Станислав Родионов - Засекреченный пикник

Прокурор конфузился, хотя это не было свойственно ни его характеру, ни его должности. Вернее сказать, он маялся, словно его пропускали через стиральную машину. Хочет поручить какое-нибудь непотребное дело? Он поручает их свободно и даже без комментариев. Скорее всего, я допустил ляп, непростительный для моего опыта и возраста. Не помочь ли ему?

- Юрий Валентинович, погодка-то!

- Да, льёт, как из лейки, - неожиданно подхватил он.

- В таких случаях нет ничего хуже трупа на улице, - развил я мысль, намекая, что если и есть подобный труп, то послать туда лучше следователя молодого.

- Трупа нет, - отмахнулся он.

- Надеюсь, нет ни пожара, ни хищения младенца…

Прокуроры меняются часто. Юрий Валентинович задержался, и я не мог это объяснить ничем, кроме его покладистости. Мною замечено, что до пенсии доживают руководители не принципиальные. Парадокс, но прокурор - самая бесхребетная должность. У ресторанного официанта больше достоинства, а может быть, и прав.

- Сергей Георгиевич, мне грозит взыскание за необоснованные возбуждения уголовных дел. Зампрокурора города звонил.

Что значит «необоснованное возбуждение уголовных дел»? Это процентный рост преступности, которой фактически нет.

- Не возбуждайте, - легко посоветовал я.

- Но образуются ситуации…

Я смекнул, что она уже образовалась. Видимо, пригласил ради этой ситуации. Но прокурор, боясь меня спугнуть, подступал к ней осторожно, словно крался:

- Сергей Георгиевич, ты постоянно жалуешься, что уголовные дела неинтересны.

- Примитивны.

- Слышал про пикник? Учитель физики, преподавательница литературы и трое пятиклассников поехали в лес на машине физика и пропали.

- Но школьники и учительница, говорят, вернулись.

- А физик, а машина? Пропали.

- Расспросить ребят, учительницу, - удивился я примитивности задачи.

- Молчат.

- На допросах?

Прокурор хихикнул укоризненно. Ну да, необоснованное возбуждение уголовного дела; а если дело не возбуждено, то нет и допросов.

- Но их хотя бы опросили?

- Молчат, - повторился прокурор.

Он пододвинул мне хиленькую папку: справки, опросы школьниц инспектором детской комнаты, милицейские протоколы… Я читал и удивлялся: поехали в лес, там погуляли… Физик сел в машину и пропал, оставив учительницу и школьников. До города они добрались на попутках.

- Есть же основание для возбуждения уголовного дела, - не согласился я с перестраховкой.

- Сергей Георгиевич, а какое? Грабежа нет, телесных повреждений нет… А если физик поехал навестить друга или ещё куда? Кстати, была пятница.

- Он же до сих пор не вернулся?

- Милиция ищет.

Мы с прокурором работали вместе давно. Пришёл он юным и нахрапистым. Но годы, проведённые в области сложной криминально-психологической деятельности, сделали его неспешным и вдумчивым. Я ценил его за простоту и неумение юлить. Какой прокурор свободно признаётся, что не знает, что делать? А надо ли делать?

- Юрий Валентинович, найдут физика или сам он явится - и всё.

- Ко мне обращаются с запросами. Родители, директор школы, из администрации района.

- Что же их беспокоит?

- Школьницы стали какие-то испуганные, учительница подала заявление об уходе. Там какая-то тайна. Да и слухи.

Я не представляю крепость тайны, которую знают четверо. Школьники, учительница… Эти тайны долго не хранятся. А слухи… Любое уголовное дело обрастает всякой дрянью, как днище морского корабля. В молодости меня обвинили в том, что я посадил человека, чтобы сожительствовать с его женой.

Наконец меня толкнуло на деликатный вопрос.

- Юрий Валентинович, может быть я чем-то могу…

- Можешь, - не дал он кончить фразы - Возьмись за это дело.

- Но ведь дело не возбуждается?

- Именно. Вроде прокурорской проверки. Допрашивать под протокол нельзя. Беседовать, расспрашивать, общаться… Считай это общественной нагрузкой.

- Мне нагрузок государственных хватает. Восемь дел.

- Здесь ни сроков, ни торопливости… Прошу лишь разобраться. Ты же психолог!

Когда мальчишкой поступал на юридический факультет, в розовой дымке мне виделись банки, яхты, бриллианты, красавицы. И само собой, пистолеты, яды, наручники, схватки в пороховом дыму. На первом же месте происшествия я увидел полусгнивший труп, по которому ползали белые жирные личинки.

Преодолевать брезгливость я научился, но открылись другие трудности. Прокурор назвал меня психологом. Вот они и открылись - психологические трудности.

С какого края взяться за школьную историю? Сложность не в том, что нельзя допрашивать официально - составлять протокол, предупреждать об ответственности за дачу ложных показаний, - а в том, что школьникам, наверное, по тринадцать лет. В сущности, дети.

Ко мне заглянул капитан Палладьев. Светло-русый, и вообще, светлый парень. Куртка и душа нараспашку. К нему грязь работы не приставала. Я обрадовался, потому что он не просто заглянул, а был послан майором Леденцовым мне в помощь. По этому школьному делу.

- Игорь, как познакомиться с женщиной?

- С учительницей? - догадался он.

- Начинать надо с неё…

- А представиться следователем?

- Надо инкогнито.

Капитан задумался. Его светло-голубые глаза ещё больше посветлели. Чем он их моет?

- Сергей Георгиевич, пригласите её в кино.

- Тогда уж в ресторан.

- Или на какой-нибудь концерт.

- Или на дискотеку, - развил я это направление.

- Сергей Георгиевич, пригласите даму, например, в филармонию…

- Знакомую даму, Игорь. А я заявлюсь в школу и предложу ей пойти со мной на концерт?

Мы думали или шутили? Я шутил, капитан прикалывался.

- Сергей Георгиевич, я прикинусь водопроводчиком и войду в её квартиру…

- А я электриком?

- Нет, вы как бы мой помощник с трубой в руке.

- Игорь, а ты разбираешься?

- Кран поверну.

- Ну а я трубой помахаю.

- Ситуаций можно сочинить много: сверху заливает, пробки сгорели, газом пахнет…

- Игорь, а если дом поджечь? Якобы?

После этого разговора вся школьная история глянулась надуманной. Как только найдётся физик с машиной, мы только посмеёмся. Впрочем, любители телесериалов наверняка ухмыляются, потому что привыкли к серьёзным проблемам, где стреляют и бьют морды. А тут ни трупа, ни крови.

- Капитан, а что за школа?

- На хорошем счёту. С православным уклоном. В кабинете директора висит икона. Устраивают культпоходы в церковь.

- А коллектив?

- Дружный, женский. Мужчин только двое: физик да учитель физкультуры.

- Ну а литераторша?

- Тамара Леонидовна Ясницкая, женщина продвинутая.

- Куда?

- Так говорят…

- Переведи.

- Двадцать пять лет, не замужем, чуть ли не красавица, её ученики побеждают на всех литературных конкурсах…

Тогда начинать надо с неё, с продвинутой. А где? В прокуратуру не вызовешь, да может и не пойти без повестки. Я вспомнил, что числюсь соискателем в педагогическом институте, хотя до сих пор ничего не соискал. Начал писать диссертацию на тему «Поведение школьников в экстремальной ситуации». Разумеется, не написал, заваленный этими самыми экстремальными ситуациями. Возможно, я до сих пор не отчислен.

В прокурорских материалах были все адреса и телефоны. Когда Палладьев ушёл, я стал названивать. В школе мне сообщили, что она больна. Но я-то знал характер её болезни и набрал домашний номер:

- Здравствуйте, Тамара Леонидовна. Ваш телефон мне дали в школе. Я пожилой юрист и пишу диссертацию приблизительно на такую общую тему: «Проблемы нравственности и морали в современной литературе»…

- Ошиблись, - перебила она.

- Вы не Тамара Леонидовна?

- В современной литературе нет ни нравственности, ни морали.

Нет, я не ошибся. Чтобы охаять всю современную литературу, надо быть сильно обиженным на общество.

- Тамара Леонидовна, вот об этом я и хотел поговорить.

- Когда?

- В любое время.

- Где? В школу я не пойду.

В школу не пойдёт, в прокуратуру тоже, ко мне на квартиру тем более… В библиотеку пригласить? Там не поговоришь. На площадь под часы?

- Приходите ко мне, - неожиданно предложила она.

Я не мог понять, что в её квартире мне кажется необычным. Обилие книг? Но она учитель литературы. Тетради и папки? Конспектирует, проверяет. С мебелишкой скудно? Просто завалена теми же книгами.

Меня хозяйка усадила в свободное кресло, похожее на распахнутый книжный том.

- Вы юрист? - спросила она, видимо, постеснявшись потребовать документ.