в ходе реализации этого плана мы только и делали, что считали провалы и поражения, как будто Вьетконг знал этот план наизусть, знал наперёд все наши шаги, ставил нам чувствительные подножки. Не может же быть, чтобы его раскрыли Нго Динь Тхук или Нго Динь Кан и тем более Томас или Чан Ким Туен! А если не они, то кто это мог сделать?
Фишел внимательно слушал Лэнсдейла. Он ошеломлённо таращил глаза, словно открыл нечто ужасное для себя, но не проронил ни слова, внимая словам собеседника. Лэнсдейл глотнул виски и продолжал:
— Или вот ещё. Несколько лет назад список руководящих лидеров Вьетконга в зоне Сайгон — Шолон попал к нам в руки. Кроме того, он был и у Фан Тхук Диня. Почему же все вьетконговцы тогда успели скрыться? Уж конечно, не я и не вы, профессор Фишел, предупредили их. И не Нго Динь Дьем, и не советник Нго Динь Ню, Кто же в таком случае дал знак вьетконговцам?
— Ну конечно, это он предупредил Вьетконг! — воскликнул Фишел, вскочив с кресла.
— Не волнуйтесь, профессор, — успокоил его Лэнсдейл жестом руки. — Я только предполагаю, что Фан Тхук Динь может быть вьетконговцем, но меня не может не беспокоить одно обстоятельство. Господин Нго Динь Дьем, конечно, поручится за него как за благодетеля, спасшего его от коммунистов в сорок шестом году. Дьем хорошо знает членов его семьи как ярых антикоммунистов, за что коммунисты и уничтожили их. Во время проверки Динь продемонстрировал верность Дьему и всем местным антикоммунистическим силам. Поэтому весь план Нго не только доверяет ему, но и защищает его.
