— Не желаете чая или пива?
— Принеси две бутылки пива и чипсов, — ответил Мюллер.
Поезд, ускоряя ход, шел мимо буквально облепивших столицу в последние годы кварталов лачуг, где ютились бежавшие в город из голодных деревень бывшие крестьяне, городские безработные, не имевшие средств спять себе нормальное жилье. Проезжая мимо этих районов, Мюллер всегда удивлялся, как могут люди жить в таких ужасных условиях, и не только просто существовать, но и любить, рожать детей. И всегда приходил к одному и тому же заключению: все дело в том, что он просто лишен возможности радоваться самой незначительной детали жизни, как умели делать жители этих трущоб, — ласковому зимнему солнцу, дождю в жаркий день, улыбке ребенка, случайной работе, дающей возможность купить в праздник несколько пирожных и воздушных шариков для детей. И тем не менее Мюллер обычно старался не обращать внимания на этих отверженных судьбой, полуголодных, плохо и грязно одетых людей, которые казались ему всегда просто неудачниками, лишними для жизни людьми. Но сейчас он и сам мог легко оказаться одним из них.
В дверь купе постучали, и на пороге вновь появился проводник, на этот раз с подносом в руках. Поставив на стол две бутылки пива и полиэтиленовый пакетик с жареной картошкой, он, улыбаясь, удалился. Пиво было ординарным, на вкус отдавало глицерином, но Мюллера мучила жажда, и он залпом выпил два стакана. Всякий раз, отправляясь в Асик, он брал с собой бутылку виски, что во многом скрашивало те часы, которые приходилось коротать в поезде, наблюдая проносящийся за вагонным окном унылый сельский пейзаж — поля, изрезанные на крохотные наделы, глинобитные, крытые соломой домики.
Поезд прибыл в Асик с опозданием на полчаса. Вокзал в Асике был построен еще англичанами, и за прошедшие десятилетия жаркое летнее солнце и муссонные ливни хорошо поработали над его фасадом. Выходя из вагона, Мюллер кивнул на прощание согнувшемуся в поклоне проводнику и протянул ему купюру в сто анн — обычный бакшиш, которого ждал от него проводник, включавший в себя стоимость пива и чаевые.
Мюллер прошел через мост и перрон вокзала, кишащий народом, вышел на привокзальную площадь, заполненную повозками, велорикшами, потрепанными такси, и сразу же кинул взгляд на противоположный ее конец, туда, где обычно стояла ожидавшая его машина корпорации. Он не надеялся ее увидеть и поэтому был немало удивлен, обнаружив стоящий на отгороженной с трех сторон площадке знакомый серый «мерседес». Мюллер прошел через площадь, подошел к машине — внутри никого не было.
— Директор-сааб? — вдруг услышал он удивленный и обрадованный голос Джозефа, шофера управляющего заводом. А мы вас и не ждали. Вот и господин управляющий только что в Назарпур уехал. — Джозеф открыл двери машины.
— Да, у меня срочное дело, — садясь, как обычно, на заднее сиденье, ответил Мюллер. — Как дела на заводе?
— Нормально. Только вот в новом цехе все еще пикеты стоят и не дают начинать работы. Но, говорят, скоро правительство вмешается и введет войска. А еще говорят, что если народная партия победит, то завод национализируют.
— А почему ты так грустно об этом говоришь? — поинтересовался Мюллер. — Тебя же все равно не уволят.
— Уволить-то не уволят, а зарплату уж наверняка снизят, — недовольным голосом ответил Джозеф.
Они выехали с привокзальной площади, миновали предместья Асика и через четверть часа подъехали к заводоуправлению. Поднявшись в кабинет управляющего заводом, Мюллер попросил принести последние телексы из столицы. Они еще не были разобраны, и помощник принес сразу полуметровую полосу телексной простыни.
Мюллер сел в кресло и бегло пробежал глазами по сообщениям. Наконец он нашел то, что искал. Телекс поступил всего пять минут назад и имел гриф «Очень срочно. На стол управляющему. Ждем ответа у аппарата». Текст телекса гласил: «Ганс Мюллер освобожден от должности директора. В случае появления его на заводе задержать и срочно информировать правление».
Ганс быстро взял лежавший в столе телексный бланк и написал: «Срочно. На стол председателю правления. Ваш телекс относительно управляющего директора приняли к исполнению. Фред Ульман». Затем он вызвал секретаря и приказал передать телекс в столицу. Тот прочитал текст, удивленно посмотрел на Ганса.
— Да, так надо. Действуйте, — сухо добавил Мюллер. — И принесите мне папки, касающиеся новой установки.
— Хорошо, господин директор, — ответил секретарь и вышел из кабинета.
Старинные круглые часы на стене над дверью показывали половину второго — время ленча.
Дверь открылась, и вновь вошел секретарь с узким листком телексного сообщения.
Ганс взял его, быстро пробежал глазами текст. Из сообщений следовало, что в Асик выехали Мюллер-старший и члены правления «Биохим (Азия)». Дорога от столицы в Асик была плохая, и машиной быстрее, чем за четыре часа, сюда никак нельзя было доехать — именно поэтому Ганс предпочитал добираться до завода поездом. Теперь, когда все встало на свои места, Мюллер немного успокоился, стал просматривать бумаги, лежавшие во входящем канцелярском лотке. В них не было ничего особенного — обычная заводская переписка с поставщиками, субподрядчиками, оптовыми покупателями.
Минут через десять секретарь наконец принес то, что Ганс просил, — две толстые папки, относящиеся к строительству установки по производству «сомы». Они хранились в секретном отделе канцелярии завода, и доступ к ним был строго ограничен. Мюллер поблагодарил секретаря и отпустил его на ленч.
То, что его интересовало, он нашел не сразу. Это была инструкция по экстренному уничтожению установки. Мюллер прочитал ее, внимательно изучил приложенную схему, осторожно выдернул из папки, свернул и положил во внутренний карман пиджака. Он услышал, как затрещала пишущая машинка — значит, секретарша вернулась с обеденного перерыва. Вскоре послышался и голос секретаря. Мюллер нажал кнопку звонка.
— Сейчас пойдем в новый корпус — предупредите охрану, — сказал он вошедшему в кабинет секретарю, а сам взял лист бумаги и стал рассчитывать время. Через десять минут он будет в цехе. На то, чтобы включить таймер взрывного устройства, ему понадобится еще четверть часа. Обратно в столицу придется ехать машиной — поезд будет лишь в восемь вечера. Наконец он встал и вышел из кабинета.
Здание цеха, где монтировалась установка по производству «сомы», стояло чуть в отдалении от старых цехов завода. Мюллер помнил, скольких усилий стоили ему эти два гектара земли, за которые землевладелец, живший в столице и, наверное, никогда не видевший в глаза эту землю, запросил бешеные деньги — в пять раз больше, чем стоила земля чуть в отдалении. Но расчет у него был точен и основывался на данных, полученных от одного из чиновников «Биохима», — корпорация не могла построить новый цех где-то дальше, так как для этого нужно было создавать новую инфраструктуру: тянуть водопровод, линию электропередачи, рыть отводные канализационные сооружения. Чиновник, конечно, получил хороший бакшиш и, хотя потом, когда все раскрылось, был уволен из «Биохима», в накладе не остался.
Подъехав ближе к цеху, Мюллер увидел разбитые у въезда на его территорию две видавшие виды брезентовые палатки, над которыми развевались красные полотнища. На звук подъехавшей машины из одной палатки вышли двое мужчин среднего возраста, в одном из которых Мюллер узнал недавно уволенного с завода профсоюзного активиста. Тогда, сразу после аварии, именно он собрал рабочих, которые, ворвавшись в здание заводоуправления, проникли в кабинет управляющего, где и продержали, не выпуская никуда из кабинета, его и Ульмана почти шесть часов, до прибытия полиции из Асика. Мюллер всегда с ужасом вспоминал эти часы. Рабочие ничем им не угрожали, они просто набились в кабинет, заслонив своими телами выход, и отключили в почти сорокаградусную жару кондиционер, а также телефон. У Ульмана от страха подвел живот — но, ничего не поделаешь, пришлось ему, согнувшись в три погибели, терпеть, хотя, как было очевидно, это ему не совсем удалось. Всех, участвовавших в этой сидячей забастовке в кабинете директора, конечно, потом уволили.
Мужчины стали прямо на пути Мюллера, и Ганс невольно остановился, но здесь подоспели выскочившие из-за ворот три дюжих охранника с бамбуковыми палками. Мюллер знал, что основные пусконаладочные работы в цехе закончены, и поэтому несколько удивился, услышав доносившиеся оттуда тяжелые удары по металлу. Он быстро прошел мимо охранника внутрь помещения — там никого не было, и только в самом углу с тяжелым молотком в руках стоял одетый в рабочий комбинезон человек.
— Что здесь происходит? — строго спросил его Мюллер.
— Ульман-сааб приказал укрепить ворота, вот правлю заслонку. — Рабочий показал на узкий металлический профиль.
