Морис Ренар
Таинственные превращения
Мое самое большое желание — нравиться толпе.
Она одна живет и заставляет жить других.
Гете. «Фауст»
Два часа ночи.
На маленькой улице в квартале Ternes тихо и пустынно.
Из-за угла в полосу света выплыла элегантная фигура джентльмена: цилиндр, белое кашне, черный макфарлан, лакированные ботинки, руки в перчатках, конец трости занесен над плечом. «Аристократ» зашагал решительно и бодро, направляясь, как видно, к себе домой.
Теневая зона за фонарем, по-видимому, не внушала ему никаких опасений: он вступил в нее совершенно уверенно. Временами красной точкой загоралась папироса, но лица его разглядеть было нельзя.
— Позвольте прикурить! — раздалась в темноте классическая фраза.
«Аристократ» остановился.
— Отчаливай! — довольно миролюбиво отрезал он.
Прохожий нахально настаивал:
— Эй, выворачивай карман, без разговоров!
За неимением револьвера, да, впрочем, не представляя себе наперед, что из этого выйдет, джентльмен направил прямо в глаза мошеннику резкий свет карманного фонаря.
Тот вскрикнул от неожиданности.
А сам он, едва успев откинуться назад, чтобы не дать противнику размахнуться и сбросить на землю фонарь, быстро проговорил:
— Постой! Не делай глупостей! Спрячь нож, черт возьми!
Он повернул фонарь и осветил свое собственное лицо.
Мошенник с проклятием отшатнулся.
— Ага, голубчик, узнаёшь!..
Но «голубчик», не говоря ни слова, бросился бежать Он мчался с необыкновенной быстротой, почти бесшумно касаясь земли своими парусиновыми башмаками.
«Аристократ» погнался за ним; он тоже бежал с удивительной легкостью и кричал ему вслед вполголоса (если так можно выразиться):
— Постой! Постой же! Я никому не скажу! Клянусь! Остановись, черт возьми!.. Мне нужно с тобой поговорить!
Но апаш, не слушая его, бежал во всю прыть своих ног, движимый, очевидно, одним только желанием — как бы не попасться в руки…
Ему это удалось. Расстояние между ними становилось все больше, и «аристократ» уже отказался от бессмысленной погони.
— Это уж слишком! — прошептал он, вытирая пот с лица. — Погоди же, я разыщу тебя! Не так уж это трудно, черт возьми! Во что бы то ни стало нужно вмешаться в это дело! Я тебя вылечу!
Он повернулся и пошел в другую сторону; изумление не сходило с его лица, он чему-то улыбался и говорил вслух:
— Кто бы мог предположить такую странную вещь, черт возьми! Такую чудовищную вещь!.. Очутиться лицом к лицу с… Бандит! Нет, это ужасно! Я положу этому конец!.. Скажут, пожалуй, что я глуп; но, право же, это на меня произвело впечатление… Ну, голубчик мой, с завтрашнего дня…
Он пошел быстрее — было уже очень поздно, — и голос его потонул в тишине ночи.
II. Замужество, которое не всем нравится
Елизабет, графиня де Праз, сидела у своего письменного столика в стиле ампир и просматривала бюллетени денежных курсов. Мягко прозвенел звонок. Графиня сняла трубку с домашнего телефона.
С этого, собственно, момента и начинается наш рассказ.
* * *
— Это вы, тетя? — зазвучал в трубке молодой, свежий голосок.
— Да, дорогая детка.
Часы пробили восемь утра.
— Вы хорошо спали, тетя? Уже за работой?.. Можно с вами поговорить?
Молодая девушка сыпала слова с таким воодушевлением, что графиня почти слышала, как звонко раздается ее голос в комнате наверху.
— Поговорить со мной? — спросила мадам де Праз. — Ты хочешь, чтобы я поднялась к тебе?
— О, что вы, тетя! А вежливость на что? Я сама сейчас спущусь к вам!
Графиня де Праз озабоченно повесила трубку.
Это была маленькая высохшая женщина в черном платье, с поблекшими глазами, на которые создатель как будто пожалел краски. Ее тусклые белокурые волосы уже седели под напором пятого десятка и были зачесаны по моде ее юности. В профиле ее недоставало четкости. Самые верные портреты графини казались незаконченными, настолько в лице ее трудно было найти какое-нибудь определенное выражение.
Она облокотилась на крышку стола и задумалась. Ее бледные губы побелели еще сильнее от какой-то внутренней тревоги.
Вдруг за портьерой послышался шум; что-то глухо и стремительно скатилось сверху. Распахнулась дверь, и в комнату ворвалось чрезвычайно оживленное юное существо. На ногах девушки были шелковые домашние туфельки, и вся она была закутана в какой-то воздушный капот, напоминающий розовое облачко, и очаровательное дезабилье, пожалуй, слишком дамское для такого сияющего молодостью создания.
— Здравствуй, тетя, милая! — шумно налетела на нее девушка.
Она обхватила шею графини руками и, звучно целуя ее в увядшие щеки, чуть не задушила в своих объятиях тщедушную тетку.
— Что ты делаешь! Растрепала меня всю! — журила ее мадам де Праз.
— Пустяки, тетя! Это неважно!
Жильберта Лаваль склонила свою головку в каштановых кудрях на плечо тетки. Ее лицо сияло от радости.
Рядом с этим личиком лицо мадам де Праз было олицетворением уныния.
— Тетя! — взывала Жильберта. — Тетя! Тетя!
— Что такое? Ах, да перестань ты меня тормошить! Что с тобой случилось?
— Я счастлива, тетя! Я так счастлива!
— Да оставь же меня, чертенок!
— Нет!.. Не гляди на меня… Не гляди!
Пурпурные губки приблизились к бесцветному уху графини, и Жильберта вдруг прокричала в него зычным голосом:
— Я собираюсь выйти замуж! Вы дадите согласие, да?
Что это? Тетка как будто вздрогнула? Мадам де Праз задержала щеку девушки у своей щеки.
— Замуж? За кого?
На этот раз ей ответили шепотом:
— За Жана Морейля.
— Кто это? Я его не знаю.
— Знаете, тетя, знаете! Жан Морейль. Его вам представили у Пойяк… Тетя, что с вами?
Женщин вдруг разделила пропасть. У мадам де Праз было испуганное лицо. Жильберта глядела на нее смущенная, сбитая с толку.
— Ничего, детка… я взволнована, это вполне естественно…
Но Жильберта внезапно почувствовала холодок. Мадам де Праз сейчас же поняла это, подошла к племяннице и взяла ее за руку.
— Видишь ли, Жильберта, я люблю тебя так же, как если бы была твоей матерью… Я очень боюсь, не слишком ли ты легкомысленно решилась на такой шаг. Тебе только что исполнилось восемнадцать лет; ты еще совершенно не знаешь жизни. Уверена ли ты, что будешь счастлива с господином Морейлем?
Жильберта изменилась в лице, нахмурила брови. Заметив это, графиня ласково привлекла ее к себе и погладила по кудрявой мальчишеской головке.
— Ну, ладно, — сказала она. — Дай мне время познакомиться с этим молодым человеком, собрать о нем необходимые справки; и если он такой, как ты думаешь…
— О, за это я спокойна!
— Ну, ступай одевайся, детка! Мы еще поговорим о твоих планах… Ты не поцелуешь меня, Жильберта?..
Заметно раздосадованная девушка вяло коснулась губами лба графини и вышла из комнаты гораздо менее бойко, чем вошла.
* * *
Оставшись одна, графиня де Праз уже не сдерживала больше своей душевной тревоги, которая отразилась в ее мутных глазах. Несколько минут шагала она по комнате, сложив руки за спиной.
Царила тишина. Погруженная в свои горькие размышления, графиня машинально двигалась среди суровой обстановки своего кабинета, который служил этой деловой женщине чем-то вроде рабочей комнаты. Главным украшением его был внушительный несгораемый шкаф. Оригинальность этой комнаты заключалась в том, что все стенные ее украшения состояли из военных трофеев дикарей. Здесь были африканские щиты из кожи и древесной коры, копья, стрелы и ассегаи[1].
Графиня бросила на это варварское снаряжение задумчивый взгляд. Какие-то неприятные воспоминания заставили ее нахмуриться. Внезапно остановившись посреди комнаты, она сначала безнадежно махнула рукой, а потом, видимо, на что-то решилась.
— Посмотрим! — прошептала она.
Нажав кнопку, на которой было обозначено «граф», она сняла трубку.
— Алло! Лионель!..
Мадам де Праз говорила тихо, стараясь заглушить свой голос и прикрывая рукой отверстие трубки.
— Лионель!
Ей, наконец, ответили каким-то нечленораздельным ворчанием.
— Алло! Лионель…
— А? Что? Мама?
— Ты еще спишь?
— Вернее, еще не проснулся.
— Поздно вернулся?
— Не знаю, когда…
— Хорошо. Подожди меня.
Мадам де Праз осторожно отворила дверь, на цыпочках прошла через вестибюль и тихонько поднялась на верхний этаж.
* * *
Беспорядок в комнате сына свидетельствовал о его буйном возвращении. Фрак валялся на полу, цилиндр был напялен на часы, помятый белый жилет покоился на стуле в соседстве с лакированными ботинками, повсюду были разбросаны предметы, уличающие ночного гуляку.
