Екатерина Савина - Проклятие китайского колдуна

Обезьяну связали и просунули в небольшое круглое отверстие в центре стола. Хотя тщедушное тельце зверька отчаянно извивалось, стол не шелохнулся ни разу – очевидно, его ножки были прикручены к полу.

Через несколько минут, когда обезьяна почти совершенно перестала трепыхаться, ее голову закрепили в отверстии так, что над поверхностью стола торчал лишь ее тщательно выбритый череп, очень похожий на чисто вымытое страусиное яйцо.

Китайцы расселись вокруг стола. Мне указали место рядом с узкоглазым толстяком, который из-за длинных тонких усиков на круглом лице, очень был похож на перекормленного кота.

Толстый китаец, не отрываясь, смотрел на череп обезьяны и шумно дышал, беспрестанно облизываясь.

Подбежавший официант принес пять серебряных молоточков, ручки которых показались мне чересчур длинными. Китайцы мгновенно разобрали молоточки, оставив на столе один – надо думать, для меня.

Я взяла в руки молоточек. Он оказался неожиданно тяжелым. А выглядел таким изящным, будто совсем ничего не весил.

Китайцы переглядывались друг с другом, поигрывая своими молоточками в маленьких желтых, будто слепленных из воска пальцах.

Обезьяна, словно почуяв недоброе, снова заверещала. Крик ее был настолько пронзителен, что заставил меня поморщиться.

Тогда толстый китаец, сидевший рядом со мной, наклонил круглую голову, будто прислушиваясь к чьему-то сигналу, и, вдруг хищно оскалившись, размахнулся и с силой хватил своим молоточком по голому обезьяньему черепу.

Брызнула кровь. Несчастная обезьяна что-то пропищала, прощаясь с обошедшимся с ней так жестоко миром и смолкла навсегда.

Китайцы китайцы дружно замолотили своими молоточками, раскалывая убитого череп зверька на куски. Мне стало дурно. Настолько, что лишь неимоверным усилием воли я смогла удержаться от приступа тошноты.

Я закрыла глаза.

А когда вновь открыла их, увидела, как китайцы откуда-то появившимися в их руках ложками, ели дымящиеся обезьяньи мозги, откровенно жмурясь от удовольствия. Толстый китаец, мой сосед, аппетитно причмокивал и мерно покачивал головой после каждой отправленной в рот порции.

Мой желудок снова стиснули спазмы, я опять крепко зажмурилась и открыла глаза только тогда, когда мертвая обезьяна непонятно каким образом выбравшаяся из своего заточения, схватила меня за руку.

Окровавленная мордочка перекосилась, из пустых белых глаз, расширившихся – вероятно, от безумной боли – до невероятных размеров, бежали крупные слезы, а пасть судорожно покривившись, приоткрылась, будто обезьянка хотела сказать мне что-то чрезвычайно важное.

Вот тогда я вскочила из-за стола и закричала.

– Ужас какой, – передернула плечами Даша, – представляю, что было бы, если б я такой сон увидела. Я наверное вообще не проснулась.

Васик громко хмыкнул и отхлебнул из плоской бутылочки, которую прятал во внутреннем кармане своего пиджака.

– Да чего там... – зевнув, проговорил он, – подумаешь, обезьяна... Я вот раз бухал на стройке с одним прорабом... На пятом этаже строящегося здания. Напоролись мы, а прораб еще за одним пузырем пошел... – Васик вдруг притих и печально качнул головой.

– Ну и что дальше? – поинтересовалась Даша. – Свалился с пятого этажа и разбил голову?

– Кто? – недоуменно глянул на нее Васик.

– Прораб, с которым ты... На пятом этаже.

Васик пожал плечами.

– Ничего подобного, – проговорил он, – он по лестнице спустился. И ушел. И больше я его не видел.

– Очень страшная история, – заметила Даша, – ни к селу, ни к городу... При чем здесь прораб?

– А при том, что он у меня стольник уволок, – объяснил Васик, – по-твоему, это как называется?

Я прокашлялась. В сон меня больше не клонило. Да и после этого кошмарного сновидения, мне вообще не хотелось закрывать глаза. Самолет, в салоне которого мы находились, шел ровно – и только по едва заметной вибрации, да по стелющимся за стеклом иллюминатора белесым облакам, можно было догадаться, что мы не стоим на месте, а перемещаемся в пространстве – с огромной скоростью и на невероятной высоте.

– А сон в руку! – засмеялся вдруг Васик.

Я даже вздрогнула.

– То есть? – переспросила Даша.

– Мы летим-то куда? – задал вопрос Васик.

– В Гонконг, – ответила я, – то есть, в Китай.

– Во! – одобрил Васик. – Правильно! Мы летим в Китай, а тебе, Оля, сон приснился на китайскую тему... про китайцев и китайскую обезьяну.

– Гадость, – поморщилась Даша, – мне, кстати говоря, с самого начала вся эта затея с отдыхом в Китае – не понравилась, – добавила она, – неужели мало курортов в мире? Какие-нибудь солнечные острова – Канары, Багамы... Там, где отдыхают все нормальные люди. Ну, Ялта, на худой конец Крым. А мы зачем-то в Китай полетели. Твоя, Васик, идея-то была...

– Моя, – подтвердил Васик, обеими руками взлохматив гриву своих длинных нечесаных волос, – и не только, между прочим, идея. Кто ж виноват, что у папаши моего сорвалась деловая поездка в Гонконг? Что теперь – пропадать билетам? И гостиница первого класса – оплачено две недели проживания. Получается, на халяву едем. Все по исключительно высокому разряду, а платить ничего не нужно.

Васик потянулся и счастливо рассмеялся.

– Какой ты стал бережливый, – усмехнулась и Даша, – в жизни ни дня не проработал, только на шее у своего крутого папаши сидишь и денежки с него тянешь. Бездельник. И что меня больше всего удивляет, тебе никогда ни капли стыдно не было, за то, что... Ведь сидишь на шее?

– Сижу, – невозмутимо согласился Васик, – тем более, мне деньги нужно экономить.

– Логика... – неопределенно высказалась Даша и повернулась ко мне. – Слышишь, Оль, его рассуждения.

Я кивнула и открыла рот, но сказать ничего не успела.

– Да чего вы ко мне пристали-то? – возмутился наконец Васик. – Вот еще. Надо было мне поменяться с кем-нибудь местом... Сижу вот между вами, как...

– Ладно, – сказала я, – лететь-то осталось – часа полтора – не больше.

Зал Гонконгского аэропорта был тесен и многолюден, как московское метро в час пик. Нам едва удалось выбраться наружу. Если бы не надписи на английском языке, мы бы, наверное, плутали здесь, толкаясь в потные китайские спины, еще очень долго.

– Какое все здесь... – с неопределенной интонацией произнес Васик.

– Какое, – спросила Даша.

– Маленькое, – сформулировал, наконец, Васик, – ненастоящее. Как игрушечное. И дома, и люди. Даже машины – приземистые. Не то что в Москве.

Он усмехнулся и, гордо расправив плечи, выпрямился во весь свой немалый рост.

– Это тебе кажется, – сказала я, – ты же вон какой длинный. А дома и люди обыкновенные. Ну, может быть, чуть пониже, чем в Москве. Кстати, ты знаешь, куда нам направляться?

– Нет, – признался Васик, – вообще-то, нас встретить должны. На лимузине.

Он сделал несколько шагов и остановился у проезжей части, по которой медленно проплывали сверкающие автомобили. И заозирался.

– Ну и где же наш лимузин?

Мы с Дашей пожали плечами.

– Нормально, – хмыкнул Васик, – если лимузина нет, то, может, мы прокатимся на этих... как их... гейшах?

– Что? – в один голос воскликнули мы с Дашей.

– На гейшах, – повторил Васик, – или как их там – рикшах.

– Ты бы еще паланкин попросил, – вздохнула Даша, – как гостиница-то называется?

Васик напрягся.

– Ху... ху... жо... – забормотал он, – помню, что что-то не совсем приличное, – ху... ху... Ага, вспомнил – Хуньжоу!

– Точно? – спросила я на всякий случай.

Васик утвердительно кивнул.

– Тогда все в порядке, – проговорила Даша, – если ты название гостиницы помнишь. Давайте прогуляемся по Гонконгу. Если что – дорогу спросим у прохожих. В Китае же понимают английский язык.

– Понимают, – повеселев, отозвался Васик, – конечно, понимают. Это же язык межнационального общения.

– А я немного знаю китайский, – неожиданно заявила я, – вернее, могу понимать, что мне говорят. Если очень постараться.

Васик и Даша вытаращили на меня глаза.

– Вот это новости, – проговорила Даша наконец, – никогда не слышала о том, что ты изучала китайский.

– А я и не изучала, – сказала я, – просто дело в том, что...

– Ну да! – усмехнулся Васик, – просто дело в том, что наша Оленька кому угодно в мозги залезть может. Она же у нас экстрасенс.

Я кивнула. Я действительно обладала исключительными экстрасенсорными способностями, доставшимися мне в наследство от моей прабабушки, которую на деревне, где она жила, называли ведьмой... Ведуньей ее называли.

Мой дар позволяет мне видеть образы в сознании собеседника, проникать в его подсознание и тем самым – узнавать его намерения и просчитывать ходы – и вовсе не важно, на каком языке мой собеседник разговаривает.