Но когда я вызвал лифт, нажав «вниз», двери не открылись. Подумав, что лифт вызвал ещё кто-то, я глянул на верхнее табло и увидел, что обе кабины стоят внизу и не двигаются. Это значило, что копы их тормознули на время проверки здания.
Выглянув на лестницу, я услышал шум на нижних пролётах. То ли копы идут вверх, то ли гражданские идут вниз — всё равно, от греха подальше. Я скинул ботинки и босиком поднялся на пролёт до самого верха. Винтовка висит на шее, а сердце бухает как барабан.
Тут Джимми потянул свой бурбон, а я последовал его примеру.
— Я поднялся до верха, а дальше деваться было некуда — надо мною крыша. К счастью, лестница заканчивалась плоским люком в крыше, на котором я вскрыл замок отмычкой и выбрался на крышу, закрыв люк за собой и услышав, как замок снова защёлкнулся. Это здание — самое высокое в округе, так что меня ниоткуда нельзя было увидеть. На крыше в двадцати пяти ярдах от меня стояла будка лифтового оборудования. Туда я и поспешил, чувствуя себя сойкой и думая, как бы меня не увидели с вертолёта или низколетящего самолёта, однако в небе никого не было. Дверь в будку я тоже открыл отмычкой и забрался внутрь. Кроме замасленных лифтовых машин там ничего не было, так что я пробрался мимо машин к задней стене будки, на которой зачем-то была устроена платформа, вроде полки или ниши.
Джимми ловкий парень, так что он забрался туда и устроился у самой стены так, чтобы его не заметили, даже если откроют дверь и посветят фонариками. Дотошному искателю пришлось бы зайти, обойти моторы и светить прямо сюда.
Мне пришлось поёрзать и устроиться таким образом, чтобы улечься более-менее удобно, не придавливая собою винтовочный приклад и скомкав пальто у себя под задницей, чтобы спокойно выждать тут без суеты до полуночи, после чего выбраться отсюда. Я подготовил себя к долгому пребыванию в темноте.
Через несколько часов я услышал шум. Могу сказать с уверенностью, что открывалась дверь и включались фонари, я слышал пару детективов и уборщика, который сказал: «тут никого не было с прошлой проверки в июле, да и парня вы поймали уже.» Коп ответил, что они всё равно должны проверить везде.
Я слышал, как они зашли и видел лучи фонарей, светивших на оборудование. Но лезть дальше никому не хотелось, так что они ещё на секунду задержались и затем я остался сидеть там ещё двенадцать часов.
— Отлично! — воскликнул я. Мой Джимми! Я знал, что он сумеет обдурить парочку техасских детективов.
— Ну, не так всё хорошо, — ответил он. — Я ещё не рассказал о моей проблеме.
— Какие могут быть проблемы, Джимми? Ты здесь, бедолагу Алека арестовали — всё так, как оно и должно быть.
— Надеюсь. Так вот в чём дело. После этого я просто лежал и ждал. Спустя какое-то время они снова запустили лифты, а я был так близко к пыхтящим и гудящим двигателям, что слышал, как разматываются и наматываются тросы, ползёт кабина, открываются и закрываются двери и вообще всю работу оборудования. К десяти часам всё стихло, а к одиннадцати вообще ни звука не раздавалось. Я выждал ещё несколько часов, и примерно около двух вдруг унюхал что-то: незнакомый запах едкой промышленной химии. Почему-то у меня возникло чувство, что этот запах — коричневый, если понимаешь о чём я. Запах машин и всего такого, но вот что забавно: я понимал, что он мне знаком, но не помнил, откуда.
Запах не уходил, и тут я понял, что пахнет от моей же одежды. Пощупав повсюду, я вляпался в жижу на пальто там, где лежала винтовка. Поднеся же пальцы к носу, я чуть не отключился от шибанувшего запаха. Всё ясно: я лежал так, что ствольная коробка выпала из своего кармана в шарфе и долгое время пролежала на пальто. Средство для чистки и смазки, которое использовал мистер Скотт…
— «Хопп девять», — сказал я. — Очиститель ствола и смазочное средство. Он использовал «Хопп» для чистки, а потом покрывал винтовку тонким слоем для смазки. Да, дух тот ещё.
— Значит, «Хопп». В общем, эта штука подчинялась гравитации, так что потекла и стала капать, и, пока я лежал — пятно становилось всё больше и больше. К счастью, я так устроился, что всё попало на пальто, а пиджак остался в порядке: я его сразу снял и положил за спину, чтобы не помять.
Так что вот какая беда: не в пятне было дело, а в запахе. Представьте, я иду к машине, а меня останавливают. Копы будут настороже, будьте уверены. Я бы съехал на базаре, поскольку у меня права на имя Джеймса Дилэнти О`Нила и массачусетские номера, однако пятно на груди никуда не денешь, а техасские копы знакомы с оружием и сразу определят запах. Хреновое дело.
Так что я вылез, снял пальто и сложил его. Оказалось, что на этой полке лежало ковровое покрытие, так что я засунул пальто под него и расправил покрытие сверху. Взглянув, и не скажешь, что под кучей старых обрезков лежит пальто, а покрытия было столько, что я уверен — оно удержи запах навсегда, во всяком случае— пока он не улетучится.
Но теперь я оставался с одним лишь пиджаком, скрывающим шарф с винтовкой, так что решил выбраться из здания незамеченным, скинуть винтовку где-нибудь у мусорных баков, вернуться к машине, подъехать обратно к бакам, сперва поглядев насчёт копов, которые могли бы там патрулировать и быстренько подобрать винтовку. Так я и поступил — никаких проблем. На улице было много народу, все шли к освещённому книгохранилищу и клали венки и цветы на склоне. В общем-то всё, сэр.
— Думаю, всё в порядке, — ответил я. — Они уверены в том, что это сделал Алек и только Алек, да и сам он, наверное, склоняется к этому. Так что никто не будет копаться настолько глубоко, чтобы пальто найти.
— Наверное, в течение года, когда всё уляжется, мне придётся вернуться и снова наведаться туда, чтобы забрать улику.
— Я бы не спешил, Джимми. Подождём, как суд пройдёт. Посмотрим, остановятся ли они на Алеке или пойдут дальше. Если правительство решит, что дело в нём, то никто не станет искать дальше и пальто там ещё полвека пролежит, не говоря никому ни о чём. Пока иди спать, да и я пойду. Нам осталось только по-тихому выбраться из Далласа и зажить своими жизнями. Ты отлично справился, Джимми.
Я пожал ему руку. Впервые за сутки я ощутил, как скала свалилась с моих плеч и воздух приобрёл вкус. Последний глоток бурбона меня откровенно порадовал, обострив чувства. Мы справились.
Так всё и было. Всякий раз я смеюсь, когда встречаю упоминание о теории «глубокого заговора» в различных правительственных (наших, их, чьих угодно) структурах, сотворивших изысканный план, основанный на хирургической точности и расчёте вплоть до долей секунды. Более всех остальных меня повеселила секретная операция по подмене тела ДФК прямо на взлётно-посадочной полосе базы «Эндрюс».[239] Но произошло всё самым обычным путём, которым и делается большинство дел в мире: произошедшее не явилось исключением. Мы планировали другое дело, но сымпровизировали от исходного текста, переработав его: мы блефовали, лгали и рисковали, и у нас получилось. Мы выжали максимум из обретённой возможности, но у нас ничего не вышло бы, не будь мы уже там — в том же месте, на полпути к другой операции. Суть и амбиции изменились вследствие одного шанса из миллиарда, невероятно удачно подставившего ДФК под окна книгохранилища в семидесяти пяти футах, а возможный промах идиота Алека мы предусмотрели. Как и многое другое, всё здесь было сляпано впопыхах, на скорую руку и кое-как, но нам просто-таки невообразимо повезло. Мы сделали всё, что могли — только и всего, поскольку считали своё дело правым и морально оправданным. Во всяком случае, я так считал — и верил, что в этом состоял мой долг.
Не буду спорить о моральной стороне вопроса и не буду также (поскольку не могу) оспаривать стратегические исходы последующих лет. Скажу лишь, что в качестве шпионской операции дело было шедевральным.
Юристы — Адамса в Хартфорде, штат Коннектикут и Боба, в действительности бывший подставным ФБРовцем в Бойсе, Айдахо — пару недель корпели над местами, которые они находили стоящими внимания: раздел прибылей (поровну), раздел расходов (поровну), без разъездов первым классом (основная уступка Марти), равная ответственность в случае клеветы, искажения фактов, экспроприации интеллектуальной собственности и так далее.
Тем временем Суэггер узнал от находящейся в Москве Кэти Рейли, что его друг и союзник Стронский был выписан из госпиталя и ему не было предъявлено никаких обвинений, после чего он моментально исчез, сообразив, что теперь он в измайловском списке смертников. Днём позже он и сам дал о себе знать: «Я в порядке, брат. Ты мне жизнь спас. Запоздай ты выстрелить на секунду — и Стронский труп. Я обязан тебе всем. Скоро увидимся.»
Затем «юрист» сообщил, что контракт по сути своей типовой за исключением пары шероховатостей и что его можно подписывать. Суэггер распорядился прислать контракт в «Адольфус», где он не таясь проживал как Джек Брофи. Ричард был свидетелем при подписании, после чего контракт отослали на подпись Марти вместе с блокнотом, содержащим торопливо накарябанные ночные идеи Боба, в которых Марти теперь мог преспокойно копаться.
