Марина Серова
Свет клином сошелся
Когда я выходила утром из дома, я даже не могла представить, что не захочу туда возвращаться. Я нарезала на своем «Мини-Купере» круги по городу, не зная не только куда мне податься, но и как вообще жить дальше. Все изменила одна случайная встреча. Несколько часов назад я столкнулась на улице с бывшим одноклассником Антоном Ярцевым. Вместо приветствия он одарил меня уничтожающим взглядом и уже хотел пройти мимо, но я остановила его, спросив:
— Антон, что-то случилось?
— С чего ты взяла?
— Мне показалось или у тебя ко мне какие-то претензии? — спросила я.
— Ну какие у меня могут быть претензии к бывшей однокласснице? Ты сама по себе, я сам по себе. — В словах Ярцева был явный вызов. — Кстати, как там твой дед поживает?
— Спасибо, все нормально.
— Нормально… Ну, конечно, что будет этому старому катале? — зло усмехнулся Антон, и, скосив глаза на пакеты у меня в руках, добавил: — Я смотрю, ты по магазинам бегала. Горячо любимый дедуля деньжат на шопинг подкинул? Ну-ну…
— Антон, что все это значит? — потребовала я объяснений.
— Ты действительно хочешь это знать? — Ярцев прищурился. — Я могу тебе кое-что рассказать. Только вряд ли тебе, Казакова, это понравится…
— Мне уже не нравится твое поведение, но я тебя выслушаю, потому что хочу знать, с чего это вдруг ты так ополчился на меня и Аришу.
— Аришу, — ядовито усмехнувшись, повторил он. — Уж больно неподходящую кличку ты придумала для своего деда.
— Это не кличка, — я еле сдержала себя от прилюдного проявления высшей степени своего негодования, — а уменьшительно-ласкательная производная от имени Аристарх.
— Вот-вот, — многозначительно кивнул Ярцев, — Аристарх… В этом-то все и дело.
— Все, Антон, мне надоели твои загадки! Либо ты прямо сейчас выкладываешь, какие у тебя претензии ко мне и к моему деду, либо я…
— Что — ты? — грубо оборвал меня однокашник.
— Буду считать тебя… жалким ничтожеством, который пытается компенсировать свои профессиональные неудачи необоснованными нападками на окружающих, — выпалила я, наплевав на всякую дипломатию.
— Это я-то жалкое ничтожество? — вскипел Ярцев и стал стрелять в меня словами, как патронами: — Интересно, а кто тогда ты, Казакова? Удачливым юристом тебя уж точно не назовешь. Согласись, светоч юриспруденции из тебя не вышел… Ах, да, ты мнишь себя этакой защитницей униженных и оскорбленных. Интересно, что ты будешь делать, когда узнаешь правду о своем обожаемом Арише, мисс Робин Гуд?
— Хватит сотрясать воздух пустыми словами! Если тебе есть что сказать по существу, говори! — потребовала я, едва сдержавшись от того, чтобы не дать Ярцеву пощечину.
— Ну не здесь же! — Антон просканировал взглядом окружающее пространство. — Пойдем вон в то кафе!
— Пойдем, — не раздумывая согласилась я и поспешила за своим однокашником, быстрой походкой направившимся к «Подсолнуху».
Для обеда было уже поздно, а для ужина — еще рано, поэтому посетителей в кафе не наблюдалось. Мы устроились за столиком у окна, сразу же заказали по чашке кофе и стали гипнотизировать друг друга взглядами. Я ждала от Антона немедленных объяснений, но он почему-то не спешил с ними, вероятно, обдумывая, с чего начать.
— Ну и?.. — поторопила я.
— Две недели назад повесился отец моей девушки, — глухо проговорил Антон.
— Прими мои соболезнования, — отозвалась я, еще не понимая, к чему он клонит.
— Он оставил предсмертную записку, из которой следует, что в петлю его подтолкнул… твой дед.
— Что?! — крикнула я, заставив оглянуться на наш столик двух официанток и бармена. Пришлось понизить тон: — Там что, так и было написано: «Казаков Аристарх Владиленович»?
— Почти, — подтвердил мой однокашник. — Только имя, а оно у твоего деда весьма редкое. Кроме того, мне удалось выяснить, что они, я имею в виду Никиного отца и твоего деда, пересекались, причем не единожды. Догадываешься, где?
К нам подошла официантка, поставила на стол две чашки эспрессо и поспешила сразу же удалиться, вероятно, почувствовав напряженность в наших отношениях.
— Допустим, Ариша был знаком с… этим, ну как его там?.. Ты, кажется, так и не назвал имя и фамилию человека, решившегося на суицид?
— Булатов Иван Иванович. — Ярцев сделал глоток кофе.
— Никогда не слышала от деда это имя. В круг его близких друзей он точно не входил, — заметила я, уверенная в том, что Антон ошибся со своими умозаключениями.
— Я допускаю, что ты никогда не слышала об этом человеке. Зачем старику рассказывать тебе о том, кого он хладнокровно обыграл до последней нитки? — Ярцев испытующе уставился на меня.
После этих слов моя уверенность в невиновности деда заметно поубавилась. Сколько я знала своего прародителя, он всегда играл в карты: и тогда, когда понятия «игорный бизнес» в нашей стране в принципе не было, и, разумеется, тогда, когда легально существовали казино, и даже теперь, когда на азартные игры был наложен строжайший запрет. Карты являлись для него не просто источником дохода, но и образом жизни. Теоретически то, о чем говорил Ярцев, могло быть правдой. Я слышала от деда, что иногда игроки кончали жизнь самоубийством, потому что не могли расплатиться с карточными долгами. Но я отказывалась верить, что мой Ариша вынудил кого-то пойти на столь крайние меры. Последние две недели дедуля вел себя, как обычно.
— Антон, мне кажется, ты заблуждаешься. Прежде чем делать такие заявления, надо было все досконально проверить.
— А я и проверил. Я был на улице Конева, в подпольном казино, которое посещал Иван Иваныч, и навел там кое-какие справки. Мне подтвердили, что Аристарх Казаков выиграл у Ивана Булатова очень крупную сумму. Потом записка… Надеюсь, ты понимаешь, что люди перед смертью не врут. Никин отец винил в своей смерти именно Аристарха… — Ярцев запнулся.
— Странно, а почему моего деда до сих пор не вызвали в полицию? — удивилась я.
— Могли бы, но я уговорил Нику, а она, в свою очередь, свою маму, Веру Николаевну, не показывать предсмертную записку следователю. Только благодарить меня за это не надо. Я вообще не собирался ничего тебе об этом рассказывать. Но ты, Полина, сама настояла на этом, так что пеняй теперь на себя. Тебе с этим жить дальше. Окажись на месте твоего деда посторонний человек, ты наверняка бросилась бы его наказывать. Но я уверен, ты ничего не предпримешь против своего Ариши, — Антон произнес имя моего деда с явным пренебрежением. Затем, скосив глаза на пакеты, стоящие на соседнем от меня стуле, добавил: — Уж не знаю, будешь ли ты теперь с удовольствием носить яркие тряпки, которые ты накупила на булатовские деньги, а Ника и ее мама не снимают траурных одежд.
— Антон, я… — Мне не удалось закончить свою фразу, потому что Ярцев меня перебил.
— Мы заявление в загс собирались подать, но Булатовым сейчас не до свадьбы. Собственно, это все, что я могу тебе сказать. — Ярцев допил кофе, небрежно бросил на стол сотку и вышел из кафе, не попрощавшись со мной.
Я была настолько ошарашена услышанным, что в упор не замечала нарисовавшуюся около меня официантку.
— Вы еще что-нибудь заказывать будете? — спросила она, наклонившись буквально к моему лицу.
— Нет, спасибо. — Я встала и пошла к выходу.
— Вещи! Вы забыли свои вещи! — крикнула мне вслед официантка. Я остановилась, оглянулась, но возвращаться за оставленными пакетами не спешила. Мысль о том, что сегодняшние покупки сделаны на деньги, которые мой дед выиграл у Булатова, ввела меня в ступор. Девушка взяла со стула пакеты и всучила мне их со словами: — Вот, возьмите, пожалуйста.
— Спасибо. — Я вышла на улицу и машинально побрела по улице в сторону центра.
Дойдя до перекрестка, я вдруг поняла, что отдаляюсь от своего «Мини-Купера», который стоял на парковке около торгового центра «Юпитер». Загорелся зеленый свет, пешеходы стали переходить дорогу, я же развернулась и побрела обратно. Дойдя до своей машины, я бросила пакеты в багажник, села за руль и поняла, что мне некуда ехать — возвращаться домой не хотелось. А если честно, то я даже боялась туда вернуться. Меня пугало, что дед подтвердит слова Ярцева.
Мне никогда не нравилось Аришино увлечение. Я не раз просила его бросить это занятие, но он даже не пытался давать мне пустые обещания. Дед упрямо говорил, что именно игральные карты, а не оловянные солдатики или деревянные лошадки, были его первыми игрушками, он не изменял им на протяжении всей своей жизни и даже просил похоронить его с новенькой колодой карт в кармане ритуального смокинга. Осознав, что переделать Аришу невозможно, я попыталась изменить свое отношение к его увлечению. В конце концов, дед играл не с детьми, у которых еще не окрепла психика, а со взрослыми вполне состоявшимися людьми, которые, садясь за стол, отдавали себе отчет в том, что могут проиграть, причем проиграть много, порой очень много. Я взяла за правило отдавать часть выигранных Аришей денег на благотворительность или тратила их на благое дело восстановления справедливости.
