— Машину!
— Машину? — пилот смотрел на Виталия с недоумением. — Ты здоровый человек?
— Искать надо машину! Они стоят на обочине. Ждут. Глянь на километровые отметки.
— Да там машин — как на проспекте. Сейчас опущусь ниже — увидишь сам. И дождь. Многие стали на обочину — видишь что твориться!?
Вопрос был лишним. За хлещущим в стекла дождем видеть было нечего — только водяные разводы.
— Тут не машину — дорогу бы найти! — крикнул Сергей Иванович.
«Кукурузник», склонившись на левое крыло, по широкой дуге пошел на снижение.
Несмотря на любовь к выпивке, Сергей Иванович, судя по всему, был действительно высококлассным пилотом. Когда самолет, словно намокший пузатый жук, заскользил к поверхности земли, внизу, бледными пятнами мелькнули фары едущих машин. Порыв ветра на мгновение смахнул воду со стекол, и они увидели под брюхом бетонную полосу «Варшавки», блестящую, покрытую лужами. По ней, оставляя за собой огромное облако водяной взвеси, шел трак — огромный длинномер грязно-белого цвета. Навстречу ему, с включенными фарами, ехали несколько легковушек. Дождь опять хлестнул по окнам, и видимость исчезла.
— Что будем делать?! — гул мотора почти перекрывал сиплый голос пилота.
— Идти над дорогой!
— Ага, до границы, что ли? Льет ведь, собственную задницу не видно!
— Есть идеи получше?
— Да мы через тридцать минут будем над тем куском, что твой парень нам показывал — а толку-то? Посмотри, поля залило, наверно с утра льет, не сядем ведь. Так и будем летать — туда-сюда?
— А на дорогу?
— Что на дорогу?
— На дорогу сядем?
— Ты что, с дуба упал? Это тебе что, «Итальянцы в России»?
— Ты, вроде не «ТУ». Поменьше будешь.
— И по умнее. Машины я тебе куда дену?
— Там машин поменьше. На много.
— Слушай, ты, кроме своего «джипа», хоть на чем-то летал?
— Доводилось. На «вертушке».
— Военный?
— Бывший.
— И то легче. Слушай, ты знаешь, что самолет вертикально не садиться?
— Слышал. Другой вариант есть?
Пилот опять посмотрел вниз, потом на приборы. Молния пробила сумрак прямо по курсу, в километре, не более и почти сразу молот громового раската ударил по самолету так, что захотелось зажмуриться. «Кукурузник» задрожал всем телом, мотнулся тряпочкой — вверх-вниз, подался вправо. Виталия затошнило так, что он с трудом сдержался, закрывая ладонью рот.
— Нету другого варианта! И этого тоже нет! — заорал Сергей Иванович. — Придумал аттракцион — на шоссе садиться! Аэродром надо искать. Поблизости.
— А дальше как?
— Как, как? Пешком! Машину угонишь! Телегу с лошадью! Трактор! Я почем знаю?
— Ты, Серега, волну не гони! Ниже давай!
— Все равно — ни хрена не видно!
— Ты делай! Рассуждать потом будешь!
— У тебя, командир, совсем крыша поехала!
— Вниз давай! Ты же у нас — ас!
— Вертолет надо было брать! — тоскливо сказал пилот. — Если бы знал, что ты такой чокнутый…
Внизу, в пелене дождя, мелькнула заправка. Высота была уже метров пятьдесят — не более. «Кукурузник» несся над дорогой, как огромная птица, распластавшаяся в темном, грозовом небе. Трясло так, что лязгали зубы, но, теперь, видимость, какая-никакая, но была. Машин, действительно, стало меньше. Они прошли над залитой дождем деревней, почти на бреющем, распугав свиней, бежавших по лужам, как антилопы по прериям. Под крылом опять замелькала бетонная лента дороги.
— Где-то здесь! — Сергей Иванович ткнул рукой вниз. — Смотри, если что увидишь, каскадер чертов!
Виталий и сам понимал, что полагаться можно только на удачу. Скорость, дождь и малая высота не способствовали обзору, но, поднимись они чуть выше — и шанс, и сейчас малый, исчезал вообще.
Фура, еще фура, три легковушки идущие «цугом», пустой участок дороги, фура. Дорога пошла вниз — верх, прокладывая путь через редкий сосняк, благо, не подступавший к самой трассе — иначе им пришлось бы набирать высоту. Навстречу промелькнул уродливый кубик самосвала, за ним, на затяжной подъем тянулся многоколесный трак. И тут Виталий скорее угадал, чем увидел, приткнувшуюся в «кармане» красную «альфу» и, с неожиданной ясностью, понял, что это именно та машина. Та, которая их ждет.
— Есть! — закричал он. — Есть, там внизу!
Пилот посмотрел на него, как на ненормального.
— Разворачивай, будем садиться!
Виталий посмотрел в салон, на своих подопечных, и, в очередной раз, удивился их мужеству. Ни слова, ни стона, ни крика. Здоровые мужики могут позавидовать — откуда только все берется. Дети и слабая, неприспособленная к тяготам женщина — измученные, испуганные. Раненые, в конце концов. И Виталий, которому за его жизнь приходилось водить бойцов в атаку и по красной земле Африки, и по безжизненным скалам Афгана, и по асфальтовым джунглям Балкан, с уважением покачал головой.
— Скоро, скоро, все кончится, — подумал он. — Все кончится, и вы обо всем забудете. Год. Ну, от силы, два — и все затянет пелена времени. Это я знаю точно. Это только кажется, что погибших помнят вечно. Помнят только лишь то, что их уже нет. А сами они — уходят в небытие, остаются жесты, случайные фразы, зацепившиеся где-то в памяти, смутный образ, похожий на фото под дождем. Я знаю. Я пережил многих. И вы, похоже, переживете. Во всяком случае, я надеюсь, что переживете. И будете жить дальше. Вместо того мертвого парня, который лежит у вас в домике, завернутый в простыни. Вместо Тоцкого, которого, наверное, уже несколько часов допрашивают. Вместо тех, других, кто умер из-за вас или за вас сегодня. Вместо тех, чья жизнь сегодня круто изменится. Что поделаешь, ребята, таковы правила. Для того, чтобы кто-то жил, кому-то приходится умирать. И ни хрена тут не изменить, как бы ни хотел. Ни хрена, верьте мне на слово.
Самолет стал «на крыло», совершая разворот. Виталия швырнуло на борт, но он, зацепившись за сидения, устоял на ногах. Потом добрался до Марка, и прокричал ему в ухо.
— Держитесь! Идем на посадку!
Мальчишка, бледный и взмокший от напряжения и тошноты, кивнул и, повернувшись к матери и сестре, начал говорить. Что — Виталий уже не слышал.
С ловкостью обезьяны, хватаясь, за все что можно, он добежал до пилотской кабины и, упав в кресло, принялся застегивать привязные ремни. Сергей Иванович только глянул искоса и ничего не сказал. Было не до того. Завершив разворот, он заходил на посадку над бетонкой. Наверное, в хорошую погоду, при нормальной видимости и без порывов бокового ветра Сергей Иванович приземлился бы играючи и с улыбкой, но сейчас — лицо у него застыло, как маска, и назвать такую гримасу улыбкой не смог бы ни один, даже самый большой оптимист.
Защелкнув пряжку ремня, Виталий посмотрел через лобовое стекло и сам похолодел. Самолет снижался над дорогой, чуть боком, чтобы уменьшить снос и, судя по всему, при маневре пилот ориентировался по приборам и по верхушкам деревьев, растущих в отдалении — больше смотреть было не на что. Виталий и сам умел пилотировать самолет — учили когда-то, в прошлой жизни, и учили неплохо, но на такое приземление он не решился бы никогда. Дело было не в трусости дилетанта, а, скорее, в отрицательном опыте знающего человека. И это пугало гораздо больше, так как цена ошибки была очень хорошо известна. А совершить эту единственную и последнюю ошибку было проще простого.
Тридцать метров, двадцать, десять, пять… «Кукурузник» коснулся бетона неуклюже, словно подстреленная ворона, подпрыгнул, опять ударился колесами о землю. Виталий посмотрел на перекошенную физиономию Сергея Ивановича, которая начала принимать нормальное, человеческое выражение, но, почти в тоже мгновение, лицо его исказилось совершенно пещерным, ужасом. Он уловил происходящее, еще не повернув головы — боковым зрением. Из-за пелены дождя на них надвигался, гудя сигналом и мигая фарами, огромный трак. И было до него, от силы метров, сорок.
— БЛЯЯЯЯЯЯ! — закричал неожиданно тонким, пронзительным голосом Сергей Иванович, рванув на себя штурвал так, что будь конструкция чуть похлипче, то вырвал бы с корнем. «Кукурузник» неохотно приподнял нос. Фары грузовика надвигались со скоростью и неотвратимостью курьерского поезда.
В таких ситуациях, обычное для всего сущего понятие инерции, становится роковым фактором. Приказ был отдан, исполнительные механизмы сработали — натянулись тросы, заставляя опуститься рули, дроссельная заслонка повернулась, позволяя бензину хлынуть в камеру сгорания, воздушный поток уперся в опущенные закрылки, подхватывая самолет. Но на все это было нужно время. А его не было. Совсем. Нос «кукурузника» только начал задираться вверх, а расстояние до несущейся навстречу машины было уже двадцать с небольшим метров. Виталий услышал свой вопль, словно со стороны — он не ругался матом, просто кричал — истошно, на одной ноте. Мотор взревел на пределе возможности, самолет подпрыгнул на ухабе и пошел вверх, мучительно медленно преодолевая земное тяготение. Виталий закрыл глаза, ожидая неизбежного столкновения.
