— Мне очень жаль, — проговорил он, — но у нас действительно нет выбора.
Мужчина средних лет с лицом настоящего алкоголика, шатаясь, поднимался по широкой мраморной лестнице. Он явно был пьян, из кармана его потрепанного голубого пальто торчало горлышко бутылки перцовки. Шел первый час ночи, Большая Пироговская улица была пустая и темная.
— О, — произнес он, войдя в здание и заметив вахтера, сидящего за столом с телефоном. Он был поглощен чтением журнала «За рулем».
— Что ты тут, черт побери, делаешь?! — завопил он, заметив пьяницу. — Убирайся отсюда, пока я не выкинул тебя!
Но тот проковылял через холл, подошел к столу и сказал:
— Привет от Васи.
— От Васи? — подозрительно переспросил вахтер.
— Слушай, у тебя что, задница вместо головы? Это что — не твой друг? Ты что, забыл Ваську Королева? Ваську-Бандита?
Вахтер немного успокоился.
— Ну, и чего тебе надо? — все же немного враждебно спросил он.
— Вася посоветовал мне поговорить с тобой. Меня уволили. Сегодня. Дали мне коленом под зад и вышвырнули меня с этой паршивой фабрики. Васька сказал, что ты мог бы помочь мне получить здесь место уборщика. — Пьяный неуклюже опустился на стул рядом с вахтером. — Посижу немного, ладно?
— Слушай, — передернул плечами старик, — какого черта… — И тут он заметил в кармане непрошеного гостя бутылку. — Сдается мне, что у тебя там еще почти пол-литра, дружище.
Пьяница окинул быстрым взглядом пустой холл, посмотрел на пустынную улицу. Похоже было, он боялся, что кто-то может прийти. Затем он вытянул бутылку из кармана и поставил ее на стол перед вахтером. Слабо звякнул телефонный аппарат. Затем он протянул руку и представился.
— Меня зовут Женя.
Вахтер, заметно повеселевший при виде водки, сердечно потряс гостю руку.
— Вадим. Где ты, черт побери, раздобыл такое счастье?
— Перцовку, что ли? — Пьяный ухмыльнулся и сказал, будто разглашая страшную тайну: — Моя двоюродная сестра Люда работает в «Березке». — Он откупорил бутылку. — Слушай, угощайся. Только у меня стакана нет.
Вадим поднес бутылку к губам, сделал большой глоток и поставил перед Женей.
Тот опять ухмыльнулся.
— Если я еще хоть чуть-чуть волью в себя, — он похлопал по своему толстому животу, — то я заблюю весь этот прекрасный пол. Но ты угощайся. Я минут через десять присоединюсь.
Вахтер опять сделал большой глоток, рыгнул.
— Так как, ты говоришь, ты познакомился с Васькой?
Яков Крамер вернулся домой пять минут назад. Теперь он сидел совершенно ошарашенный, не в силах поверить в то, что́ только что услышал. Это выворачивало всю его жизнь наизнанку, абсолютно меняло смысл последних пятнадцати лет его существования. Он не знал, как ответить, как реагировать… Он даже не знал, как начать понимать все это. Потрясение сменилось злостью, злость — печалью и жалостью.
— Бедняжка ты моя, — он обнял Соню за плечи.
— Нет, — сказала она, — не жалей меня, просто прими мои извинения.
— Не говори так, — ответил Яков. — В этой жизни все происходит по причинам, которых нам не понять.
Он чувствовал на своей шее ее теплое дыхание, ощущал, как слезы Сони текут по его щекам. И он знал, что все они попали в страшную беду, и им угрожает смертельная опасность.
В посольстве США в Москве все отлично знали, что здание прослушивается. Служащие посольства никогда не позволяли себе мало-мальски серьезных разговоров в помещении, за исключением кабинета посла и «пузыря», которые постоянно проверялись на предмет электронных подслушивающих устройств. В других комнатах стены были просто испещрены различными микрофонами и передатчиками, некоторые были даже вделаны в кладку. Прослушивание велось из дома через дорогу, где постоянно находились сотрудники КГБ.
Но никто, даже в ЦРУ, не знал, что «пузырь» тоже прослушивается.
Хотя это помещение тоже постоянно проверялось и «выметалось», даже самая тщательная проверка не могла обнаружить особого типа «жучков», которые не издавали никаких звуковых сигналов, хотя и передавали разговоры, которые велись в «пузыре». В середине 1988 года, несмотря на недавний скандал, когда несколько офицеров морской пехоты провели в секретное помещение посольства США в Москве женщин — служащих КГБ, в «пузыре» удалось установить приборы. Несколько сверхчувствительных передатчиков были вставлены в ножки и под столешницей единственного в комнате стола для заседаний.
Таким образом, весь разговор Парадизо с Шарлоттой и Стоуном был перехвачен и записан на магнитофон кагебешником, сидящим в квартире через улицу Чайковского.
Служащий, записавший эту беседу, еще раньше получил приказ от своего начальника, главы Второго главного управления КГБ Петра Шаламова: все записи передавать прямо ему.
Спустя два часа документ, отпечатанный в трех экземплярах, был доставлен со станции прослушивания, расположенной через дорогу от посольства США, в штаб-квартиру Второго главного управления КГБ: пятиэтажное здание без всяких опознавательных табличек менее чем в километре от посольства. А затем — прямо на Лубянку, где Шаламов собственноручно предъявил запись Андрею Павличенко.
Председатель КГБ даже не прочел документ до конца. Он никак не выразил своих эмоций, только отрывисто сказал:
— Немедленно найти Стоуна.
Отъехав на несколько кварталов от дома Сони и Якова, Чарли заметил бар, который, как ни странно, выглядел по-американски. За все время в Москве он еще ни разу не видел приличного бара: или кафе, или чудовищные рестораны, забитые русскими проститутками. В этом заведении была фанерная стойка, за которой стоял потрепанный бармен. Он наливал посетителям паршивое русское пиво. Четверо мужчин в темно-серых телогрейках сидели у стойки, попивая пиво и громко переговариваясь, блестя металлическими зубами.
Войдя, Чарли увидел и других людей, тоже выглядевших как рабочие. Они сидели за маленькими столиками. Вся одежда Стоуна — темное шерстяное пальто, джинсы, ботинки «Тимберлэнд» на толстой подошве — казалась здесь рекламой западных товаров. В баре в нем сразу распознали иностранца, и взгляды, надо сказать, были не самые дружелюбные: в этой стране зарубежных гостей не любили и боялись. Заведи себе знакомство среди инков — и жди ментов и гебешников.
Бросив двухкопеечную монетку в прорезь телефона, Стоун опять попробовал позвонить Шарлотте. Он уже звонил из квартиры Сони, хотя и знал, что подвергает этим ее риску. Но он должен был услышать ее голос, он должен был знать, что она в безопасности. Ее не было ни дома, ни на работе. Но ведь уже первый час ночи… Что же с ней, черт побери, стряслось?
Телефон в ее квартире звонил и звонил. Чарли повесил трубку и затем набрал телефон офиса.
Никакого результата.
Боже, только не это… Если с Шарлоттой что-нибудь случится…
Стройная женщина медленно поднималась вверх по мраморной лестнице строгого официального здания. На ней было потрепанное пальто, светлые волосы покрыты платком по-старушечьи.
Войдя в холл, она увидела двух мужчин.
— Отлично сделано, Женя, — сказала Шарлотта.
Женя сидел, скрестив руки на толстом животе. Вахтер крепко спал, громко храпя, упав лицом на стол.
— Иди теперь домой. Я пока тут останусь. Спасибо большое. — Она благодарно потрепала его по голове, подошла к столу и вытащила ключи.
Отперев главные внутренние двери, Шарлотта поднялась по большой лестнице и оказалась в читальном зале. Здание было погружено в темноту, но она смогла подняться по лестнице, держась за перила.
Женя был действительно настоящим алкоголиком. Но, кроме этого, он был еще бывшим актером одного из московских театров. Шарлотта познакомилась с ним и его семьей сразу по приезде в Москву. Этот человек не испытывал горячей любви к советской бюрократической системе, вахтерам и милиции. Поэтому он быстро и с удовольствием согласился помочь Шарлотте.
Бутылка перцовки, которую так великодушно преподнес Женя Вадиму-вахтеру, была не простая. В ней были разведены несколько снотворных таблеток триазолама, которые иногда принимала Шарлотта. Она знала, что алкоголь обостряет их действие, но это вовсе не смертельно. Она знала также, что действует лекарство очень быстро, в течение двадцати минут, и что спать человек, принявший таблетки, будет до утра следующего дня.
Порасспрашивав, Шарлотте удалось узнать, что вахтер — горький пьяница. Она решила, что водка будет самой лучшей стратегией. Теперь бедолага будет крепко спать до утра, но утром проснется как ни в чем не бывало.
И сейчас она проникла в военно-исторический архив.
Войдя в читальный зал, Шарлотта увидела, что там тоже темно. Включать основной свет нельзя, его было бы видно с улицы. Поэтому она включила настольную лампу на одном из столов.
