Геннадий Астапов - Идет охота на "волков"

Юля не суетилась. Выбралась из ванны, ощупала тугие ягодицы и грудь перед зеркалом, и, не вытираясь, прошлепала мокрыми ногами на кухню. Смонтировала себе тонко нарезанный бутерброд из ветчины, зеленого горошка с кетчупом и не спеша, принялась его поедать. Когда раздалась трель из сотки, лениво отправилась в спальню и бросила подушку на телефон, но даже из-под подушки слышалось, как тот, не уставая, наигрывал классические сонеты. Проглотив последний кусочек и плюхнувшись на покрывало, вытащила телефон, включила связь и со вздохом спросила:

— Кто?

— Ты чё, тля, дома торчишь? — голос у Кости был злым. — Жрешь бутерброды? — вкусы её изучил. — Слушай, такой дядька клюнул — сдохнешь! Короче, канай сюда, через полчаса он подкатит, знакомитесь, и сваливаете к тебе на хату. Смотри, мужик требует конфиденциала! Полковник за утечку информации матку порвет. Сечешь? Ну, работай!

Юля дала отбой, собралась лениво, постояла у трюмо, подкрашивая губы и поехала в кафе «Южная ночь». Костя свел её с клиентом, полковник оказался моложавым, улыбчивым, слегка седоватым и с лицом, чуть побитым оспой. Был он в гражданском сером костюме без галстука, в рубашке с расстегнутой грудью.

— Меня зовут Турехан Абсаматович. А тебя Юля? — вытянул он бычью шею, косясь на белую Юлину грудь, выпирающую из кофты. — Поехали?

Дома у Юли полковник вытащил закуску, молдавское вино. Они цедили его из фужеров сквозь зубы и рассматривали друг друга, Юля рассказывала смешные истории из своей жизни.

— Знаете Юля, хочется иной раз расслабиться, сбежать от своих холуев, от охраны. — полковник приподнял бокал. — Снова за вас!

Потом съехал на высокие материи и пел о долге, чести офицера. Через несколько минут, зевнув в сторону, Юля извинилась и прошмыгнула в ванную. Там, за стиральной машиной, для таких случаев стояла бутылка водки, она приложилась к горлышку и, зажмурившись, выхлебала грамм двести, открыла водопроводный кран и подставила рот. Вскоре стало весело, она разделась и вышла к полковнику в пеньюаре.

— Турехан Абсаматович! Давай на «ты»! Буду называть тебя Ту-ре-ке. Согласен? Иду к тебе мой ах-ха! мальчик.

Полковник уже разделся, она прыгнула к нему на колени, обвила ногами и поцеловала в макушку, заросшую жесткими черными волосами. Спустя время, одеваясь, поняла, что тот смертельно пьян, не в состоянии зашнуровать кроссовки. Когда нализался? Не с молдавского ведь развезло? Тоже успел водочки качнуть!

— Ух ты мой генерал! Ух ты мой президент!

Туреке таращился на Юлю и бормотал ругательства. В машине она попросила руль, видя расквашенное лицо полковника, но получила категорический отказ.

— Сам!

Они неслись по ночному Шымкенту, не успевая замечать мелькающие светофоры, вдруг на одном из перекрестков через дорогу побежал человек. Удар получился глухим, человек, перелетев через капот, тяжело рухнул на асфальт. Турбай протрезвел, а Юля тихо заскулила на сиденье, прикрыв рот носовым платком.

— Кончено! — Туреке била частая, как от мороза, дрожь. — Садись за руль, уезжаем!

Когда Юля гнала по переулкам, полковник совсем трезво давал указания:

— Машину спрячем к тебе в гараж, и забудь про неё! Сиди дома, не высовывайся! Я все улажу! Ни кому не болтай! Хватит реветь, дура, его не вернешь!

Они закрыли машину, полковник вынул из портфеля остаток водки и, добив её, швырнул бутылку на гаражные крыши. Ночь Юля не спала, несколько раз звонил Туреке с дурацкими инструкциями не высовываться. На следующий день действительно не выходила из дому, пользовалась старыми запасами продовольствия. Костя тоже перестал звонить, клиенты кончились, что ли? Потом объявился Турбай. К вечеру пришел хмурый, притащил водки.

— Знаешь, кого задавили? Читай! — сунул свежую газету и осушил стопку. — Шерифа! Вся банда на ушах стоит! Живой сука, а лучше бы насмерть! Откуда он взялся? Ты видела? В полиции пока ничего… Не было заявы, даже в сводках не проходит. Не скули! Я этих бандюков в рог! Главное — чтоб с ментами чисто!

Турбай налил еще рюмку и опрокинул, не закусывая. Схватил Юлю за подбородок и крепко сжал.

— Молчок! Твое дело — не видела, не знаю! Кстати, сегодня интересовались машиной, справки наводят, суки.

Турбай побыл немного, пытался поухаживать за Юлей без желания, но махнул рукой и отстал. Через час уехал, и тут же позвонил Костя.

— Заболела, что ли? Чего не показываешься?

— Коньяком левым траванулась! Кишки выворачивает!

— Ну, тля, ты даешь! Мент траванул наверное? Скорую подослать? Процедурчики с клистиром, клизмочки? — загоготал. — Ладно, отдыхай. У нас тут неприятности. Шерифа какой то пидар на машине переехал. Братва землю роет. Представляешь? На пару минут без охраны отчалил! Давай, завтра — как штык. Ментяру, кстати, снимала? Молодец!

Под утро к ней в железную дверь настойчиво постучали.

— Кто?

— Открывай, открывай, Костя.

Юля протерла глаза и отодвинула шпингалеты, вошли четверо с фонарями, хмурых и озабоченных. Один с ходу врезал Юле кулаком в рог, она отлетела, подбежал — добавил.

— Траванулась значит, левым коньячком? Кишочки, говоришь, выварачивает?

Костя свалился на диван, раздвинул ноги и посочувствовал:

— Чё тля, в натуре? Больно? Возьми платок, вытри кровянку. Зачем так некрасиво обманывать?

Юля сплюнула кровь в пепельницу и прижала пальцами разбитую губу.

— Что я должна говорить, если твой полковник рядом сидит и каждое слово сечет? Ты предупредил — мент требует конфиденциала!

— А почему не звонданула, когда он свалил?

— Трубу же отобрал! Козел! Сказал, если слово кому вякну — спрячет за наркотики года на три. Или ещё за что-нибудь. Придумает! А вы тут граблями машете! — Юля вытерла испачканные кровью пальцы о кусок газеты и снова плюнула в пепельницу, по влажной щеке покатилась слеза.

Парни на диване ухмылялись, кроме Кости и Алмаза — других она не знала. Костя глубоко затянулся сигаретой и спросил:

— Тачка где?

Та кивнула за окно.

— Вон, в гараже. Показать, что ли?

— Успеем. Кассету смотрела?

— Нет еще.

— Включи, глянем.

Юля полезла на антресоль, где в коробку из-под печенья «хамле» Костя искусно вмонтировал маленькую видеокамеру, приспособленную для особо важных записей. Вынула кассету и вставила в адаптер, адаптер воткнула в магнитофон и включила телевизор. Парни заржали. На экране полковник Турбай пил водку из горлышка и занимался онанизмом.

— Чё тля, не дала ему? — смеялся Костя, но внезапно стал жестким, улыбка улетучилась. — Ладно! Повеселились! — протелепал к магнитофону, вынул кассету и сунул в карман. — Потом досмотрим! Давай, веди, где тачку спрятали?

Вышли на улицу, на востоке занималась заря, светало. Когда открыли гараж и машину вытолкали за ворота, Алмаз присвистнул и выругался:

— Твою мать! Шериф в рубашке родился!

Правая фара была разбита, погнут капот и бампер, сила удара бросалась в глаза. Дэо узбекской сборки сфотографировали, сняли на камеру и закатили назад. Костя ухватился двумя пальцами за трикотаж Юлиной футболки и притянул её нос к своему носу.

— Если мусорок узнает — тебе кранты! Сечешь? Или он отправит в зону, или эти ребята, — махнул в сторону парней, — накинут шелковую змею на шею. — Костя улыбнулся и потрепал Юлю за щеку. — Шутка! Ух, какая ты аппетитная! — Опустил руку ниже, на грудь, и, несколько раз сжав её, как резиновую грушу, прикоснулся губами её губ. — Некогда мне сегодня! Юленька, некогда!

Все четверо сели в БМВ и уехали, Юля дома хлобызнула водки и завалилась в кровать досматривать прерванные сны.

Почти как в песне: в банде была баба — звали её Мурка. По фамилии, имени, отчеству: Муратидзе Клеопатра Алексеевна. Любовница Шерифа и, по сути говоря, второе лицо в сообществе «Серые волки». Красивая женщина, до знакомства с Шерифом приворовывала по квартирам, отбывала за это небольшие сроки, потом челночила в Турцию, держала людей на рынках и продавала привезенные, или украденные вещи. Шериф же слепил из неё крупного бизнесмена, делающего деньги на торговле хлопком и не только.

Она сидела в отделанном, после евроремонта офисе, и привычно распоряжалась по внутренней связи, когда в дверях появился бухгалтер Атамбай. В университете имени Гумилева он получил диплом экономиста, трудился на мелких предприятиях, пока через знакомых не устроился в крутую фирму Шерифа. Атамбай подошел к столу, положил папку, присел у края на мягком стуле.