Александр Гуров - Исповедь «вора в законе»

Мафия, организованная преступность, рэкет… Эти слова сегодня едва ли не самые распространенные в нашем обиходе. Ими обозначают явление, с которым мы столкнулись буквально в последние годы, для которого, как прежде считали, не было в нашем обществе социальной почвы. Так же, как для преступности профессиональной. И тем не менее «воры в законе» стали у нас реальным фактом.

Авторы задались целью проследить истоки, причины зарождения отечественной мафии, взявшей на вооружение многое из арсенала профессиональных преступников тридцатых — начала пятидесятых годов, в том числе их законы, атрибутику, но по существу имеющей с ними чисто внешнее сходство.

В основу глав, обозначенных нами как «Исповедь», положен документальный материал — записки «вора в законе» старшего поколения, который более четверти века провел в местах лишения свободы, подлинные письма и обращения к «братству» преступников новой формации. Нам представлялось важным посмотреть на «законников» прежних лет глазами нашего современника, отступив от бытовавшей долгое время традиции считать их какой-то серой, безликой массой, попристальнее вглядеться в их лица, порой такие непохожие. Это важно еще и потому, что многие из воров-профессионалов той поры — жертвы не только войны, голода, но и безжалостных жерновов сталинского режима, подминавших под себя всех без разбора.

Клички и имена отдельных персонажей по разным причинам изменены. Однако в большинстве случаев они подлинные, что, на наш взгляд, помогает с большей достоверностью воссоздать события прошлого, традиции и колорит воровского мира Москвы.

— Ну, ни пуха, Лихой! Для такого, как ты, — дело пустяшное. Хотя, конечно, будь осторожней. Дипломат крепче держи, не потеряй.

Отвечать на эти слова я не стал, уловив в них фальшивую ноту. Да и было бы кого слушать. Обидно, но факт. Я, известный карманник, «вор в законе», должен выполнять инструкции какого-то холуя. Из породы тех, кого нынешние «законники» презрительно именуют «шестерками». Смех, да и только…

Дверь квартиры тихо захлопнулась, я вызвал лифт. Возле подъезда наметанным глазом огляделся по сторонам. Ничего подозрительного. И только тогда направился к трамвайной остановке.

Я мог бы сразу сесть в такси, но Сергунчик — так звали этого холуя — настоял, чтобы вначале ехать на трамвае, и обязательно с пересадкой, проверяя, нет ли «хвоста». Выходит, Сизый просто трепался, когда говорил, что риска никакого.

Сизый… Хорош голубок. Да нет, скорее — гусь. Поначалу к нему вообще не хотели меня пускать. Есть, мол, опасность провалить «блатхату». Тогда я сказал, что должен передать Сизому личный привет от его знакомого, который отбывал со мной срок. Соврал, конечно, но — подействовало. И в конце концов я был допущен пред его светлые очи.

По моим понятиям, вилла, подобная этой, могла принадлежать разве что министру либо, по крайней мере, ловкому торгашу. (В наше время пределом мечтаний для «вора в законе» было снять у хозяйки надежный угол). Все говорило здесь о достатке и процветании. Чистых кровей немецкая овчарка, самодовольно обнюхавшая меня в прихожей, дорогие ковры, расставленные вдоль стен стерео, видео, телефон в стиле «ретро» и еще всякая чертовщина. А на стенах — с десяток увеличенных фотографий каких-то красавиц.

Сизый встретил меня почти официально. В кабинете, сидя за письменным столом. Это был сухощавый, спортивного вида брюнет лет тридцати семи. Закралось сомнение: «туда ли вообще я попал?»

— Дмитрий Васильевич, — через стол, небрежно протянул он мне руку. — Слышал о вас, Валентин Петрович. Говорят, виртуозом были в своем деле. Имей я часок, другой, с удовольствием послушал бы ваши байки из забытого прошлого. Но… — Тут он картинно развел руками. — Время для нас — в прямом смысле деньги. Нынче, как говорится, ускорение. Темп жизни другой.

Ошарашенный всем увиденным, я долго не мог прийти в себя. Сизый, очевидно, понял мое состояние.

— Этому антуражу не удивляйся. Действуем вполне легально. Одному из наших воров — светлая голова — пришла в голову отличная идея: организовать свой кооператив. Назвали мы его «Фото на память». Салон на Советской, разъездные мастера. А здесь, как видишь, кабинет председателя. Лучше «крыши» и не придумаешь.

Вот, оказывается, в чем дело. «Вор в законе», он же глава кооператива, бизнесмен, действующий легально. А та, оборотная сторона медали скрыта от посторонних глаз. Неплохо придумано, но для нас, карманников старой закалки, непривычно, и просто неприемлемо. Быть «в законе» означало для нас заниматься воровским ремеслом, и только. Не говорю уж о том, что «боссов», подобных Сизому, тоже не существовало. «Воры в законе» были равны, никто не имел права давить своим опытом или авторитетом, на сходках все решалось голосованием… Вот так одну за другой сдают позиции наши неписаные законы, что держались десятки лет. А ведь прежде за нарушение хотя бы одного из них «босяки» своего брата вора сурово наказывали, порой жизни лишали…

После того как Сизый открыл «секрет фирмы», у меня отлегло от сердца. На откровенность надо отвечать откровенностью. Сказал ему, что твердо решил «завязать»: годы не молодые, хоть напоследок поживу спокойно.

— Это на какие шиши? — не скрывая иронии, спросил Сизый. — Или в «строгаче» про запас дровец напилил?

— Напилишь там черта с два. Достались под расчет крохи. И те дорогой просадили в картишки.

— Что-то не пойму я тебя, Лихой, — Дмитрий забарабанил пальцами по столу. — Толкуешь, что решил завязать, а сам ко мне напросился. Сказал ребятам, будто хочешь передать привет, а дружков у меня в тех краях — никого. Мы, конечно, тебя проверили, но за такие шутки знаешь, что бывает.

— Извини, Сизый. Иначе бы на тебя не вышел.

— Ну ладно. Ближе к делу.

— В общем, попал я в заколдованный круг. Направление на работу дали — нет места в общежитии. Значит, не будет прописки. Знакомые, у кого мог бы прописаться, поразъехались либо поумирали. А нет прописки — значит, иди гуляй.

— Ну, а чем я-то могу помочь? Пристроил бы тебя в кооператив, но… «завязавших» не держим.

— Погоди, Сизый. Эти дела как-нибудь решу. Пойду в исполком, в милицию. А к тебе просьба такая: одолжи рублей двести. На первое время, чтоб угол снять да с голоду не подохнуть. Начну работать — отдам. Я ведь, между прочим, обучался на шлифовщика.

Сизый явно не ожидал такого поворота. Он поднялся из-за стола, подошел к бару, достал оттуда пузатую бутылку с импортным коньяком, наполнил рюмки. И вдруг, неожиданно для меня, — расхохотался.

— Ну ты даешь, Лихой! От кого другого, но от тебя… У нас здесь что — райсобес для «завязавших»? — От смеха у него на глазах проступили слезы. — Впрочем, давай пропустим по маленькой. За тех, кто там — не дай Бог нам.

Тост был наш, воровской, без которого прежде (да, как видно, и теперь) у нас, воров, не обходилось ни одно застолье. Поднимали стакан за тех, кто в «зоне».

Мы выпили. Помолчали.

— Деньги я тебе дам, Лихой, — нарочно растягивая слова, сказал Дмитрий. — Но при условии, что ты нам окажешь небольшую услугу.

— Но я же…

— Э-э, пустяки, — перебил он. — Риска никакого, это я гарантирую. Впрочем, решай сам.

Я согласился, поскольку понял, что иначе уйду отсюда ни с чем и ночевать снова придется на вокзале.

— Давно бы так, — Сизый удовлетворенно опустился в кресло. — Объясняю суть. Завтра ровно в час дня ты должен быть в Быковском. Это дачный поселок. Знаешь, наверное. Заберешь у нашего человека «товар» и доставишь в фотосалон на Советской. Придешь туда под видом клиента. Адреса, пароли и все остальное узнаешь у Сергунчика. Поедешь сейчас на его «хату», там и заночуешь.

— Понял. И все же я должен знать, что за «товар». Если взрывчатка — уволь.

Сизый опять рассмеялся.

— Террором пока не занимаемся. Картинки там, у одного местного коллекционера «позаимствовали». Ну что, по рукам?..

И вот я еду на шестой «марке» — в том самом трамвае, где в свое время со своими подельниками много раз «держал трассу» — чистил у пассажиров карманы. Воспоминания, прямо скажем, не из приятных… Возле универмага, убедившись, что нет «хвоста», пересаживаюсь на другой маршрут. Проехав еще несколько остановок, беру такси.

Через полчаса я в Быковском. Это дачное место хорошо знаю — одно время мы с напарником снимали здесь «хату».

Оставляю машину за два квартала до нужной мне улицы, расплачиваюсь с шофером. Отсюда уеду трехчасовым автобусом.

Нахожу дом. Кругом — ни души. На резном столбике у калитки — кнопка звонка. Нажимаю: два длинных, один короткий. Из глубины сада показывается хозяин — благообразный мужчина лет сорока пяти, с вкрадчивыми лисьими повадками. Похож на попа-расстригу.