Серж Фабр - Два полицейских. Дело о надувном матрасе

© Серж Фабр, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Этот детективный роман был написан во Франции летом-осенью 2014 года и прислан мне автором, с просьбой взять на себя заботы о его публикации, поскольку я живу в России и уже имею некоторый опыт общения с издательствами.

Немного об авторе: Сергей (Серж) Фабр, филолог, доктор наук. Долгие годы он вел курсы по русской и зарубежной литературе в нескольких вузах Москвы. Какое-то время назад он оставил работу, много путешествовал и, наконец, осел во Франции, на Лазурном берегу. Там он работает испытателем пляжного оборудования и вполне этим доволен.

Но, как известно, еще не родился такой профессор филологии, который бы, хоть раз в жизни, не написал детективный роман. Видимо, миссия профессора филологии без этого не может считаться выполненной, а судьба – воплощенной. Даже если профессор – в отставке.

Кстати, доказано, что ни один профессор филологии, даже в отставке, не способен написать женский любовный роман, будь он мужчиной или женщиной.

На мою долю выпала обязанность поучаствовать в воплощении чужой судьбы, что я с удовольствием делаю, рекомендуя Вам эту книгу. Мое участие в ее подготовке выразилось еще и в том, что я составил примечания к тем фрагментам текста, которые, из-за разности культур, могут быть непонятны усредненному читателю, окончившему, скажем, среднюю школу номер три в городе Ямки, Московской области. Я сам окончил эту школу. Я знаю.

7.15. Ницца. Улица Александр Мари 13. Арендованная квартира.

Первая запись в дневнике. Или в журнале? Пожалуй, что в журнале. Дневники пишут школьники, писатели и пожилые дамы, которым уже некому писать письма.

Журналы заполняют должностные лица.

Я, Шарль Секонда – должностное лицо. Су-лейтенант полиции. Слуга закона.

Полицейский должен быть педантом: все замечать, все отмечать, все исполнять. Журнал должен помочь мне в этом. Стать инструментом в работе. И этим он отличается от того дневника лицеиста, которой сейчас лежит где-то в родительском доме, рядом с детской ракеткой для тенниса и серебряной медалью в соревнованиях по плаванию на спине, в пластмассовой коробочке. И мама раз в полгода стирает с него пыль, не заглядывая внутрь.

Тот дневник был отражением подростковых мучений. Этот журнал будет свидетельством уверенных побед. Иначе и быть не может, после того разговора, что состоялся у меня с отцом этим летом. Следствием этого разговора стал мой перевод из полиции Марселя, сюда в Капдай.

Я так решил.

Нет (педантизм, су-лейтенант!), поскольку я снимаю жилье в Ницце (так дешевле), а работаю в Капдае, то сюда – это на Лазурный берег Франции, тянущийся от Канн на западе до самой Вентимильи на востоке. Впрочем, Вентимилья – то уже Италия. Лазурным берегом Франции она считаться не может. Пусть конечной точкой будет Рокбрюнн.

(Примечание. Точности изложения мне надо еще учиться.)

Кроме того, ведение журнала способствует развитию таких качеств, как аккуратность и наблюдательность. И подстёгивает мыслительный процесс. Не дает распуститься.

Ну и вообще.

Сегодня мой первый рабочий день на новом месте. Он начинается в восемь утра. И если мой старый «Пежо» не подведет, я буду в полицейском участке Капдая минут за пятнадцать (точность, точность, вот черта полицейского!).

Между прочим, лейтенант-колонель Симон Жубер, нынешний шеф полиции Капдая, как мне сказали, лет двадцать пять назад учился в школе Кане—Клюз,1 в то время как там преподавал мой отец, а потом служил в Марселе, под его началом. Что ж. Оно и к лучшему. Если я не могу показать отцу настоящего Шарля Секонду (мы с той беседы в июле, больше не встречаемся и не говорим), то Шарля увидит человек его поколения. Но еще несущий бремя полицейской службы и беспристрастный, как Минос2. Человек, который не станет утверждать, что все дело в моих капризах, а она – просто ангел, тихо летящий мимо. И что надо быть бестолковым идиотом, чтобы все так испортить.

(Примечание. Как же я не догадался спросить, много ли он видел толковых идиотов?)

От моего нового начальства я таких слов не услышу. Не потому что оно их не знает. А потому что перед бывшим сослуживцем отца предстанет су-лейтенант Шарль Секонда – педант и аккуратист.

Кстати о педантизме, мне 23 года, рост 193 сантиметра, вес 81 килограмм (если не обжираться по ночам, но теперь, когда я отказался от родительской помощи, это будет сложно) волосы темные, глаза карие нос прямой. Подбородок волевой. Мне кажется. Я начал службу в полицейском управлении Марселя и был на хорошем счету. А мой перевод в Капдай вызван исключительно личными причинами, объяснять которые на страницах этого журнала, считаю необязательным. Вот так! И подбородок чуть выше. И в зеркало не смотреть!

Кстати, о точности. Ели я прямо сейчас не брошу писать, то опоздаю на встречу с шефом. В первый же день.

07.56. Полицейский участок Капдая. Avenue du Trois Septembre 108.

Успел!

09.30. Полицейский участок Капдая.

Не могу сказать, что первая встреча с моим новым начальством прошла так, как запланировано. Во-первых, если честно, я ничего особо не планировал. Ну так, войду, представлюсь, скажу несколько слов, о том, как рад служить под его начальством. И меня отправят какому-нибудь офицеру, кто сможет быстро ввести в курс дела.

Из всего намеченного удалось только войти. А дальше началось воплощение, какого то адского плана. Лейтенант-колонель даже не дал мне представиться. Если честно, первые пят минут он мне не дал полного слова сказать.

– Вот и наш барон! – такова была его первая фраза.

(Проклятье! И здесь тоже!)

А дальше его уверенный хрипловатый баритон с оттенком бронхитного кашля, начал медленно и методично заполнять небольшой кабинет, буквально вдавливая меня в пол. Вот наш с ним диалог, если конечно можно назвать диалогом разговор поезда с жуком, переползающим через рельс.

– Добро пожаловать в Капдай, су-лейтенант!

– Спа…

– Весь в отца! Строен, подтянут, аккуратен. Вот мы с ним на снимке, специально принес из дома, думаю надо барону показать.

– Но я не…

– Барон, барон, мы отца твоего так в нашей школе дразнили. За глаза, конечно. Любя. Это ведь у вас в предках Шарль Луи де Секонда, барон де Монтескье значится? Вот.

Я старался рассмотреть снимок, которым мой начальник постукивал по столу. Это фото из тех, что делали в прошлом веке для выпускников всех учебных заведений. В центре снимка, окруженный курсантами в полицейских мундирах, стоит мой отец, молодой капитан, преподаватель школы, высокий, щеголеватый и стройный. Он и сейчас почти такой же, разве только посуше стал, да чуть сутулиться начал последний год. А рядом с ним, похоже, этот самый Симон Жубер, мой нынешний начальник. Его не так просто узнать. Здесь на снимке, он чуть ниже отца, но, так же как он, худощав и подтянут. За эти годы, оставаясь при своем росте (метр семьдесят пять, на глаз) он сильно добавил в талии и вырастил на лице (и шее) большое количество складочек. Как будто его лепили из глины, и скульптору было жаль убирать лишний материал. А разлапистые и слегка торчащие уши, надо полагать, были у него всегда. Теперь он выглядит как идеальное воплощение француза среднего возраста, какими они (мы) были в девятнадцатом веке. Ему бы усы как у Жоржа Дюруа,3 нет, лучше прямо как у Бальзака. Был бы чистый морж.

Вот влип! Это я про себя. Он не тольок учился у моего отца. Он его до сих пор чтит. Сейчас он напишет отцу, тот ему ответит, изложит, все, что по меня думает. И зачем я тогда переводился из Марселя?

Вот я так думаю, а сам пытаюсь протестовать. Дело в том, что мы не те Секонда. Или не совсем те. И никакого «де» у нас в фамилии уже лет сто…

– И даже, не пытайся, – гремит по-прежнему лейтенант-колонель (за дверями, наверное, думают: не успел на службу заступить, а его уже вовсю распекают). – Извини, не верю, зная твоего отца. Тебя как зовут? Не отвечай, сам скажу, я был на твоих крестинах. Шарль-Луи! А отца твоего – не отвечай – Луи Шарль. А деда? Вот! Кто кроме баронов, будет с маниакальным упрямством, из поколения в поколение, игнорировать все имена, кроме двух, и при том менять их местами? И ты своего сына назовешь Луи Шарль. Если уже не назвал.