Кётаро Нисимура - Остров Южный Камуи

В 1965 г. я как раз получил литературную премию имени Эдогавы Рампо, и вот мне прислали из издательства мою книгу. Радуясь, что держу в руках печатный вариант, я сразу же её перечёл, и тогда поначалу впечатление у меня сложилось самое отвратительное. Когда я писал на бумаге от руки, это было непонятно, а теперь, когда текст был набран типографским шрифтом, все изъяны вылезли наружу. И слог был корявый, и сюжет какой-то на редкость расплывчатый. Проникнувшись отвращением к самому себе, я решил, что надо ещё заняться изучением писательского мастерства.

И вот я вступил в «Новое Общество Сокола», которое возглавлял ныне покойный уважаемый Син Хасэгава. В нынешний сборник я включил «Остров Южный Камуи» и другие новеллы, которые публиковались тогда на страницах журнала «Массовая литература», печатного органа этого литературного общества.

Новеллы были написаны больше для отработки мастерства, так что, возможно, им не хватает увлекательности. Но и сейчас они мне дороги, поскольку я знаю, что в эти произведения было вложено немало серьёзного труда.

Август 1992 г.

Нисимура Кётаро

Солнце светило ярко, но дул сильный юго-западный ветер, гоня по морю белые барашки волн, и сухогруз «К-мару» водоизмещением около двухсот тонн никак не мог пристать к берегу острова. Пришлось бросить якорь и ожидать на рейде, пока с острова подойдёт за нами рыбацкая лодка.

Желающих сойти на берег было только двое — я да ещё один коммивояжёр средних лет.

Голый по пояс загорелый мускулистый парень умело управлял рыбачьей посудиной, но каждый раз, когда она взбиралась на волну, раздавался подозрительный противный скрип. Остров был у нас перед глазами, но берег всё не приближался. Цепляясь за пропахший рыбой борт лодки, я с трудом пересиливал рвотные позывы, когда коммивояжёр, вёзший с собой большой багаж, с совершенно спокойным выражением на лице как ни в чём не бывало затеял со мной разговор.

— Я на этот Южный Камуи уже третий раз приезжаю. Дыра, конечно, ещё та, ничего на нём нет, но зато воздух хорош, море красивое, ну и дамочки очень даже свободного нрава. Обслуживают по первому классу. Ага! Сейчас вот в больших городах только и толкуют о «свободном сексе», а здесь, на острове, похоже, испокон веков был этот свободный секс. Ага! Для приезжих так вообще этот сервис — полный улёт. Прямо как сказочный Остров Женщин. Ага!

От назойливого «ага» у меня уже звенело в ушах. До чего же навязчивая манера вести беседу! Я упорно молчал, но коммивояжёр, не смущаясь этим обстоятельством, продолжал свои речи.

— А вы что ж, значит, на отдых прибыли? Свободное времечко провести? И то, нынче разные отдалённые островки в моде! — заметил он, наклоняя голову, и приблизил ко мне пухлую багровую физиономию, словно пытаясь заглянуть в лицо, при этом обдав меня сивушным перегаром.

Я вспомнил, что мой спутник ещё на борту корабля то и дело прикладывался к четырёхгранной бутыли виски.

— Нет, на работу, — коротко бросил я, держась за грудь. Тошнота не проходила, но похоже было, что до того, как высадимся на берег, меня так и не вырвет.

— Ага, работа? Хе-хе, — с понимающим видом заинтересованно кивнул коммивояжёр, изобразив дурашливую ухмылку.

Словно обороняясь, я добавил в ответ на взгляд моего собеседника:

— Врач я.

Неприятно было даже подумать, что коммивояжёр может принять меня за «своего», такого же, как он.

— На острове врачей нет — вот я и решил сюда отправиться.

— Доктор, значит? Надо же! А я-то и не предполагал! — с преувеличенной озабоченностью покачал головой коммивояжёр. Этот жест злополучного коммивояжёра меня вконец разозлил, и я почувствовал, что начинаю ненавидеть своего спутника. Небось в багаже у него всякая грошовая дребедень. Насупившись, я всем своим видом старался продемонстрировать ему своё отношение, но коммивояжёр как ни в чём не бывало продолжал беседу всё в той же фамильярной манере.

— Вот уж удивительно, что такого молодого доктора вдруг потянуло на такой дальний островок, ага! — неумело похвалил он меня.

Я в ответ мог только криво усмехнуться. Несколько дней назад я уже слышал более изысканные похвалы в свой адрес в связи с отъездом на остров Южный Камуи. Было это на проводах, которые устроили для меня сослуживцы. Старый профессор, мой любимый учитель, с растроганным выражением прочувствованно сказал:

— Как это прекрасно, когда такие молодые люди, как ты, проникаются духом жертвенности и отправляются работать на далёкие острова!

Я почтительно его выслушал, но, честно говоря, мой отъезд на Южный Камуи не был продиктован сознанием важности сей благородной миссии, как пытался представить профессор.

Просто из-за некоей женщины всё в моей жизни разладилось и я хотел только одного — уехать из Токио куда-нибудь подальше. К тому же эта женщина была под контролем сутенёра из якудза, который мне угрожал, и дело уже принимало скверный оборот. Так что мне было всё равно куда — лишь бы уехать. Конечно, лучше всего было бы махнуть куда-нибудь за границу — во Францию или в Германию, но на это у меня не было денег, да к тому же я был совсем не уверен, что смогу там устроиться и зарабатывать на жизнь. Тут как раз до меня дошли слухи, что на острове Южный Камуи проблемы из-за отсутствия врача, а ставку там предлагают приличную, — и я откликнулся на предложение. Я ещё и потому так легко с ходу согласился, что понял по названию: это один из островков архипелага Камуи, который тянется по дуге от южной оконечности Кюсю к Окинаве. Совсем неплохо будет пожить спокойно, расслабиться и понежиться, любуясь морем с коралловыми рифами. Подписав договор, я снова взялся за карту и немало удивился. Сколько я ни прочёсывал архипелаг Камуи с севера на юг, названия Южный Камуи нигде видно не было. Оказывается, его там и нельзя было найти. То есть остров, конечно, принадлежал к архипелагу Камуи, но находился на отшибе, далеко от всех прочих островов. Он виднелся малюсенькой точкой в море на расстоянии двухсот пятидесяти километров к юго-востоку от архипелага. Самолёты туда, разумеется, не летали, и нужно было плыть пароходом десять часов от центрального острова Камуи. «Поскольку связь с этим отдалённым островом затруднена, тамошние нравы и обычаи остаются неизменными с давних времён; жизнь островитян тяжела и безрадостна» — кратко было сказано в справочнике. Если бы я был этнографом, то, наверное, обрадовался бы, но тогда у меня было ощущение, будто меня, по воле судьбы, занесло на остров, отрезанный от цивилизации. Договор был подписан, и расторгать его просто так было неловко. Я решил, что отработаю положенные по контракту два года, а потом придумаю какой-нибудь предлог, чтобы вернуться в Токио. Но, честно говоря, сейчас, болтаясь по волнам в этой провонявшей рыбным духом посудине и слушая поневоле развязную болтовню моего краснорожего спутника, я пожалел о своём решении отправиться на Южный Камуи.

Наконец лодка подплыла к берегу.

Порт представлял собой просто небольшую бухточку. Дно бухточки было устлано коралловыми холмиками, но сейчас водная гладь вскипала белой пеной от волн, накатывающих из открытого моря. Брызги летели на лицо и на руки, но вода была тёплой. Был конец апреля, и в Токио ещё стояла холодная погода, а здесь лето уже вступило в свои права.

Человек двадцать островитян вышли меня встречать на длинный бетонный пирс. Среди них виднелась фигура полицейского в форме. Мужчин среди встречающих было всего четверо, включая того молодого полицейского, — остальные женщины.

Все женщины как на подбор были в запахнутых белых сорочках-дзюбан и рабочих шароварах из дешёвой хлопчатобумажной синей ткани в белый горошек. От жгучего солнца их защищали соломенные шляпы и косынки на головах.

— Ничего себе встреча! — хохотнул коммивояжёр, взглянув на меня. Я ничего не ответил. Тошнота всё не проходила. Женщины на пирсе были загорелые дочерна; возраст их определить было невозможно, и ни о каком женском очаровании не было и речи.