Иван Черных
ИГРЫ ДЛЯ ПАТРИОТОВ
1
Сон был так сладок и крепок, что он, слыша трезвон будильника, никак не мог оторвать голову от подушки. Но сознание уже проснулось и напомнило о предстоящем полёте. Надо вставать и собираться на аэродром. А голова была такой тяжелой и непослушной, что он лежал ещё с минуту, мысленно ругая себя за вчерашнюю вечеринку. Не следовало ходить в ресторан, поддаваться уговорам Ларисы. Ей-то что, у неё выходной, целый день можно дрыхнуть, а ему десять часов крутить штурвал. И греческий коньяк оказался дерьмовым, хотя выпил он не более ста пятидесяти граммов… Правда, отказаться тоже нельзя было: Жанна — лучшая подруга Ларисы, и двадцать лет — раз в жизни бывает. И ухаживает за ней друг Геннадия Валентин Артамонов, бортинженер. Ему тоже лететь, и тоже он выпивал, как и Геннадий, в меру… А тут ещё этот прапорюга, правда, бывший, Желкашинов. Надрался со своими подопечными, к их столу приперся, Ларису на танец пригласить. Лариса, разумеется, отказала, а он своё: «Что, только с офицерами танцуем, отставной прапорщик чином не вышел?» Тогда и вмешался Геннадий:
— Послушай, Тимофей, иди к своему столу. Дай нам поговорить.
— А я не к тебе обращаюсь, — зло ответил Желкашинов. — Когда Тимофей горючим заведовал, все к нему с поклоном шли, а теперь, видишь ли, носы воротят…
Действительно, Геннадий раза два обращался к нему с просьбой заправить свои «Жигули», когда на АЗС не было бензина, и каждый раз расплачивался то деньгами, то подарком, но почтительно никогда к Желкашинову не относился. Тем более теперь, хотя бывший начальник ГСМ бизнесменом заделался, иномарками торгует.
— Что заслужил, то и получил, — в сердцах ответил Геннадий. — И по-хорошему прошу, иди к своему столу.
— По-хорошему, — усмехнулся отставной прапорщик. — А по-плохому морду набьёшь?
Обострять обстановку Геннадию совсем не хотелось, но и стерпеть такой наглости не мог.
— Ты этого хочешь? — спросил, не сдерживая гнева.
— Хочу! — вдруг заявил Желкашинов и шагнул к нему. — Бей.
Геннадий и Валентин тут же подскочили, стиснули за руки бузотера и отвели к столу, за которым сидели его дружки.
— Ребята, утихомирьте своего шефа, он, кажется, малость перебрал, — обратился Геннадий к парням, нанятым Желкашиновым перегонять ему иномарки из Финляндии и Германии. И крепко припечатал отставного прапорщика к стулу.
Когда офицеры вернулись на свое место, за столом Желкашинова, видно было, разгорелась дискуссия. Лариса, чтобы разрядить обстановку, произнесла очередной тост за юбиляршу, все выпили и забыли о мимолетном конфликте. Но когда уходили из ресторана и Геннадий зашел в туалет, на выходе ему преградили дорогу два коротко стриженных качка, подручных Желкашинова.
Геннадий понял намерение изрядно подвыпивших подельников новоявленного бизнесмена и, помня одну из заповедей драки — бить первым, едва стоявший ближе к нему бросил: «А, сука!» — врезал ему в солнечное сплетение. Второму, правда, удалось зацепить Геннадия кулаком по голове, но лишь вскользь, зато Геннадий угодил ему ногой в промежность. Не прошло и минуты, как оба качка валялись на полу.
Геннадий переступил через одного из них и как ни в чем не бывало присоединился к своим друзьям. Ни Лариса, ни Жанна, ни Валентин не заметили его возбужденного состояния…
И вот эта головная боль. Несильная, но все-таки неприятная. От плохого коньяка или от удара? Или просто не выспался?..
— Вставай, милый, — стала тормошить его Лариса. И когда он открыл глаза, обняла и плотно прижалась. — А может, не полетишь? Плюнь на свой самолёт, на свою службу, обними меня покрепче…
Геннадий тряхнул головой, разгоняя остатки сна.
— Не мели чепухи… Вернусь из командировки — готовься к свадьбе.
— Задалась тебе эта свадьба. Разве нам так плохо? И хозяйка предупредила: семейным комнату она не сдает. Подождем, когда я ещё сто тысяч, — она помолчала и с улыбкой добавила: — подзаработаю. Кстати, ты снял денег мне на подарки? В Китае, говорят, много экзотических сувениров.
Геннадий совсем забыл, что она страстная любительница всяческих украшений.
— Извини, но снимать твои деньги… А чего ты хочешь?
Лариса пожала плечами.
— Там, говорят, есть розовый жемчуг. Купи мне ожерелье. Или медальон с красивым камнем. — Лариса поднялась за ним следом. — Приготовить тебе кофе?
— Не надо. Я уже опаздываю. — Геннадий схватил брюки и одним махом натянул их. — Надо ещё заскочить в гостиницу, переодеться.
— Я подброшу тебя на машине.
И Лариса быстро, прямо-таки по-военному, облачилась в спортивный костюм, набросила куртку.
Красные «Жигули» стояли у подъезда, и когда Лариса включила мотор, вдруг предложила:
— Я провожу тебя до аэродрома, посмотрю, как ты будешь взлетать.
— Это не так скоро. Надо еще осмотреть самолёт, кое-что сделать.
— Ничего, подожду. Мне спешить некуда…
На аэродроме подготовка уже шла полным ходом: у носового колеса стоял электроагрегат для проверки электрооборудования самолёта, и бортинженер Валя Артамонов щелкал переключателями, следя за стрелками приборов. Топливом могучий «Руслан» заправили ещё накануне, и все члены экипажа занимались проверкой. Командир экипажа тоже находился в кабине, и Геннадий приступил к внешнему осмотру самолёта — шасси, фюзеляжа, крыльев. Вспомнил, что техник накануне залезал на плоскость, открывал лючки. Решил проконтролировать, закрыл ли. Взял раздвижную телескопическую лесенку и полез на крыло. Нет, техник не забыл, сделал все как положено.
Геннадий, закончив внешний осмотр, присел на чехол отдохнуть. Тяжесть в голове не проходила, и чувствовал он себя отвратительно. Надо бы выпить таблетку от головной боли, но у него с собой нет, а у Ларисы постеснялся спрашивать — тоже мне лётчик, раскис от ста пятидесяти граммов коньяка. Правда, ночь-то они провели бурно, и он явно не выспался. Но теперь поздно раскаиваться, придётся терпеть. Командир — мужик суровый, не посмотрит, что раньше за Геннадием никаких замечаний не было: майор был доволен своим «праваком», как называли вторых пилотов с давних пор, когда появились самолёты с двойным управлением, двумя креслами в пилотской кабине — левым, для командира, и правым — для второго пилота.
Предполётная подготовка заняла минут двадцать, и Геннадий, поглядывая на часы, временами бросал взгляд на край аэродрома, к жилым постройкам, где виднелись красные «Жигули». Лариса ждала, не уезжала. И от этого на душе становилось приятно — любит. Вернется он из командировки, и хватит играть в мальчика и девочку. А то, что хозяйка грозится отказать ей в квартире, не трагедия, найдут другую. Платить, правда, придется дороже, но президент в последнем выступлении пообещал увеличить военнослужащим денежное довольствие. Если бы Геннадий был уверен, что экипаж не переведут на другой аэродром, можно было бы взять ссуду в Сбербанке и вместе с Лари-сиными ста тысячами купить кооперативную квартиру. Но ходят упорные слухи, что эскадрилью должны перебросить в другое место — аэродром близко расположен к городу, и роза ветров заставила строителей вытянуть взлетно-посадочную полосу так, что либо взлет, либо посадка происходит над окрестными домами, будоража мощным ревом жителей.
Увидев, что бортинженер направился в грузовой отсек, где шла погрузка научной аппаратуры для космической ракеты, которую собираются запустить китайцы через три дня, Геннадий встал и пошел за ним. Вместе занялись креплением ящиков с аппаратурой. Едва закончили, как поступила команда зайти в медпункт на медосмотр.
Командир первым зашагал к командно-диспетчерскому пункту, за ним — штурман-навигатор со штурманом-оператором, бортинженер с радистом; Геннадий шел замыкающим. Он приободрился, даже смешной анекдот рассказал радисту, но в душе переживал — вдруг врач обнаружит похмелье. Правда, и раньше случалось, что приходилось выпивать накануне полетов, но голова никогда не болела и давление крови оставалось как у космонавта… Чёртов греческий коньяк… И Лариса будто ошалела, что только не вытворяла с ним. Такие у нее нежные, ласковые руки, такая атласная кожа и такие зажигательные губы, что воспламеняли его всякий раз, когда она страстно целовала…
Приятные воспоминания омрачались наплывами головной боли, и он, подходя к медпункту, непроизвольно замедлил шаг, стараясь отдалить минуту встречи с врачом.
Тамара Михайловна, жена руководителя полетов майора Филимонова, симпатичная сорокалетняя врачиха, всякий раз, прислоняя к груди стетоскоп, восхищалась его железной мускулатурой, крепким телосложением. Вот и на этот раз дружески провела рукой по предплечью, похвалила: